Одинокий путник - Ольга Денисова

Через год монастырь сиял, как будто назавтра ожидался приезд самого епископа.

Но и это не все, чем порадовал новый Благочинный насельников обители: Дамиану позволили выступить на внешний уровень, и он виртуозно доказал архимандриту греховность князя Златояра, и потребовал в качестве епитимии – или добровольного искупления грехов – часть его земель в пользу монастыря. Златояру пришлось уступить одну их приграничных деревень. Сделал он это без особой охоты, но и не сильно переживая, потому что надеялся осенью собрать урожай как с нее, так и с некоторых монастырских угодий. И вот тут князю впервые пришлось столкнуться с «дружиной» Дамиана.

Этой победой он перетащил на свою сторону многих иеромонахов, и только Паисий, да еще несколько отцов, продолжали потихоньку роптать. Никто не понимал, чего добивается авва.

Воспоминания о колдуне иногда причиняли невыносимую боль, а иногда согревали и придавали сил, словно он протягивал невидимую руку и обнимал Лешека за плечо.

Когда стемнело – быстро и неожиданно – ветер проник на самое дно густого леса. Он еще не мешал идти, но уже швырял в лицо колючий мелкий снег: к ночи сильно подморозило. Над верхушками же деревьев бушевал настоящий шквал, и Лешек, который любил непогоду, в восхищении, смешанном с опаской, посматривал наверх. Лес ревел, раскачивался и трещал, ветер то тоненько скулил, то подвывал, а то свистел молодецким посвистом.

И только когда деревья расступились, открывая широкое пространство выжженной полосы, Лешек на себе испытал бешенную злобу бурана: тот как будто радовался, что может дотянуться до неприкрытой лесом земли и обрушил на нее всю свою силу. Снег летел с неба, снег поднимался снизу, вихрился, проносился мимо, вился вокруг ног преданным псом и хлестал по лицу оледенелой рукавицей. Лешека в первую минуту чуть не сбило с ног, и, хотя ветер дул ему в спину, дышать приходилось прикрывая рот руками.

Из-за густой снежной круговерти Лешек не сразу разглядел на краю леса серые приземистые тени, цепочкой крадущиеся сзади. Он почувствовал на себе их голодные взгляды: волков было семь. Видно, выходить на открытое пространство они пока опасались и изучали жертву издали. Лешек шел довольно быстро, волков же рыхлый снег не держал, они проваливались по брюхо, но не глубже. Долго изучать человека они не станут: как только убедятся в своем превосходстве, так сразу нападут. И рыхлый снег им не помеха.

Лешек перешел к противоположной стороне полосы, но пока волки за ним не последовали: ветер дул слишком сильно, и помешал бы им добраться до жертвы. Нет, они примерятся, обойдут его со всех сторон и кинутся только тогда, когда будут уверены в молниеносности свой атаки. Их семеро, и, хотя волки по природе довольно трусливые звери, напугать их будет сложно.

В лесу от них не спрячешься: лес – их стихия, их родной дом, там они и раздумывать не станут. Другое дело – открытая полоса, продуваемая ветром и просматривающаяся со всех сторон. Ветер уносит запахи, и глаза человека видят лучше, чем у волков, а темно зимой не бывает.

Лешек думал спокойно, трезво, без тени страха. И снова внутри натянулась струна, делая движения выверенными, точными, обостряя слух и зрение – так учил его колдун, которому ни разу не довелось увидеть, что Лешеку помогла его наука. Лешек поднял лицо – если бы не буран, волки бы давно напали на него, и открытая полоса не смогла бы их напугать.

– Спасибо, Охто, – на глаза навернулись слезы, и Лешек подумал, что ветер донесет его слова до колдуна: закружит вихрем, поднимет над землей и дотянет до самого неба.

Сломанный ветром сосновый сук хоть и был тяжеловат, мог бы стать превосходной дубиной, Лешек обломал мелкие ветви и его верхушку. Это не поможет: не настолько хорошо он владеет таким оружием, чтобы отбиться от семерых зверей. Но, может быть, это на время их отпугнет.

Сколько идти до охотничьей слободы, он не знал, но больше ни на что ему уповать не приходилось: либо он дойдет до жилья до того, как волки решатся на атаку, либо… не дойдет. Дедушка говорил – семь верст. Но это при условии, что он прямо от Никольской пойдет на восток. А Лешек не меньше версты шел вдоль реки. А двигался ли он на восток, или на северо-восток, или на юго-восток, оставалось загадкой: он ориентировался по направлению ветра.

Лишь в начале следующего лета колдун рискнул взять его с собой на торг, до этого Лешек ни разу не появлялся на людях. Он к тому времени вытянулся и поздоровел: руки у него стали крепче, ноги – быстрей, щеки горели румянцем, и матушка не могла нарадоваться, хотя и жалела его за худобу. Никто в монастыре не смог бы его узнать.

Село стояло на широкой реке Пель, там, где в нее впадала Узица, и жители его занимались в основном кожевенным промыслом и скотоводством. Поскольку каждую неделю, по субботам, в село приезжали крестьяне из окрестных деревень и других, более отдаленных мест, называлось оно Пельским торгом, но и колдун, и местный люд называли его просто «селом».

Торг поразил Лешка и напугал. Он никогда не видел ни такого большого села, ни такого количества людей. В раннем детстве мать, наверное, никогда не брала его с собой, если вообще бывала в таких местах. Больше всего он боялся потеряться, и крепко держался за руку колдуна – лошадей они оставили на входе.

Особенно Лешека удивило то, что среди людей женщин едва ли было меньше, чем мужчин. В монастыре женщины появлялись только с паломниками, и приютские мальчишки иногда бегали на них смотреть, из простого любопытства. Здесь же мальчики и девочки, помладше Лешека, крутились вместе, а девочки постарше уже держались от мальчишек особняком – невестились. Лешек глазел на них широко раскрыв глаза и рот, и колдун время от времени похихикивал:

– Рот закрой, хотя бы. Рано тебе на невест заглядываться. Вот усы вырастут, тогда смотри, сколько хочешь. Впрочем, к тому времени они сами на тебя глазеть начнут.

Мальчишки, которые стайками сновали по торгу туда-сюда, посматривали на Лешека сверху вниз, и он тушевался под их взглядами.

Колдун купил ему сапоги – красивые, красные, с острым носком, чуть загнутым вверх, и Лешек в восторге смотрел на ноги, надеясь, что это прибавит ему веса в глазах сверстников, но, похоже, их взгляды стали еще более презрительными. Колдун покупал всякую ерунду, хотя обычно с торга привозил тяжелые мешки с теми продуктами, которых не водилось в его хозяйстве. И беспрестанно предлагал Лешеку выбрать себе что-нибудь, но Лешека ничего не привлекало – ни сласти, ни безделушки его не интересовали. Он долго с тоской смотрел на деревянную лошадку, сделанную из настоящей лошадиной шкуры.