Сказать почти то же самое. Опыты о переводе - Умберто Эко

Элена Лосано объяснила мне, что в ее распоряжении было равносильное выражение «испустить семя» (correrse), но в активном залоге оно означает «бегать» (correre), так что в этом контексте, где каждый мечется туда-сюда, возникла опасность утратить сексуальную коннотацию и внушить мысль о том, что павийцы, предвкушая разрушение города, стали носиться как угорелые. Поэтому она предпочла латинизм, не вводящий читателя в заблуждение:

et dende veia los derthonesi ke eixian todos da la Cibtat, homini donne ninnos et vetuli de los sos oios tan fuerternientre lorando et los alamanos ge los lleuauan como si fueran beejas o sea berbices et universa ovicula et aquellotros de Papia ke arre arre entrauan en Turtona como enaxenados con faxinas et martillos et mazas et picos ca a ellos derriuar una cibtat desde los fundamenta los fazia eiaculare. (Lozano)

[† а потом увидал я дертонских што выходили все из Града, мужики бабы ребятишки да старичишки и слезы лили во все глаза аламаны же их гнали будто они овеечки али агнцы и всякая скотина а другие папийские те ура ура входили в Туртону што твои бесноватыя с дрекольем молотами дубинами да кирками знать для них град с землей сровнять все одно што семя испустить. (исп., Лосано)]

Билл Уивер не рискнул обратиться к архаизмам и использовал то выражение, к которому прибегла бы дама из фильма Вуди Аллена. Мне кажется, Уивер оказался чересчур хорошо воспитан, так как в сленге он мог найти что-нибудь получше. Впрочем, возможно, другие выражения показались ему слишком современными или слишком американскими:

And then I saw the Dhertonesi who were all coming out of the city men women and children and oldsters too and they were becciee that is berbices and sheep everywhere and the people of Pavia who cheered and entered Turtona like lunnatics with faggots and hammers and clubs and picks because for them tearing down a city to the foundations was enough to make them come. (Weaver)

[† И тогда я увидел дертонцев как все они выходят из города мужчины женщины и дети да и старцы и рыдали покуда аламаны гнали их что твоих овеечек, агнцев и скот повсюду а люди из Павии кричали ура и входили в Туртону как бесноватые с хворостом и молотами и дубинами и кирками ведь для них град снести – все одно что кончить. (англ., Уивер)]

Самым стыдливым оказался, как всегда, Буркхарт Кребер:

und dann sah ich die Tortonesen die aus der stadt herauskamen männer frauen kinder und greise und alle weinten und klagten indes die alemannen sie wegfürten als wärens schafe und anders schlachtvieh und die aus Pavia schrien Alé Alé und stürmten nach Tortona hinein mit äxten und hämmern und keulen und piken denn eine stadt dem erdbogen gleichzumachen daz war ihnen eine grôsze lust. (Kroeber)

[† а потом увидал я тортонских выходивших из города мужчины женщины дети старцы и все рыдали да плакали пока алеманны уводили их словно овец или другой скот на убой а павийские те кричали ура ура и врывались в Тортону с топорами и молотами и дубинами и кирками ведь для них град с землей сровнять было знатной потехой. (нем., Кребер)]

Eine grôsze lust даже если прочесть это как архаическое выражение, оно все равно будет означать самое большее «знатная потеха». Возможно, оно все же выражает то почти сексуальное ликование, с которым павийцы разрушали город; но как бы то ни было, немец не сказал бы больше.

И в остальном тексте, написанном уже на современном итальянском, Баудолино и его сограждане часто прибегают к словечкам и выражениям на своем родном диалекте. Я прекрасно понимал, что это оценят лишь те, для кого этот диалект – родной, но полагался на то, что даже читатели, которым пьемонтский диалект чужд, все же смогут уловить некий стиль, диалектные интонации (как может сделать, например, ломбардец, слушая такого неаполитанского комика, как Тройси) {♦ 66}. На всякий случай (следуя типичной привычке людей, говорящих на диалекте, сопровождать местное выражение переводом на итальянский, если нужно донести его смысл) я дал, так сказать, переводы темных выражений. Серьезный вызов для переводчиков! Ведь если они хотели сохранить эту игру между диалектным выражением и его переводом, им пришлось бы найти соответствующее диалектное выражение, но в таком случае они лишили бы язык Баудолино его паданской окраски. Таковы случаи, в которых утрата неизбежна – если, конечно, не прибегать к акробатическим трюкам.

Вот отрывок из 13-й главы, куда я вставил (итальянизировав его, но и это тоже привычка человека, говорящего на диалекте) выражение squatagnè cmé n’babi («раздавит, как жабу»), весьма точно воспроизводящее ситуацию, поскольку имеется в виду тот случай, когда жабу давят ногой, оставляя от нее лишь плоский силуэт, который потом под лучами солнца засыхает и коробится, как древесный лист:

Si, ma poi arriva il Barbarossa e vi squatagna come un babio, ovverosia vi spiaccia come un rospo.

