Сорняк - Кармело Сардо

– Пойду куплю что-нибудь поесть. Что вы с Сальваторе хотите на обед?

– Даже не знаю… У меня есть с собой кое-какая еда…

– Ладно уж, не скромничайте. Сейчас съедим по бутерброду, а вечером, пока будем ждать пересадку на следующий поезд, купим что-нибудь горячее. Годится?

– Так значит, вы хотите составить нам компанию?

– Да, если не возражаете. Ты не против, Сальваторе?

– Согласен! – закричал ребенок, подпрыгнув на сиденье.

Мы добрались до Рима, я помог Анджеле с сынишкой сойти с поезда. Я отнес их тяжелый чемодан в камеру хранения – под слабые протесты Анджелы, и купил себе в магазине одежды два спортивных костюма, куртку, ботинки, набор туалетных принадлежностей и большую дорожную сумку. Для Сальваторе я купил футбольный мяч – приметив мяч на витрине, мальчик уже не сводил с него глаз, – и кепку с эмблемой его любимой футбольной команды. Анджела наотрез отказывалась принимать подарки. Но я все равно купил втихаря шелковый платок, которым она любовалась, пока я примерял спортивные костюмы, и незаметно сунул его себе в сумку.

Мы успели проголодаться, и отправились в ресторан. Прежде чем сесть за стол, Анджела с ребенком зашли в туалет. Когда они вернулись, я заметил, что Анджела аккуратно причесала и распустила волосы, слегка припудрилась и тронула губы помадой. Так я и думал: ей стоило лишь немного привести себя в порядок, чтобы ее красота проявилась. Цветочек нуждался в нескольких каплях воды. Наши взгляды встретились, и они были весьма красноречивы.

Времени у нас в запасе оставалось достаточно. Поезд отправлялся в полночь.

Сальваторе твердил, что хочет мороженое, и Анджела долго, но мягко убеждала его съесть сначала пасту. Мы с ней заказали спагетти с помидорами и куриное филе с жареной картошкой. Затем я извлек из своей сумки шелковый платок:

– Смотри-ка, продавец нечаянно положил этот платок в мою сумку. Что мне с ним делать? Не хочешь взять его себе?

Она покраснела, как девочка.

Я развернул платок и набросил Анджеле на голову, затем потянул за концы и спустил ей на плечи. Она начала щупать ткань с видимым удовольствием и в крайнем смущении.

После ужина и мороженого Сальваторе изъявил новое желание:

– Ты купишь мне мотоцикл?

– Конечно, – ответил я. – Только сначала подрасти.

Он загнул пальчики и стал задумчиво вести расчеты.

Мы с Анджелой рассмеялись.

В кассе я поменял свой билет первого класса на второй, чтобы ехать вместе с ними. Мне хотелось бы взять спальные места, но я боялся, что Анджела неправильно меня поймет.

Мы сели в поезд: я нес на руках спящего Сальваторе и свою сумку. Анджела тащила чемодан. Мы были знакомы всего один день, но вели себя так, словно знали друг друга всю жизнь. Я уложил мальчика спать, пока Анджела курила в коридоре, выдыхая дым в приоткрытое окно. Выкурив свою сигарету, она все продолжала стоять у окна. Она стояла ко мне спиной, но я видел отражение ее лица в стекле. Я подошел к ней. Она не повернула головы.

– Что случилось? – спросил я.

– Ничего…

Я положил подбородок ей на плечо. Она не шелохнулась.

– Я замужняя женщина, Микеле, и очень люблю своего мужа, – сказала Анджела, не отстраняясь от меня.

– Сейчас в тебе говорит разум, – возразил я. – Но мы состоим не только из разума.

– Я должна уважать своего мужа. Мой разум говорит, что я совершаю ошибку, но я все равно тебя хочу…

Я развернул ее к себе и начал медленно целовать, мы уступили нашей страсти. Мы вынуждены были заниматься любовью стоя, в темноте, в коридоре поезда, следя за тем, как бы не проснулся малыш, и никто не заметил нас. Затем, еще раз войдя в нее, я подхватил на руки Анджелу и отнес в туалет.

Эта женщина, счастливая с виду, верная жена и мать была в ту ночь ненасытна, принимая мои ласки.

Потом я долго говорил с ней, пытаясь понять причины ее измены мужу. Мы понимали, что никогда больше не увидимся. Вот поэтому, подумал я, мы и вели себя так искренне, без всякого притворства и фальши. Анджела в очередной раз повторила мне, что любит мужа, обожает детей и, как тигрица, готова защищать свою семью. Незадолго до прибытия в Мюнхен, где она сходила с поезда, Анджела спросила меня:

– Микеле – твое настоящее имя?

– Нет!

– Это тебя искала полиция?

Я не ответил.

– Вот мой номер телефона. Если вдруг тебе понадобится что-то, можешь положиться…

Я взял протянутый ею клочок бумаги.

