Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания - Энтони Эндрюс

по мнению поэтов, живших в более позднее время, должны были вести себя легендарные цари. Идея Агамемнона о передаче Ахиллу семи городов с первого взгляда представляется политическим ходом, совсем не похожим на действия землевладельца, каким могущественным он бы ни был, расстающегося с частью своих земель. Домашний быт лучше описан в Одиссее. Во время отсутствия Одиссея в его доме, очевидно, складывается весьма запутанная ситуация, однако у читателя создается впечатление, что все его многочисленное имущество перейдет к Телемаху, даже если того не признают царем. Кроме того, текст поэмы, а именно фрагмент, в котором один из женихов Пенелопы предлагает поселить нищего (переодетого Одиссея) в качестве работника на своих землях, свидетельствует (намеренно или случайно) о наличии других землевладельцев. В те времена были еще более мелкие землевладельцы, подобные бедному, испытывающему нужду человеку, упомянутому тенью Ахилла, на которых Гомер почти не обращает внимания.

Можно говорить о существовании в Древней Греции двух моделей землевладения. Первая из них характерна для исторической Фессалии, где в эпоху классики существовали огромные владения, по своим масштабам заметно отличавшиеся от располагавшихся на юге Греции. Вероятно, эта система представляет собой архаический пережиток, и к середине IV в. до н. э. она уже почти прекратила свое существование. Подобные крупные владения вполне могли быть естественным следствием переселения и завоевания. Вторая модель была распространена в колониях. Для нее характерно закрепление за каждым поселенцем земельного надела. Подобное распределение земель осуществлялось с самого начала Великой греческой колонизации VIII в. до н. э., в частности, оно упоминается в истории о недальновидном коринфянине, отдавшем во время путешествия участок земли, который он должен был получить в Сиракузах, в обмен на медовую коврижку. Данная система могла появиться одновременно с дорийскими поселенцами на Пелопоннесе и повсеместно распространиться благодаря другим захватчикам. Эти две системы, несмотря на то что в их рамках используется одно и то же понятие – земельный участок, связаны с разной социальной организацией. Система распределения земли, сложившаяся в Фессалии, могла быть удобна завоевателям, во главе которых стояли сильные представители знати, способные выделить себе обширные владения. По такому же принципу распределялась земля после завоевания Англии норманнами. Колониальная модель характерна для обществ, в которых знают о важной роли каждого отдельного человека в качестве солдата, а земля разделяется на достаточные по площади и, возможно (с рядом объяснимых исключений), равные участки. Судя по сведениям, содержащимся в более поздних источниках, изначально модели были более разнообразны. Это разнообразие, возможно, отчасти зависело от соотношения в разных районах захватчиков и завоеванных.

Аристотель приписывает разделение как Фессалии на четыре части, так и земли на участки, владелец каждого из которых мог выставить по 40 всадников и 80 тяжеловооруженных пехотинцев, полулегендарному Алевасу. Столь точные данные, несомненно, неверны. Столь же конкретные и в то же время неправдоподобные сведения Аристотель приводит, рассказывая об Афинах раннего времени, но довольно быстро становится понятно, что участки земли, о которых идет речь в его сочинении, заметно отличаются по своей площади от гораздо более скромных наделов, на которые была разделена южная часть Греции. Военные контингенты в данном случае собираются по территориальному принципу, а не по городским филам и их составным частям, как это было на юге в историческую эпоху. О развитии данной системы мы знаем так мало, что не имеем представления даже о том, как выглядело распределение, приписываемое Алевасу, – как реформа, проведенная через долгое время после переселения, или отражение ситуации, сложившейся вследствие изначального завоевания.

В целом развитие Фессалии в эпоху классики не происходило по схеме движения от преобладания знати к системе, характерной для городов-государств, расположенных на юге. Древнейшими жителями Фессалии, известными нам по письменным источникам, в которых, однако, приводятся только их имена, были представители знати, которые приглашали в свои большие дома таких поэтов, как Симонид и Пиндар, и происхождение и богатство которых воспевались почти в тех же выражениях, что и содержащиеся в поэмах Гомера. В те времена подобные знатные люди, как видно по истории Менона из Фарсала (предка того Менона, в честь которого назван один из диалогов Платона), были независимыми. Из числа своих пенестов (см. ниже) он выбрал 300 всадников и пришел на помощь к афинянам во время одного из первых походов их союза, предпринятого в 476 г. до н. э. и направленного против Эйона, расположенного во Фракии, в устье реки Стримон. Ни один афинский или коринфский аристократ, не говоря уже об отдельно взятом спартанце, не мог осуществлять столь масштабные действия. Во времена, когда жил Менон, уже начинался процесс развития городов. К концу V в. до н. э. в Ферах, порт которых, носивший название Пагасы (современный Воло), является единственным местом, через которое в Фессалию можно проникнуть по морю, уже была установлена тирания. Преемником этого тирана стал Ясон, который на протяжении недолгого времени был довольно могущественным правителем и сумел в 370-х гг. до н. э. объединить под своей властью Фессалию. Следует отметить, что в войско, созданное Ясоном, солдаты набирались от городов, а не от полунезависимых земельных владений. Соответственно, к тому времени территория Фессалии, очевидно, уже была четко разделена на районы, относившиеся к разным городам.

Мы не знаем, насколько многочисленны были лично свободные мелкие землевладельцы, участки которых располагались среди огромных поместий, но можем утверждать, что такие люди существовали, хотя и привлекали к себе не больше внимания, чем их «коллеги» из мира гомеровского эпоса. Более низкое, чем они, положение на социальной лестнице занимали зависимые люди, пенесты, которых древнегреческие авторы относят к той же категории, что и спартанских илотов, и которых обычно считают потомками населения, жившего на территории Фессалии до ее завоевания. О них нам известно меньше, чем об илотах. Мы знаем, что они были довольно многочисленны и их восстания представляли постоянную угрозу для верхушки общества. Но, судя по истории о Меноне из Фарсала, они, очевидно, были достаточно послушны для того, чтобы использовать их в составе войска. Смесь диалектов: эолийского, характерного для завоеванного местного населения, и менее распространенного северо-западного диалекта захватчиков, на котором говорили в Фессалии, также свидетельствует о том, что изначально завоеватели были в меньшинстве. Но о конкретных количественных соотношениях можно только догадываться.

К югу от Фессалии располагалась равнина Беотии, плодородная, хотя и не настолько, как Фессалия, и афиняне с удовольствием презирали неторопливость своих соседей, «беотийских свиней». На этот раз в нашем распоряжении имеется довольно ранний источник – поэма, написанная, вероятно, в конце VIII или в начале VII в. до н. э. Гесиодом, решившим таким образом дать ряд советов своим «коллегам» – мелким землевладельцам. Поэт полностью посвятил свое