Вторая любовь - Джудит Гулд

— Эй! — Мужчина протянул руку и притянул девушку к себе. — Когда это твой старик морочил тебе голову? — Его белые зубы блеснули словно рекламные огни.

Эмбер покачала головой, ее левая рука томно обвилась вокруг его шеи, правая медленно поползла вниз по упругому мускулистому телу к мошонке. Ее пальцы мягко обхватили основание члена. Она чувствовала, как тот трепещет и поднимается под ее прикосновениями.

— Расскажи мне о ней, — тихонько попросила Эмбер. — Все, что знаешь.

Парень рассмеялся.

— Пока я знаю маловато, только то, что деньжищи лезут у нее из ушей.

Эмбер нахмурилась.

— Как сыграем? Как всегда?

— Черт возьми, нет! На этот раз пробег будет длинным. Если мы правильно разыграем наши карты, мы сможем доить ее годами. — Он крепче обнял Эмбер. — Мы будем устроены на всю жизнь.

Девушка потерлась соском о его лицо.

— И ты знаешь, как ее зовут?

— Ага. Порылся в бумажнике, пока дамочка зашла в сортир.

— И кто это?

— Глория Уинслоу, — ответил Кристос Зззионопулос.

17

С высоты в двенадцать тысяч футов командир группы спасателей Чак Ренфрью впервые увидел крутой склон, где далеко внизу, под толстым слоем снега лежал «лирджет». Место казалось обманчиво безопасным, едва ли опаснее тех склонов для опытных лыжников в Сноумэсс, где он регулярно катался.

Теперь, поглядывая на два вертикальных выступа — в две и три сотни футов, — разделяющих склон как гигантские скалистые ступени, со свисающими словно нитки страховочными тросами его команды, он испытывал искреннее уважение к этому непростому месту. Кроме неожиданных обвалов, хорошенькие семьдесят дюймов снега покрывали 130-градусный склон, то есть тысячи тонн потенциальных лавин, которые только того и ждут, чтобы устремиться вниз, уничтожая все на своем пути.

И менее, чем в футе от того места, где неустойчиво расположился самолет, вниз ныряла пропасть глубиной еще в тысячу футов.

В самом лучшем случав, местечко просто опасное.

А тут еще ветер.

Налетая порывами со скоростью в 30–40 миль в час, он пронзительно визжал и завывал, хлопая оранжевыми куртками его подчиненных, пока они смотрели на плоды своих трудов. Соревнуясь со временем, спасатели сумели прорыть снег вокруг обломков потерпевшего аварию самолета до наступления темноты.

То, что они увидели, ничего хорошего не предвещало.

Фюзеляж «лирджета» лежал на боку, словно раненая черная птица со сломанным крылом, беспомощно устремленным в небо.

Носовая часть и кабина пилотов сморщились в гармошку от удара. Пассажирский салон, выглядевший как обгорелая круглая железная банка, пьяно завалился на бок, его обуглившаяся, покрытая волдырями поверхность напоминала пищу, приготовленную на походном костре прямо в жестянке. Эту картину Чак Ренфрью отчаянно, но безуспешно пытался отогнать.

Он сделал несколько глубоких вдохов. Увидев приоткрытую дверь салона в том самом месте, что стало теперь крышей, спасатель дрогнул перед предстоящей ему отвратительной работой. Просто Чак очень хорошо знал, что за этим скрывается.

Ренфрью оглянулся. Возвышающиеся вокруг горы потемнели и стали казаться ближе. Солнце начало свой путь вниз, окрашивая снег в розовый цвет.

Он закинул голову и взглянул на сияющую синюю вечность неба.

Огонь. Но взрыва не было. Странно, что…

— Сэр!

Ренфрью вздрогнул и посмотрел на говорящего.

Перед ним стоял Клигфилд, новичок и самый молодой член его группы, страстно желающий доказать, на что он способен, и завоевать расположение остальных, словно эта страшная трагедия являлась каким-то уродливым ритуалом посвящения.

— Мы открыли его, сэр.

— Да-да, — с раздражением ответил Ренфрью и подумал: «Что ж, хватит медлить. Пора начинать…»

Чак, тяжело ступая, подошел к самолету, наклонился вперед и всем телом распластался на фюзеляже. Протянул руки вверх. Схватился за нижний край горизонтальной дверцы обеими одетыми в перчатки руками и подтянулся. Потом перекинул ноги и, осторожно нащупывая ботинком дорогу, спустился в салон, словно через откидной люк.

Чак отпустил руки и полетел вниз. Он приземлился на согнутые ноги, спружинивая удар.

Кругом чернота, все покрыто сажей. Иллюминаторы потемнели от дыма и пламени, дневной свет едва проникает сквозь мрак. Воздух, едкий от дыма и запаха горючего, обжег ему легкие. Глаза начали слезиться.

