Отзывчивое сердце - Барбара Картленд

– Ей-богу, Сильвестр, ты – само хладнокровие, – перебил его Фредди. – На твоем месте я бы сейчас готовил оружие. В этой поездке придется не только ручки целовать, и ты прекрасно знаешь это!

– Да, знаю, – спокойно сказал герцог. – Вот почему я чертовски рад, что больше не придется бездельничать. Собирайся, Фредди. Возьми лучшие наряды да постарайся припомнить свой французский, старина. Ты всегда говорил на нем ужасно, даже когда мы были в Итоне.

– Вот что я скажу тебе, Сильвестр, – с достоинством ответил Фредди. – Если ты рассчитываешь на своих друзей, то мог бы, по крайней мере, постараться вести себя поучтивее.

– Черт возьми! – воскликнул герцог. – А ты мог бы, по крайней мере, хоть как-то отреагировать. Нас ждет чертовски трудное дело, все мы знаем об этом. Мне б только взглянуть на этот список, большего я и не желаю.

– Можно мне сказать тебе кое-что?

– Конечно, – ответил герцог. – Говори.

– Я не верю, что у тебя есть хоть один шанс увидеть список или услышать хотя бы одну фамилию из него, – твердо произнес Фредди. – Об этом они не скажут ни слова. Может, тебе и удастся войти к ним в доверие, но не до такой степени.

– Ты пытаешься остановить меня, – сказал герцог, – но заявляю тебе, Фредди, именно здесь и сейчас: я достану этот список, даже если придется всунуть голову в петлю.

– Ставлю пятьсот фунтов против двух твоих вороных жеребцов, – предложил Фредди. – Идет?

– Идет, – согласился герцог. – Если со мной что-нибудь случится, они все равно твои. Я написал сегодня об этом моему поверенному.

– Ты серьезно? – спросил Фредди. – Черт тебя побери, Сильвестр, такая щедрость ни к чему. И ни к чему говорить так, будто в ближайшие сорок лет ты можешь отправиться в мир иной. Ей-богу, от таких разговоров мне не по себе.

– Извини, Фредди, – сказал герцог. – Но я все-таки принимаю твое пари! Однако учти, я не намерен расставаться со своими лошадьми!

– Да ты и впрямь хладнокровный человек, – заметил Фредди. – Ну, а теперь, раз я вынужден ехать с тобой, ты же прекрасно знаешь, что у меня духу не хватит сказать Питту, что я отказался, отправлюсь-ка я домой и заставлю своего камердинера уложить вещи. Полагаю, у тебя хватит места для багажа.

– Хватит, – подтвердил герцог. – Мы с тобой поедем в фаэтоне и попробуем добраться до побережья, побив рекорд принца.[56] Кстати, каков он? Четыре часа тридцать минут?

– Что-то вроде этого, – ответил Фредди.

– Бабушка и Клеона поедут в карете ее светлости, а слуги и багаж последуют за ними в другой карете. Разумеется, мы окажемся на месте задолго до них, так что у нас будет время предупредить капитана о скором отплытии и устроить еще одно-два дельца. Кстати, нужно заехать за Хорьком в Челси.[57] Придется тебе развлекать его, чтобы он не слышал того, что ему знать не положено.

– Боже правый! Он что, едет с нами? – воскликнул Фредди. – Не дает тебе сорваться с крючка, верно?

– По-моему, он совершенно уверен, что прочно прибрал меня к рукам. Фредди, у меня есть тост. За Францию, и пусть она обойдется тебе в пятьсот фунтов!

Наступило короткое молчание, а затем голос Фредди произнес:

– За Францию, и дай Бог мне не выиграть твоих коней, Сильвестр!

Внезапно раздался звон, заставивший Клеону вздрогнуть. Она догадалась, что мужчины бросили бокалы через плечо, и те разлетелись на мелкие кусочки. После этого они, должно быть, вышли из комнаты, ибо их голоса, толкующие о чем-то обыденном, зазвучали в отдалении и постепенно стихли.

Опомнившись, Клеона с раскаянием поняла, что подслушивала. Причем подслушивала намеренно и долго. Ей было стыдно за себя, но любопытство оказалось сильнее прочих чувств. Что все это значит? Что происходит? Один за другим в голове у нее родилось с дюжину различных вопросов, неразрешимость которых почти оглушила ее, лишая возможности подумать над ответами.

По узкой лестнице Клеона быстро вернулась наверх. Пока она поднималась, ее охватил страх: что, если она случайно захлопнула дверь и теперь не сможет выбраться? К счастью, потайная дверь оказалась открытой. Очутившись в спальне, она торопливо захлопнула ее.

На площадке перед спальней было пусто; никто не видел, как Клеона впорхнула обратно в свою комнату. Она постояла, прислонившись спиной к двери, затем медленно прошла через всю комнату, поставила свечу на бюро и, опустившись на коврик перед камином, прижала пальцы ко лбу.

Слово за словом она постаралась восстановить в памяти подслушанный разговор, но трудно было припомнить все сказанное. Ясно было одно: герцогу грозила какая-то опасность, навстречу которой он шел намеренно, разыскивая какой-то непонятный список. Но какой? И что могло быть в этом списке?

Во всяком случае, Фредди это знал, но не хотел ехать, пока герцог не упомянул имя Питта. Сначала Клеона не могла сообразить, кто это; затем точно молния сверкнуло: бывший премьер-министр! Блестящий молодой человек, который ушел в отставку и вернулся к себе в поместье, где теперь сажает яблони! Ну конечно, мистер Уильям Питт[58] был премьер-министром все годы, пока шла война с Францией.[59]

Она слышала, как один из приятелей ее отца говорил, что с наступлением мира Питту наскучила служба. Вот почему он уступил свой пост Аддингтону, своему ничем не примечательному протеже, которого никто особенно не желал видеть в этой роли.

Клеона напряженно думала. Что ей известно о мистере Питте? Она вспомнила, что как-то раз у них дома обедал член парламента от местного округа, старый друг отца, с которым тот учился в Оксфорде. Весь обед разговор шел только о политике. Девушке было довольно скучно; тем не менее, она прислушивалась к разговору, поскольку ее мать часто повторяла, что хорошие манеры требуют «выказывать интерес к тому, что интересует других».

Закрыв глаза, Клеона мысленно перенеслась в тесную, бедно обставленную столовую родного дома.

«Питт считает, – вновь услышала она слова члена парламента, – что Наполеон подписал Амьенский мирный договор только по одной причине: ему нужно выиграть время для создания военно-морского флота. Он понимает, что не сможет победить нас до тех пор, пока у него нет кораблей. Мой знакомый в прошлом месяце был во Франции и слышал, что Бонапарт приказал за год построить двадцать пять военных кораблей».

«Не верю, – возразил викарий. – По-моему, за девять лет Европа устала от войн. Народы жаждут мира и больше не возьмут в руки оружие».

«Аддингтон тоже так считает, – отозвался член парламента. – Как известно, через десять дней после подписания мирного договора, утверждая свой первый бюджет, он отменил подоходный налог, введенный Питтом. Большой флот, в Торбее,[60] расформирован, морская пехота распущена, а число военных кораблей, готовых к плаванию, со ста сократилось до сорока. В следующем месяце будет демобилизовано сорок тысяч моряков. Остается лишь молиться о том, чтобы самим себе не надеть петлю на шею».