Рождественский незнакомец - Ричард Пол Эванс

Служащий распечатал еще один талон, прицепил бирку на сумку Эндрю и так же поставил ее на ленту.

– Ваш посадочный талон, Señora. – Он протянул мне билет вместе с паспортом. – Пройдите к выходу номер двенадцать. – Потом обратился к Эндрю и проделал то же самое. – Ваш паспорт, Señor. Выход номер семнадцать.

– У нас разные выходы? – Недоумевая, я смотрела на Эндрю.

– Прости. Забыл сказать, что лечу сразу в Денвер. Только так я мог побыть здесь подольше. Завтра утром нужно быть в Денвере.

– Чтобы навестить семью, – закончила я за него.

Он как-то странно посмотрел на меня.

– Я же говорил, что каждую субботу езжу в Денвер.

Мне стало еще страшнее. На глаза навернулись слезы. Я развернулась и направилась в сторону охранника. Эндрю бросился за мной.

– Мэгги? – Он схватил меня за руку, потом обогнал и преградил путь. – Что случилось?

Я взглянула на него, силясь сохранить самообладание.

– Почему ты мне не сказал?

– Прости. Просто забыл. Это какая-то глупая ошибка, честно.

Честно. Я вдруг всей душой возненавидела это слово. Эндрю не сводил с меня обеспокоенного взгляда.

– Не понимаю. Что так сильно тебя расстроило?

– Не люблю секреты.

Эндрю насупился.

– Никакого секрета, Мэгги. Просто забыл сказать. Думаешь, я что-то от тебя скрываю?

Я глубоко вздохнула, пытаясь подавить в себе ненужные эмоции. Потом посмотрела на него.

– Прости. Я просто перенервничала. Нелегко возвращаться домой.

– Понимаю, – сказал он и взял меня за руку. – Нам лучше поторопиться, иначе опоздаем.

Мы прошли предполетный досмотр, который несмотря на ВИП-регистрацию занял почти полчаса. Я старалась вести себя спокойно, но страх внутри бурлил как горный поток. Ну почему мне не удается с ним справиться?

Когда мы оказались у моего выхода, Эндрю заметил:

– Похоже, посадка уже началась. – Затем медленно выдохнул. – Послушай, Мэгги, мне, правда, очень жаль, что я тебе не сказал. Просто не подумал, а зря. – Он достал кошелек. – Тебе надо будет как-то добираться из аэропорта до дома, – и протянул сто долларов, – на «убер».

– Мне не нужны деньги, – возразила я. – Доеду как-нибудь.

– Мэгги, пожалуйста.

Я подняла на него глаза, больше не в силах сдерживать вопрос, прочно засевший в голове.

– Чей это кондо?

Он беспомощно посмотрел на меня.

– Почему ты спрашиваешь?

– Счет за электричество был на твое имя.

Вопрос явно застал его врасплох

– Из-за этого ты расстроилась?

– Не люблю секреты, – повторила я.

Секунду он не сводил с меня глаз, а потом сказал:

– Я тоже не люблю. – Эндрю глубоко вздохнул. – Тебе лучше пройти на посадку, – и несмотря на испорченное настроение, поцеловал меня в щеку. – Не забывай, что я люблю тебя.

– Знаю, – тихо пролепетала я.

– Надеюсь на это.

Я ничего не ответила. Он медленно выдохнул.

– Позвони, когда доберешься до дома, хочу знать, что все хорошо, – развернулся и пошел прочь. Я стояла, смотрела, как он растворяется в человеческом потоке, а по щекам текли слезы. Эндрю лучшее, что произошло со мной за последние годы. Может, даже за всю жизнь. А я понятия не имею, кто он такой.

Весь полет я была сама не своя. Временами не могла сдержать слез. После того как разревелась во второй раз, пожилой мексиканец, сидящий рядом, поинтересовался, все ли у меня в порядке. «Не беспокойтесь», – сказала я и тут же снова зарыдала. Он подозвал стюардессу и попросил ее принести чистые салфетки.

Я хотела было написать Карине, чтобы та забрала меня из аэропорта, но представив, что придется объяснять ей свое эмоциональное состояние, отказалась от этой идеи. Да и разве я могла жаловаться. Эндрю так много сделал для меня. Чувствовала себя неблагодарной. И все же, как бы чудесно не было в Кабо, где-то в глубине души раскаивалась, что согласилась на поездку. Сейчас просто хотелось поскорее добраться до дома, закрыть все двери и уснуть до самой весны.

В четыре часа дня я уже ехала по своему району. Город казался настоящей Антарктидой. «Убер» вез меня по длинным снежным коридорам, с обеих сторон дороги возвышались насыпи в пять футов высотой, оставленные снегоуборочными машинами. Оказавшись наконец дома, я бросила сумку на кухне и, не раздеваясь, пошла прямо в кровать.

Глава тридцать первая

Что я делаю: защищаюсь или врежу себе? Честно, не знаю. Кажется, я ничего уже больше не знаю, особенно, сколько еще смогу все это терпеть.

Дневник Мэгги Уолтер

Я проспала пару часов, потом долго ворочалась, почти до полуночи, наконец, встала, выпила две таблетки амбиена[89] и бокал вина. Проснулась только к полудню.

Голова раскалывалась. Я взглянула на часы и вылезла из постели. Подошла к окну, открыла шторы. На улице все было серое, за плотной завесой облаков горело бледно-оранжевое солнце.

Казалось, у меня эмоциональное похмелье. В свете нового дня чувствовала себя какой-то чокнутой теткой – будто ПТСР[90], вызванное Клайвом, оставило на сердце маленькие фугасные мины, которые только и ждали, чтобы их кто-то взорвал. К сожалению, этим кем-то оказался Эндрю. Почему я так разозлилась из-за того, что он летит в Денвер? Почему обвиняю его в скрытности, ведь он уже говорил, что каждую неделю летает в Денвер? И почему такая ерунда как счет за электричество вывела меня из себя? Да найдется с десяток убедительных объяснений. Это как минимум. Почему бы просто не быть чуточку снисходительнее?

Совсем забыла вчера позвонить Эндрю и сказать, что доехала. Телефон был отключен с самого Кабо. Я снова включила его в надежде увидеть заветное сообщение. Хотя после всей той драмы, которую я устроила, на это можно было не надеяться.

Телефон тут же запищал, извещая о новой голосовой почте и эсэмэсках. Только Карина оставила три голосовых и шесть текстовых сообщений. Еще два голосовых было от Клайва. Только потом я увидела, что поздней ночью писал Эндрю. Я тут же прочитала:

ЭНДРЮ

Надеюсь, ты дома, цела и невредима.

Еще раз спасибо за прекрасно проведенное время.

Надеюсь, ты простишь меня за то, что я не сказал про Денвер. Вернусь около шести.

Не хочешь встретиться?

Я с облегчением выдохнула. И набрала ответ.

МЭГГИ

Прости, я просто расстроилась. Да, не могу дождаться, когда мы увидимся. Надеюсь, ТЫ простишь меня. С любовью, я.

Я испытывала одновременно и облегчение, и стыд. Облегчение от того, что он меня не бросил, а стыд за то,