[«Ho вдруг нагрянет, не ровен час, Барбаросса? И размозжит вас, как жаб? Оставит мокрое место?»[116]*]

Некоторые переводчики отказались от мысли передать игру диалектного выражения с его итальянским переводом и попросту использовали какое-то одно простонародное выражение на своем языке, ограничившись верной передачей смысла действия:

Sii, però després arribarà Barba-roja i us esclafarà com si res. (Noguera)

[† Да, но потом придет Барбаросса и запросто вас передавит. (катал., Ногера)]

Yes, but then Barbarossa comes along and squashes you like a bug. (Weaver)

[† Да, но потом придет Барбаросса и раздавит вас, как клопа. (англ., Уивер)]

Ja, aber dann kommt der Barbarossa und zertritt euch wie eine Kröte. (Kroeber)

[† Да, но потом придет Барбаросса и раздавит вас, как жабу. (нем., Кребер)]

Лосано, воспользовавшись тем, что это выражение в любом случае переводится, пытается сохранить его как неологизирующий курьез, подгоняя под фонетические характеристики испанского языка:

Si, però luego llega el Barbarroja y os escuataña como a un babbio, o hablando propiamente, os revienta como a un sapo. (Lozano)

[† Да, но потом придет Барбаросса и раскурдячит вас, как жерлянку, – или, точнее говоря, раздавит вас, как жабу. (исп., Лосано)]

Скифано еще усилил диалектный тон, но перенес все в сферу французского языка:

Oui, ma ensuite arrive le Barberousse et il vous rédiut à une vesse de conil, autrement dit il vous souffle comme un pet de lapin. (Schifano)

[† Да, но потом явится Барбаросса и покажет вам, где раки зимуют, – или, иначе говоря, останутся от вас рожки да ножки. (фр., Скифано)]

Не случайно каталанский, английский и немецкий переводы, устраняя игру между диалектным выражением и его итальянским эквивалентом, оказываются короче двух других (и оригинала).

Нергор (Nergaard 2000: 289) отмечает, что подчас переработка – единственный способ добиться того, что мы называем «верным» переводом, и упоминает свой норвежский перевод моих «Фрагментов» из «Малого дневника», где я представляю себе, как общество будущего, пережившее атомную войну, находит сборник песен и рассматривает его как вершины итальянской поэзии XX в. Комизм возникает из-за того, что открыватели подвергают сложному критическому анализу такие тексты, как «Пиппо этого не знает»{♦ 67} или песни с фестиваля в Сан-Ремо. Нергор, которой довелось переводить мой текст на норвежский, поняла следующее: если она процитирует буквально переведенные стихи итальянских песен, неизвестных норвежским читателям, никто не поймет комизма этой игры. Поэтому она решила заменить итальянские песни соответствующими норвежскими. В действительности то же произошло и с английским переводом Билла Уивера, который я, конечно, лучше могу оценить, поскольку знаю популярные бродвейские шлягеры[117].

Конечно, все это примеры переработки частичной, или локальной. Заменяется песня, а не остальная часть истории; более того, песня заменяется именно затем, чтобы остальная часть истории была понятна на другом языке (дабы общее воздействие осталось примерно тем же). Как мы увидим в главе 12, то, что я называю полной или радикальной переработкой, – нечто совсем иное.

Во всех этих случаях переводчики, несомненно, добивались того же воздействия (пусть и в разной мере), которое намеревался произвести итальянский текст. Суждение о верности перевода может быть вынесено, если принять такое предположение: воздействие, которого следовало добиться, равнялось Хn, а текст назначения в лучшем случае производит воздействие Хn – 1. Но здесь мы находимся на уровне вкуса, и различительное правило в данном случае отсутствует. Единственный критерий, позволяющий сказать, что речь все еще идет о переводе, состоит в том, чтобы соблюдалось условие обратимости.

Конечно (повторюсь еще раз), обратимость – предмет переговоров. Думаю, что, если заново перевести на итальянский отрывок из «Острова накануне» в переводе Элены Лосано, текст-источник будет узнаваем, даже если стихи, написанные влюбленным Робертом, станут иными. Более того, восприимчивому переводчику пришлось бы, в свою очередь, прибегнуть к переработке и отыскать аналоги в барочной итальянской поэзии (может быть, не те же самые, но способные произвести то же самое воздействие). То же происходит и в случае, упомянутом Нергор: думаю, предполагаемый «пере-переводчик» моего текста с норвежского понял бы, что вместо этих скандинавских песен нужно взять итальянские – если не «Пиппо этого не знает», то хотя бы «Пожарные из Виджу́»{♦ 68}.