И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миркин, молодой человек нервического склада, вечно дрыгающий ногами, словно паучьими лапками, нарочно громко гоготал, размахивал руками и сыпал старославянскими идиомами и латынью, из которой знал наизусть лишь одну фразу «cogito ergo sum»; остальные познания его представляли бессмысленный набор звуков, который производил впечатление разве что на чересчур эксцентричных барышень. Местный полицмейстер дал ему такую характеристику: «Характера невыносимого, требует более того, на что имеет право претендовать»; затем дал по шее.
Заслуживает внимания также и девица по фамилии Зусман, чрезвычайно уверенная в себе хамоватая особа, активная революционерка, безбожница, бесстыдница и беспринципница. Она была поймана при подготовке тайной типографии в городе Вильно, приговорена к пяти годам ссылки в город Акмолинск, а после окончания положенного срока вышла замуж за русского революционера Барабанова и перебралась в Верный.
Врач-гинеколог Вишневский и его помощница акушерка Лернер, немолодые, многолетние тайные любовники, попались на контрабанде революционных изданий, и оба были сосланы поначалу в Восточную Сибирь. И срок-то им дали небольшой, всего два года, но случилось непредвиденное: они были пойманы на месте преступления, а именно прелюбодеяния, супругой Вишневского Маргаритой Иосифовной, которая не простила измены и донесла на благоверного, рассказав всю правду о том, что и в местах, весьма отдаленных, он продолжает свою пагубную для империи деятельность. Тогда влюбленным пришлось перекочевать в Казахстан.
Был и еще один крайне странный тип, древний старик – спившийся портной, облезлый бродяга, практически нищий, – который пользовался в кружке огромным, совершенно необъяснимым, на первый взгляд, почетом. Как только в дверях появлялся этот дурно пахнущий, вечно грязный и обязательно пьяный человек, еле передвигавшийся на кривых ногах, с всклоченной бородой и безумным взглядом, старшее поколение революционеров тотчас же преображалось и даже впадало в некий экстаз, будто в предвкушении какого-то невообразимого удовольствия. Пьяница же, прекрасно сознавая свою исключительность и, безусловно, гордясь ею, хорохорился и делал дамам комплименты интимного свойства.
Суть была вот в чем: звали этого человека Гирш Каган, и главная его заслуга состояла в том, что когда-то, будучи еще совсем молоденьким пареньком, он проходил действительную службу вместе с неким рядовым по имени Федор Достоевский, который впоследствии стал великим писателем, мировой знаменитостью, гордостью русской словесности. Каган был призван на службу в ряды кантонистов, но на сэкономленные деньги подкупил писаря, и тот устроил дело таким образом, что юношу, не достигшего еще положенного возраста, перевели на действительную службу в Семипалатинск, где как раз служил Достоевский. С будущим писателем Каган делил одни нары, укрывался одним одеялом и даже ходил в один нужник. Так и сдружились они: писатель-мыслитель-антисемит и еврей-православный-солдат. Они вместе коротали длинные, полные тягот и печали дни, вместе нуждались в деньгах, в пище, в теплой одежде и книгах; вместе терпели унижения начальства, выполняя тяжелую и грязную работу, когда приходилось выгружать баржи, набитые лесом, стоя по пояс в холодной воде, или рубить дрова в лютый мороз; вместе радовались, когда удавалось скопить немного денег и купить что-то из съестного: то пряник, то целую буханку хлеба. Пьяный Гирш, вытирая слюну и слезы, заходился в своих воспоминаниях, рыдая гнусавым голосом:
– Все-то другие говорят, доброго слова не услышишь: «Эй, кантонист, собачий сын, сучий потрох, иди сюда!» Обидно слышать такую грубость, – сопел он, – а он-то как, голосок сладенький, говорит мне: «Гиршенька, малек, поди сюда, сядь к самоварчику, я тебе кипяточку налью». Вот что значит человек настоящий! Не человек – человечище! – и отвратительный старик поднимал корявый, обросший бородавками палец. – А то Федор-то Михалыч за молочком сбегает, то амуницию нам вместе почистит и меня зовет: иди сюда, мол, Гиршенька, малек!..
Вот в таком обществе оказался молодой, неоперившийся Залман-Лева. Сюда же притащил он и соседского паренька Айдара, бывшего на несколько лет его старше.
– Счастье – это право и объективная цель жизни человека, – провозглашал Духов завороженным слушателям своим глубоким, красивым голосом, так контрастирующим с безобразной внешностью.
Воодушевленные революционеры старательно конспектировали слова лектора.
– Извините! – вскрикнула Фридочка тоненьким голоском, которому пыталась придать искушенную порочность. – Записать не успела. Какие такие опоры?
– Социальные и моральные, – сурово ответил Духов, потрясая уродливой рукой, – попрошу не перебивать, гражданка Зусман. Итак, продолжим. Поэтому наша задача – разрушение государственной машины, уничтожение ее.
Чем заменить ее? На этот вопрос еще в 1847 году наш дорогой учитель давал ответ совершенно абстрактный: «заменить организацией пролетариата в господствующий класс». Но мы идем дальше, мы не утописты. Мы совершенно реально смотрим на сложившуюся обстановку. Мы понимаем, что сразу же уничтожить класс чиновничества невозможно. Но свести чиновника к простому рабочему, отменить все денежные и иные привилегии, поставить над каждым надсмотрщика, ввести строжайшую дисциплину – вот наша пролетарская задача, вот с чего можно и должно начать при совершении пролетарской революции. При таком порядке всякое чиновничество отомрет само собой, а упростившиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, станут затем привычкой и отпадут, наконец, как особые функции особого слоя людей.
– Пардонэ муа, – встрял Миркин, – а правда ли это, что товарищ Маркс был евреем?
В комнатушке повисла тишина.
– Отрицать не буду, – сказал Духов, – наш учитель происходил из семьи еврейской национальности. Но родители его отреклись от этой гнусной веры. И вам, товарищ Миркин, советую.
– Да уж извольте, – согласился Миркин, – и все же. Были ли у него, так сказать, конкретные принципы решения еврейского вопроса? Ad hoc то есть.
– По некоторым вопросам Маркс дал нам совершенно четкие указания. Что касается еврейства, то Маркс считал, что истинная национальность еврея – барышничество и казнокрадство. Поэтому согласно его учению, чтобы избавиться от еврейства как нации, необходимо избавиться от денег и всяческих экономических отношений. Тогда потребность в еврействе отпадет за ненадобностью, оно не сможет более выступать посредником в денежных связях. Я ясно выражаюсь?