После завывающего снаружи ветра тишина казалась неземной. Почти как в могиле.

Чак вдруг почувствовал, как его трясет. По опыту он знал, что катастрофы всегда скрывают неведомые ужасы. Оставался один вопрос: какой кошмар поджидает его здесь.

— Скоро увидим, — мрачно бормотнул Ренфрью, отстегивая фонарь от матерчатого пояса и зажигая его. Мощным лучом он посветил вокруг и отпрянул.

— О, Господи! — прошептал он, закрывая глаза. — Ох, Господи Иисусе…

Спасатель обхватил руками голову и замотал ею, словно отгоняя увиденное.

Но это не помогло. Что видел, то видел.

Сколько ни закрывай глаза, это не поможет справиться с подобным. Ничто не сможет изгнать ужас из его памяти. Даже сейчас жуткое видение плавало перед его закрытыми глазами, гарантируя ему ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь.

Пассажир — скорее то, что когда-то было пассажиром, — расплавился в кресле, плотно прикрученном к полу, ставшему теперь правой стеной. Застывший в положении сидя. Без волос, лишившийся плоти и сексуальной принадлежности. Ставший скелетом и обуглившийся. Изуродованный сначала огнем, а потом морозом. Больше не человек, но все-таки… создание. Нечто, что придумывают в Голливуде для фильма ужасов.

А лицо! Боже, лицо! Гротескное и покрытое инеем.

Смотрят пустые глазницы… Рот свела уродливая улыбка.

«Я видел ад, — подумал Чак. — Это ад… ад… ад…»

Содержимое желудка забурлило, от запаха горючего и дыма его затошнило.

«Надо продолжать двигаться, — велел он себе. — Чем скорее я с этим покончу, тем лучше».

Ренфрью успокаивал себя, стараясь сконцентрироваться и перечисляя то, что еще требовалось сделать.

Скоро стемнеет… Надо, чтобы ребята разбили лагерь здесь на плите… С рассветом начнем доставать тела… Надо поискать «черный ящик». Но прежде всего…

В плане полета числились один пассажир и два члена экипажа.

Сначала надо отыскать первого и второго пилота.

А потом сообщить по радио о своих находках…

Солнце ушло с небосклона, и ночь становилась пурпурной от то ныряющих, то взбирающихся вверх сигнальных огней на темном, укрытом снегом склоне, ведущем к дому. Дороти-Энн смотрела сквозь стеклянную стену на приближающуюся машину и думала: «Если бы новости были хорошими, они бы позвонили. Лично сообщают только плохие вести».

Женщина сидела, гордо выпрямившись, сложив руки на коленях. Невероятно, но дышала она спокойно. Теперь, когда этот момент подошел, она оставалась удивительно спокойной. Было что-то странное в предсказуемости того, что должно произойти.

Остальные тоже это чувствовали.

Венеция встала с дивана и подошла к ней. Фред, Лиз и Зак спокойно собрались позади нее охранительным полукругом примкнувших друг к другу голов. Даже няня Флорри, только что клевавшая носом, внезапно проснулась, мгновение выглядела какой-то взъерошенной, потом встала и заняла место позади детей, словно наседка, охраняющая свой выводок.

Все молчали. Говорить не было нужды.

Казалось, машине потребуется целая вечность, чтобы вскарабкаться вверх по холму. Для Дороти-Энн все выглядело так, словно она смотрит снятую замедленной съемкой ленту. Она понимала, что видит и слышит все очень четко, до жестокости ясно. В камине горел огонь. Он ревел, трещал и бушевал, окрашивая все изменчивым красным и желтым золотом. Порывы ветра ударяли в стеклянную стену, заставляя дрожать стекла. Наконец огни исчезли за углом дома…

Теперь уже скоро…

Хлопнула дверца машины.

Очень скоро.

Прозвенел звонок у двери, прозвучавший для Дороти-Энн погребальным колоколом.

Она услышала, как громко простучали по граниту и затихли каблуки миссис Планкетт. Со свистом по очереди вздохнули две пары вакуумных дверей у входа. Распахнулись и закрылись. Потоки теплого воздуха донесли звук негромких голосов, похожих на шепот заговорщиков. Прошло несколько показавшихся вечностью секунд, и зазвучали шаги двух человек, приближавшихся к Главному залу. Вместе с миссис Планкетт шел длинноногий мужчина, двигающийся намного тише.

Дороти-Энн медленно подняла глаза и увидела гибкого, похожего на фермера человека, с длинным тонким лицом, обветренной кожей и выцветшими голубыми глазами. Он носил нечто, похожее на форму, и держал в руках неизменный стетсон, на этот раз светло-серый. Вошедший так и эдак вертел перед собой шляпу, словно держал в руках руль.