Одинокий путник - Ольга Денисова

Сначала Лешек, взобравшись на лошадь, с нетерпением ждал, когда же колдун разрешит ему слезть, но постепенно привык и начал получать от этого удовольствие. Иногда Лешек думал, что колдун нарочно над ним издевается, особенно когда Лешек падал, а колдун велел ему залезать на коня снова, да еще и посмеивался при этом, не оставляя ему возможности пожаловаться. А если, жалея себя, Лешек распускал нюни, колдун смеялся еще громче. Но однажды Лешек упал и разбился действительно сильно, и колдун так испугался, что на руках отнес его в дом. Только тогда Лешек понял, что колдун вовсе не издевается над ним, и переживает за его неудачи, и радуется его успехам, и учит преодолевать страх.

Во всяком случае, через год Лешек самозабвенно любил лошадей, ездил не хуже колдуна, и ничего не боялся.

Колдун всегда говорил с ним, как с равным, никогда не подбирал понятных слов, но неизменно отвечал на все вопросы, не считая их глупыми. Лешек вскоре заметил, что с матушкой колдун говорит совсем не так: гораздо проще и не так откровенно.

Приезжая в воскресенье из обители, он непременно пускался в пространные рассуждения о монастырской жизни.

– Дамиана сняли с должности Инспектора, – рассказывал он в середине сентября – до этого он ездил в монастырь, чтобы сообщить о смерти Лешека, – и наложили епитимию, довольно серьезную. Для него, конечно.

– За что? – удивился Лешек.

– Видишь ли, малыш… – лицо колдуна стало злым, и верхняя губа приподнялась не от брезгливости, а словно в оскале, – считай, что он тебя убил.

Лешек не задумывался о смерти, но после этих слов с ужасом понял, что если бы не колдун, то он бы давно был мертв.

– Так вот, установили ему годовой пост и велели трижды переписать Писание. Ну, посекли, конечно. Но ты за него не беспокойся, вместо Инспектора его поставили кастеляном, а на его место определили Леонтия. Больничный мне рассказал: Паисий как-то впал в религиозный экстаз, показывал на Дамиана пальцем и грозил ему огненной геенной за смерть мальчика, на что тот расхохотался и ответил: а я покаялся и авва мне этот грех отпустил. Говорят, три послушника за него Писание переписывают и очень в этом преуспевают. Насчет поста не знаю, он же кастелян и с кухней теперь на короткой ноге. А что ты надулся? И вроде как на меня?

– Паисий хороший, он добрый. А ты над ним смеешься, – честно признался Лешек.

– Паисий и хороший, и добрый, не отрицаю. Но глупый. Не сердись, ты можешь со мной не согласиться.

– Он – агнец. Он всегда говорил, что надо быть агнцем…

– Ты знаешь, что такое агнец? – спросил колдун, и Лешек покачал головой, – агнец – это баран. Как я могу относиться к людям, которые хотят быть баранами? Не расстраивайся. Знаешь, они все очень переживают из-за твоей смерти, очень. И больше всего из-за того, что ты умер без причастия. И все за тебя молятся, авва даже отслужил молебен за упокой твоей души. Представляю, как бесится сейчас твой злой бог из-за того, что ему не удалось заполучить такую чистую душу, – колдун усмехнулся.

– А Лытка? Как там Лытка?

– Не знаю, если честно. Я же не могу ходить по монастырю и расспрашивать. Что-то мне рассказывает Больничный, что-то – те, кого я лечу. Про Лытку никто в этот раз не рассказал, значит, с ним все в порядке.

Колдун и Лешека расспрашивал о монастырской жизни, и Лешек ему рассказал о том, как они с Лыткой подслушивали монахов в Ближнем скиту.

– Ну, Златояр – не то что бы князь, так, князек. И земли у него немного, вот и зарится на чужую. Я слышал, что архимандрит жаловался на него епископу, а епископ – посаднику, только толку от этого никакого. Где Златояр – и где посадник! Но и ваш авва не прост – помяни мое слово, он этого Златояра под себя подомнет лет через десять, раз надумал дружину при монастыре содержать. И Дамиан твой далеко пойдет, вот увидишь.

Лешеку очень нравилось слушать колдуна. Он говорил обо всех так просто, немного свысока, как будто они для него ровным счетом ничего не значили. Будто авва, князь, епископ – обычные люди, живущие по соседству, а не сильные мира сего. Впрочем, он и о богах говорил точно так же. И Лешек, внимая колдуну, сам чувствовал себя причастным к этой «большой» жизни.

Лето в тот год тянулось долго, до самого конца сентября, а зима наступила рано – в октябре выпал первый снег, да так и не растаял больше. В монастыре Лешек ненавидел зимы – темные, холодные и скучные. Но у колдуна и зима оказалась совершенно другой. Конечно, заставить солнце всходить раньше, а садиться – позже, колдун не умел, но он не жалел свечей, и в доме его всегда было светло. Дров он не жалел тоже, и большая печь с дымоходом согревала маленький дом так, что в нем все время было жарко.

Утром он выгонял Лешека на улицу голышом, заставлял его растираться снегом, а потом кутал в теплое одеяло и сажал к печке с кружкой горячего сладкого сбитня и булкой. И хотя вылезать из теплой постели и нырять в снег Лешеку не очень нравилось, но это сторицей окупалось утренними посиделками с колдуном.

На противоположном берегу реки колдун залил длинную крутую горку и привез с торга санки для Лешека. Но к концу зимы санки ему стали не нужны – он, как и колдун, научился кататься с горы и стоя на ногах, и на корточках, и лежа на пузе. А еще колдун одел его в пушистую легкую шубку, ушастый малахай, и справил ему теплые сапоги: в монастыре зимней одеждой мальчиков не баловали, поэтому по улице они передвигались только бегом.

Зимой колдун топил баню дважды в неделю, и баня эта тоже не имела ничего похожего на мытье в монастыре. Мальчики всегда мылись после монахов, в третий заход, и пара для них не оставалось, только теплая вода. Лешек считал мытье, особенно зимой, занятием очень неприятным – ему всегда было холодно.

В первый раз оказавшись в бане с колдуном, еще в сентябре, он в корне переменил точку зрения и думал даже, что колдун решил его, наконец, сварить и съесть, откормив до нужного размера. Лешек пытался вырваться и убежать, но колдун крепко держал его на полке среди густого раскаленного пара:

– Сиди, – мрачно говорил он, с удовольствием втягивая в себя горячий воздух, – я знаю, когда пора.

– Я щас умру… – пищал Лешек.

– Не умрешь.

И только когда все тело Лешека покраснело, как у вареного рака, и по нему побежали не капли – ручейки пота, колдун быстро сорвался с места, подхватил Лешека за руку, добежал до реки и швырнул его в воду, а потом и сам оказался рядом, хохоча и отплевываясь.

Лешек еле-еле отдышался, а колдун снова потащил его в баню, кинул на полок и схватился за березовый веник. Лешек так испугался, он настолько не ожидал от колдуна ничего подобного, и не знал, в чем провинился, и не успел собраться с силами, поэтому разревелся, как маленький, и закричал: