Тезей - Валентин Проталин

- Как это? - не понял Арес.

- А так, если что случится из-за яблока, отвечать придется Парису. Пусть только вырастет.

- Ха-ха-ха, - загрохотали и Аполлон, и Арес.

Дионис тоже подхохатывал: он один был в выгоде от встречи. Если яблоко для прекраснейшей из богинь никому пока и не досталось, то поэтов под шумок закрепил с сего дня Дионис за собой.

И остается уповать на чудо.

Ты не настолько с женщиной един,

Чтоб истинное из ее глубин

Поднять и мир преобразить... Откуда

И что берется? Крикнуть: не забуду?

А что ты не забудешь? Назови.

Что видишь ты в явлении любви?

И сам-то ты пришел сюда откуда?

Вот женщина, и в ней - не замечал?

Священные начала всех начал.

А в том числе - и своеволье блуда.

Чудесное нам вызвать не дано.

Как в пропасти, запрятано оно.

Вся наша неустроенность отсюда...

Никаких амазонок не было. Все это сказки, этак лет через тысячи две установят мужчины. Некоторые из них, правда, не то чтобы засомневаются в этой правде своей, а вроде как почувствуют, что чего-то стало не хватать, что важное нечто утрачено. А чувство такое, между прочим, тоже своеобразное свидетельство в пользу амазонок, а не в пользу тех мужчин, которые две тысячи лет спустя заявят: не было, и все тут.

Но ведь остается и, так сказать, веское доказательство. О существовании амазонок свидетельствует сама древность. Уже для античных греков существовала древность-свидетель. Да, она свидетельствовала не самыми безупречными способами - передаваемыми из поколения в поколение россказнями, версиями, легендами. Но само-то понятие "свидетель-древность" никто не в силах отменить.

Не было диких воительниц, амазонок, заявляли мужчины новейшего человечества. Того человечества, что едва ли не заново после ухода античности начинало учиться. И, словно в насмешку над категоричностью мужчин новой юности человеков, появились феминистки. Красноречивый вариант хорошо забытого старого. Чем не амазонки? Чем не воительницы? Чем не тигрицы, задирающие антилоп, чем не львицы? Пищу наиус-пешнейше добывают, поговаривают, что и для него - льва своего - тоже. А львы... Со львами со времен известного подвига Геракла - проблемы... Героическая древне-греческая молодежь, подражая своему кумиру, львов повывела. Не красуйся, ишь, вырядился: герою положена шкура льва. Львицы же просто покинули Элладу: кормить-то стало некого.

В общем, с какого-то не самого счастливого для человечества момента у мужчины, пусть и из целесообразности (какой-то из множества целесообразностей), возникла жажда показать себя. Вот он какой храбрец, боевой да воинственный. А еще - вот он какой, углубившийся в размышления. Прямо-таки - сама рассудительность. Ум да разум. И вообще - мир переделать только мужчины способны.

Женщина же не принимает ни крайностей помпы, ни крутых перемен. Она их боится, провидчески и из охранительного инстинкта, словно мышей, проникающих за добычей ночью в обжитую пещеру, где малышня беззащитная спит. Такую женщину -на второй план!

Отчего же иным женщинам не взбунтоваться. Или, точнее, не поотстаивать себя, огрызаясь, сверкнув оружием.

Амазонок ожидал удел античных львиц? Это я готов признать.

Между тем корабли, возглавляемые Гераклом, приблизились к берегам, где в море впадала река Фермадонт, вокруг которой и расстилалось царство амазонок.

Море негостеприимно насупилось. Ветер с берега словно пытался отпугнуть чужаков, отогнать: у-хо-ди-те. Земля пустынна, лишь кое-где небольшие зеленые островки тополей и ольх, редко среди них - остроугольные вершины кипарисов. Ни полей ни вблизи, ни вдали, по обычаю разделенных межами, ни голоногих жнецов. И птицы -темные, черные, будто здесь, кроме морских ворон, ничего и не водилось.

Суда греков близ нахмуренной земли сгрудились, по очереди подплывая поближе к кораблю Геракла. Тезей с Мусеем, Перифой, племянник предводителя похода Иолай, а за ним и Пелей перебрались на борт гераклова корабля. Рядом с Гераклом - и Адме-та, дочь Эврисфея, жрица богини Геры и единственная женщина в этой экспедиции. Именно для нее и должны греки добыть пояс Ареса, охраняющий от любовных чар.

- Гнилое место, - философски вздохнул Пелей, - как бы не повредилось тут наше здоровье.

- Даром что ли эти места называют родиной жалобных песен? - поддержала Пелея Адмета.

- Женщины без мужчин, много ли от этого радости, - притворно вздохнул Пелей.

- Так вот они мы, вот - мы! - воскликнул Иолай.

- Правильно, - одобрил его Пелей, - сходиться надо с теми женщинами, которые будут тебе за это благодарны.

