Последняя игра - Алексей Рыбин

Отношения с районными властями у Быкова были настолько близкими и, в общем, теплыми, что он мог себе позволить держать в своем центре оружие. Конечно, хорошо спрятанное, но если бы он чуял угрозу или подвох со стороны администрации и ментов, ни в какие тайники не стал бы пихать стволы. Увез бы в другое, более спокойное, место. Дружил он и с работниками райвоенкомата, который занимал огромный, П-образный «сталинский» дом в полукилометре от «Солнца». Это тоже была какая-никакая, а страховка. Афганский фонд, то-се… Андрей привык не отказываться от полезных знакомств, и очень много было в городе людей, «больших» и не очень, которые были так или иначе обязаны его «фирме». Кто в вышибании мелких и крупных долгов, кто в «пробивке» вставшей, казалось бы, намертво, коммерческой операции, когда деньги «ушли» из одного банка, а до другого не дошли, затерявшись где-то в бескрайних просторах телефонных проводов… Такое случалось сплошь и рядом, но Быков, если к нему обращались за помощью, чудесным образом ухитрялся находить «потерянные» деньги и возвращать их по назначению. За вычетом, конечно, своих комиссионных.

Закончив очередную тренировку, Паня сказал, что сейчас сделает небольшое сообщение, чтобы парни помылись, оделись и собрались в зале.

– Сегодня, парни, – сказал он, когда братва, сменив кимоно и спортивные костюмы на цивильное, собралась в не успевшем еще проветриться от горячего пота спортивном зале, – я хочу вас попросить заночевать здесь. У шефа неприятности, у меня есть подозрение, что за нами идет целенаправленная охота…

Он не сказал о том, что звонил на Ленинский и пацаны с бензоколонки сказали ему, что застрелен Васек. Не сказал и о том, что перезванивал сразу же после этого известия Прыгуну и Валере, но ни там, ни там никто не ответил. Этого быть не могло – братва не расставалась с «трубами», особенно в создавшейся ситуации. Молчание в трубке могло значить только одно – что абонент не может ответить: либо он арестован, либо он не сможет ответить уже никогда…

Большинство из ребят, тренировавшихся сегодня, имели разрешения на ношение оружия, так как были работниками двух охранных агентств, зарегистрированных, действующих в рамках закона, все чинчинарем, как положено…

– Серега, – сказал Паня одному из пацанов. – пойдем со мной… Остальные – по плану «два». Перекройте двери, окна. Ну вы знаете все, что полагается. Я у себя.

Взяв Серегу – высокого, крепкого двадцатитрехлетнего парня, недавно вернувшегося из армии, куда он попал, вылетев из какого-то технического вуза, Паня спустился в подвал, миновал несколько чистеньких комнаток, наконец открыл дверь какой-то странно загаженной в общей сверкающей чистоте склада каптерки, потом открыл еще одну дверцу, сливавшуюся с грязной, с облупленной штукатуркой стеной, и вытащил оттуда, один за другим передавая Сереге, несколько автоматов.

– Что, так серьезно все? – спросил Серега.

– Береженого Бог бережет, – неопределенно ответил Паня. – А если честно, то я ни хрена не знаю. Все куда-то исчезли… Не нравится мне это все.

– А в контору нашу звонили?

Паня кивнул. В контору, то есть в охранное агентство, носившее гордое имя «Артур», он, конечно, же, звонил. Но результатом звонка было все тоже молчание. Да и как могло быть иначе, если директор агентства Николай Васильевич Гордин, двое его заместителей и ночная охрана как раз сейчас тряслись в двух милицейских «рафиках» под стволами группы захвата, а в конторе работали следаки из отдела по борьбе с наркотиками. Неожиданный рейд, сделанный по наводке неизвестного, позвонившего час назад, дал потрясающие результаты… Почти килограмм марихуаны, героин, пачки одноразовых шприцев…

На звонок Пани работники следственной бригады, копавшиеся в офисе «Артура», не ответили, но мгновенно вычислили, откуда, с какого номера идет сигнал. Данные только подтвердили намерения одного из отделов по борьбе с организованной преступностью «проверить», что творится по ночам в оздоровительном центре «Солнце», на который тоже поступили довольно странные и противоречивые сигналы.

План-2 братва знала назубок – блокирование всех входов и выходов из помещения, перекрытие прохода на третий и четвертый этажи, которые номинально не принадлежали «Солнцу», но оздоровительный центр все ближе подбирался к наполовину пустующим помещениям, занятым какими-то на ладан дышащими фирмочками, и постепенно вытеснял их, то платя отступного и покупая их площади, то незаметно, через третьих лиц, разоряя.