Она продолжила:

– Мой отец умер в тюрьме двадцать лет назад. Несколько лет спустя убили моего брата. Я вышла замуж только потому, что мой супруг далек от преступных кругов, и теперь живу в стране, которую не люблю, с человеком, которого не люблю. Зато муж любит меня и всегда уважал меня как женщину и как жену. Но разве это жизнь, Микеле, когда нет страсти? И вот я спрашиваю себя, а был ли мой выбор правильным? Дети – Сальваторе и Элениа – моя единственная отрада. Хорошо бы ты познакомился с ними обоими когда-нибудь. Если бы жизнь можно было повернуть вспять, я осталась бы в той стране, которую люблю, и с мужчиной, которого люблю…

Я нежно поцеловал ее в лоб.

– Ты сделала правильный выбор. Борьба не всегда имеет смысл. Иногда мы вынуждены делать выбор в пользу того, к чему не лежит душа. Возможно, сейчас ты недовольна выпавшей тебе долей, но, поверь, если бы ты осталась на Сицилии, ты была бы несчастна. Мафия лишила бы тебя любимого человека и детей. Когда беды подступают со всех сторон, иногда единственный выход – разорвать порочный круг и выйти из него. Когда-нибудь ты поймешь, что подарила своим детям достойное будущее, и они оценят твой выбор, ведь они растут в благополучной стране, в Германии.

– А тебе удалось разорвать порочный круг?

– Если бы я только мог, – ответил я, и мой голос дрогнул. – Иногда мы не в силах сделать это. Вернее, разорвать этот круг можно, лишь находясь внутри него. Необходимо прорвать его изнутри.

– То есть?

– Это длинная история.

На перроне Анджелу встречал ее муж Марио, с цветами и держа за руку дочку. У Анджелы выступили слезы на глазах, когда Сальваторе закричал: “Папа! Папа!”

– Видишь, Анджела? Это настоящая радость, так что заботься о своей семье.

Муж помог Анджеле сойти с поезда, в то время как мальчик рассказывал отцу, что я пообещал купить ему мотоцикл.

– Что?

– Потом объясню, – сказала Анджела, взяв мужа под руку.

Марио поблагодарил меня за заботу, а Анджела сказала:

– Пожалуйста, Микеле, не потеряй мой номер. А если окажешься в Мюнхене, заходи нас проведать.

Муж взглянул на нее с подозрением, но Анджела держалась спокойно и уверенно, не пряча глаз. Она не стала скрывать нашей дружбы.

Я сел в вагон и продолжил путь, размышляя об этом знакомстве и рассматривая записку с номером телефона. “Достаточно выкинуть этот клочок бумаги, Антонио, и Анджелы как будто бы и не было в твоей жизни”.

Но после минутного колебания я решил сохранить листок. Складывая его, я увидел, что на оборотной стороне что-то написано.

“Я бы осталась на Сицилии, если бы успела познакомиться с тобой. Никогда тебя не забуду. Анджела”.

Я откинул спинку кресла и проспал почти до Гамбурга. За окном вслед за моими мыслями тянулись бесконечные зеленые поля.

“Как ты хороша ты, Германия. Как строга твоя природа, как широки твои равнины. Да, любимая моя Германия, ты сделала меня счастливым человеком. Благодаря тебе я узнал, что такое свобода и демократия”.

Между креслами застряла маленькая резиновая игрушка Сальваторе. Я улыбнулся и уснул.

Мне не довелось встретить Анджелу снова. Но воспоминание о той страстной ночи часто встает перед моими глазами здесь, в тюрьме, долгими вечерами. Теперь я понимаю многие вещи, которые ускользали от меня раньше. Но все равно есть вопросы, на которые я не сумел найти ответов, и это не дает мне покоя.

Например, я хотел бы понять, какова она – настоящая Анджела: та, что предала мужа, или та, которая любит свою семью? Та, что провела ночь с едва знакомым мужчиной, или та, которая спокойно возвращается к супругу?

Нет, я никогда не смеялся над людскими слабостями. Я не застрахован от тех осечек и промахов, которые совершают другие. Один немецкий философ сказал, что человек – животное лживое, неискреннее и двуличное. Не знаю, прав ли он, однако за прожитые годы я убедился, что часто мы не в состоянии обуздать свои инстинкты. Поступок Анджелы может повторить любая женщина: это заложено в нас природой, нравится нам это или нет. Смеяться над чужими ошибками – последнее дело. Лучше посмеяться над самим собой. Это облегчило бы жизненное бремя.

Вспоминаю всех этих стариков, что толклись в баре в моем городишке. С детских лет слушал я их беседы. Они поднимали на смех каждую проходившую мимо женщину. Чужие жены, сестры и племянницы казались им блудливыми. Только их жены были святыми. Все наши старые “мудрецы” видели похоть и измену даже там, где этого совсем не было.