- Фи, фи,- фыркнул Мусей, - разве так нужно говорить о женщинах.

- А как? - повернулся к нему Пелей.

- О, если бы я стал небом, чтобы смотреть на тебя множеством глаз, пропел Мусей. - Правда, Адмета?

- Правда, - рассмеялась жрица Геры, - только не забывайте, что стрелы у амазонок не Эротом сделаны.

- Испугала, - живо откликнулся Мусей, - а здесь, на корабле, разве не опасно? Какая, по-твоему, толщина корабельной доски?

- Какая? - переспросила Адмета.

- Четыре пальца, - пояснил Мусей. - И давно моряками сказано: нас в море от беды отделяют всего четыре пальца.

- Что нам буря, что нам битва, что для нас любовь, - подражая поэту, пропел Пе-лей.

- Конечно, - согласилась Адмета, - корабельные поросята едят и во время бури.

И все рассмеялись.

- Может быть, подплывем ближе, - предложил Тезей Гераклу, не принимавшему участия в общем смехе.

- Не спеши в пути, - остановил его Геракл.

А стоявший рядом кормчий заметил:

- Вон дальше волна мутная, песок поднимает.

- Смотрите, - вдруг сказал кто-то, - к нам плывут.

И все увидели, что к ним направляется большая лодка с вооруженными амазонками. Часть из них гребли, а три женщины в матовых кожаных шлемах со щитами в виде полумесяца стояли впереди.

С корабля Геракла спустили веревочную лестницу с деревянными перекладинами. Лодка, слегка сманеврировав, подошла прямо к ней. Однако на судно греков амазонки подниматься не стали.

- Что привело к нашим скромным берегам великого Геракла и его товарищей? -спросила одна из трех стоящих.

Геракл подтолкнул Тезея, и Тезей подошел к корме, где спущена была веревочная лестница.

- От столь прекрасных взоров ни одна новость не останется скрытой, стараясь казаться восхищенным, склонился Тезей перед женщинами.

- Боги ночью сообщили эту новость жрицам из Каменного дома - во сне, невозмутимо ответила та, что первой обратилась к пришельцам.

- Или какой-нибудь пафлагонец из Мариандина принес ее на хвосте своего коня, -послышался за спиной Тезея насмешливый голос Перифоя.

Мариандин был последний город, где причаливали участники этого похода.

- Мы приплыли сюда, чтобы своими глазами увидеть воинственных красавиц, а, может быть, и прикоснуться к ним, - добавил Тезей.

- Что вы нам привезли? - продолжала допрос все та же, видимо, главная, из женщин.

- Мир и любовь, - опять склонился Тезей.

На лице воительницы промелькнула улыбка.

- Что же вы стоите так далеко от берега?

- Мы не знаем, куда приткнуть наши якоря, - просто ответил Тезей.

- Ваша осторожность похвальна, - заметила переговорщица с серьезностью. - К нам приближаться опасно.

- К вам, это - к кому? - спросил Тезей.

- Ты хочешь знать наши имена?

- Разумеется.

- Я Ипполита, а это, - по очереди Ипполита показала на молодых женщин, стоявших рядом с ней, - Антиопа и Меланиппа.

- Мое имя вам, конечно, сообщили боги, - улыбнулся Тезей.

- Ты не Геракл, - тут же нашлась та, которую звали Антиопа.

И тогда Геракл, вырастая на глазах, вышел на край палубы.

Безмолвное изумление отобразилось на лицах женщин. Амазонки, сидящие за веслами спиной к судну, как по команде, развернулись в сторону корабля. А та, что сидела

в дальнем от корабля конце лодки за кормилом, упала бы в воду, если бы не ухватилась за руль. Геракл высился, словно крутой утес с каменными выступами мускулов. И непонятно было, почему судно не накренилось.

Только что троица стоявших перед греками казалась на одно лицо: кожаные шлемы, четырехслойные, тоже кожаные, полумесяцем щиты, плащи из одинаковых шкур диких зверей и, что совсем необычно для греков, - шаровары, скрывающие полностью ноги. Сосредоточенные глаза. Теперь же очевидно, что в троице этой женщины очень даже разные, хотя в их изумлении с примесью страха, в откровенном любопытстве, восхищении было что-то одинаково детское.

- Геракл, - безошибочно определила Антиопа.

- Ты и вправду сын бога, - воздала герою Ипполита.

- Смертный сын богов, - просто ответил Геракл.

- Приветствуем вас, герои. Мы рады вас видеть. Великая мать с вашим прибытием продляет весенние таинства соединения с мужским началом. Вы не похожи на тех говорливых пришельцев с Запада с их лисьей хитростью и песьей брехней..., - целую речь произнесла Ипполита.

- ...Которых мы гоним отсюда, как испуганных поросят, - сурово добавила молчавшая до сих пор Меланиппа.