Паня обошел посты, подбодрил ребят тем, что, по его мнению, сегодня не должно произойти ничего страшного, а сегодняшний План-2 – это что-то вроде внеочередной учебной тревоги, и отправился в свой кабинет звонить в Америку. Нужно было уже срочно связаться с Кислым – тот должен был прилететь послезавтра, предупредить его об опасности, по крайней мере, поставить в известность о случившемся в городе.

Двери были перекрыты, окна контролировались, но вот именно выходы на третий и четвертый этажи не привлекли сейчас особенно пристального внимания братвы. Ребята поднялись на третий этаж, прошлись по коридорам, заперли на висячий замок две двери, ведущие на лестницы, по которым можно было спуститься сюда с последнего этажа, и отправились к своим.

Группа захвата проникла в здание через четвертый этаж и встретила сопротивление только в дверях, ведущих с лестниц на второй.

Паня услышал стрельбу, когда, прижав трубку к уху, ждал голоса Кислого. Великое дело – спутниковая связь… Как бы сейчас Паня без нее вышел на начальника – Кислый теперь был полновластным, действительным и единственным человеком, который мог сказать что-то внятное о том, как вести себя дальше.

Наконец в трубе щелкнуло, и Кислый сказал спокойно, даже весело:

– Алло!

– Кислый! Это я, Паня…

Он никогда не называл его в глаза по кличке, и никто из братвы себе этого не позволял. Вообще, такие вольности были «не в понятиях», уважающие себя бандиты никогда не обращаются друг к другу по «погонялам». Так, разве что за глаза… В деловом общении же – только по именам или даже по имени-отчеству… В зависимости от возраста и авторитета.

– Кислый!

– Что такое, Паня, в чем дело? – Кислый взял тон, заданный собеседником. – Что случилось? Ты что, нажрался?

– Нас мочат, Кислый! Мочат! Андрея арестовали. Васек убит, Валера пропал, «Артур», похоже, накрылся…

– Ты чего, опух? Что ты гонишь? По телефону, бля…

– Некогда, брат, некогда. У нас тут стрельба…

Открылась дверь, и в кабинет влетел Серега с автоматом в руках.

– Что делать, шеф? Это менты. Сдаваться, что ли? Отбазариваться?

– Бля, на хуй, ебанулся, мудак?! Нас мочат, мочат, ты понял?! Прорываться, на хуй, наружу, валить!! Они всех завалят к ебене матери!!! Ты не слышишь, что ли?.. Слышь, брат, – снова крикнул он в трубку. – Осторожней, знай, что нас мочат. Всех, на хуй, всю контору. Я не знаю кто, никаких концов нет… Менты и не менты, не пойму кто… Кислый, бля, береги себя, смотри, на хуй, в оба…

Стрельба шла уже на первом этаже, там, где находился кабинет Пани. Парни в черных матерчатых масках, закрывавших все лицо, с узкими прорезями для глаз, и в камуфлированной форме без знаков различия лавиной катились по лестницам, двери с которых, удерживаемые стальными засовами, были выбиты одновременно с двух концов коридора.

Паня был прав. Непонятные бойцы, то ли ОМОН, то ли еще какие внутренние войска, не арестовывали его ребят. Шел откровенный расстрел. Боевики Пани не были, в отличие от нападавших, одеты в бронежилеты, и их «Макаровы» и «Беретты», несколько помповых ружей и три автомата явно проигрывали перед шквальным автоматным огнем, который открывали закованные в броню камуфлированные бойцы, как только им удалось ввалиться в коридор – сначала на третьем, втором, потом и на первом этаже.

– Все, Кислый, не могу больше, – кричал Паня в трубку, перекрывая грохот пистолетных выстрелов, усиливаемый резонирующими стенами пустого коридора. – Пока, брат…

Он бросил трубку на стол, схватил лежащий перед ним автомат и встал у двери рядом с Серегой.

– Прорываемся на выход, на хуй, – сказал он, облизывая губы. – На счет «три» – пошли.

Глава тринадцатая

Настя не чувствовала себя потрясенной, оказавшись в Америке, даже не в Америке, а в центре мира, в Нью-Йорке. Так, по крайней мере, говорили об этом городе знакомые американцы, с которыми она общалась в Питере.

Ну аэропорт Кеннеди, чернокожие таможенники, очень недружелюбные, глядящие с подозрением и холодной неприязнью, не отвечающие на улыбки. Аэропорт как аэропорт, разве что большой. И чистый. Это было первым, что порадовало Настю. Разительно отличался аэропорт Кеннеди от любого местечка в Питере, если это местечко не принадлежало какому-нибудь бандиту или барыге и не охранялось тремя цепями крутоплечих молодцев.