Зигзаги судьбы - Сигизмунд Дичбалис

Понемногу я начал подкармливать этого молодого человека, спасшего мне жизнь лет через двадцать. Но об этом позже! Став приятелями, мы часто беседовали у него в библиотеке. В одной из бесед, рассказывая о мотоциклах, на которых я ездил до и во время войны, я высказал надежду достать такую машину. Оказалось, что у Эрнста было много влиятельных знакомых, его дядя Густав Штреземан был рейхсканцлером и министром иностранных дел в период Веймарской республики. Один из родственников Эрнста был владельцем завода в Нюрнберге, выпускавшего для германской армии мотоциклы марки «Цундап». Созрел план! Хотя завод и был временно закрыт американцами, но на нём оставалось ещё довольно много запчастей, из них можно было собрать мотоцикл с коляской.

В те дни настоящий кофе был на вес золота. У моих американцев его было — хоть отбавляй. Но как его вывезти с базы, чтобы не быть пойманным и уволенным?

Голь на выдумки хитра! Мне помогла моя русская смекалка! Мой план операции «Кофе за мотоцикл» был обдуман тщательнее, чем все знаменитые ограбления пирамид египетских фараонов.

Эрнст приезжал на работу на маленьком мопеде — велосипеде с маленьким мотором. Проезжая через КПП, он приветствовал дежурного солдата на английском языке, иногда обменивался с ним шутками. При выезде — то же самое. Солдаты пропускали его без проверки, только махнув рукой.

Утром, в обед и после ужина, под моим руководством заваривался свежий кофе для солдат. Огромная полевая кухня-котел вмещала около пятисот литров. В этот котёл я закладывал положенное число мешочков из марли с перемолотым кофе. Вынимая 3–4 мешочка пораньше, я сохранял их для следующей заварки, таким образом, я мог сэкономить кофе для моего плана. Он был прост и надёжен! Вынув из пуленепробиваемого жилета наполнитель и заполнив образовавшееся пространство свежим кофе в мешочках, жилет можно было одеть на худенького Эрнста, вывозившего «товар» с базы под носом дежурных солдат без препятствий.

Только в самый последний раз, когда мы уже вывезли кофе уже даже больше обговоренного количества, солдат на вахте дружески приблизился к Эрнсту и, шутя, начал хлопать его по спине ладонью. Марлевый мешок внутри жилета не выдержал такого обращения и лопнул!

Запах кофе ударил постового по ноздрям, и он начал вертеть головой, стараясь понять, откуда так хорошо пахнет. Эрнст сообразил, что дело дрянь, газанул и выехал с базы. Солдат долго ещё стоял, нюхая воздух со смешанным ароматом кофе и вони бензина с маслом.

Через пару дней новенький «Цундап» с коляской был зарегистрирован (с помощью того же кофе), и он служил мне верой и правдой до тех пор, пока не пришлось его продать.

Это тот самый «Цундап», купленный на ворованное кофе

Так крепла наша дружба с Эрнстом. Узнав о моей свадьбе, он сам предложил позаботиться об обручальных кольцах. Только потом узнал я, что для этого он пожертвовал своей последней ценностью — золотой цепочкой, подаренной ему матерью.

Подарок этот является высшим символом Христианского Прощения.

Его мать, врач по профессии, как и сын, пацифист по убеждению, ухаживала за ранеными — как немцами, так и русскими — в дни взятия Берлина. На второй день после водружения красного флага над Бранденбургскими воротами в подвал с тяжело ранеными зашла группа красноармейцев (не могу сказать, что они были русскими, но это были советские солдаты). Увидев ещё не старую ещё женщину-немку, красивую и стройную, они, не задавая каких-либо вопросов, в течение нескольких часов насиловали её по очереди, превратив почти в труп.

Она выжила, чтобы рассказать сыну о случившемся, но вскоре после того случая умерла. Я иногда смотрю на мое кольцо и чувствую себя как бы виноватым!

Приближался день свадьбы! В тот «роковой» день, отгладив мой чёрный костюм, сшитый местным портным за (ну, конечно!) американский кофе, покатил я на велосипеде в Эрланген.

Ехал я не один. Красивая девушка-венгерка, тоже «D.P.», из деревушки по соседству с базой, которую я часто посещал в свободное время, ехала рядом со мной, и её глаза были полны слёз! Она уговаривала меня вернуться в деревню и повенчаться с ней, а не с «какой-то» немкой.

Да, читатель, поверить этому трудно, но я объясню. Тогда я был ещё молод и не так безобразен, как теперь. Флиртовал с девчонками, как полагается по возрасту, и был знаком с двумя сёстрами, венгерками. Я флиртовал с ними обеими и чуть ли не влюбился в одну из девушек. Но когда я познакомился с Трудой, то забыл о них.

Мне и в шахматы надо было играть, и мороженое развозить. Сердце мое, как компас, показывало кратчайший путь к «Золотому сердцу», и мне было не до заезда в какие-то ещё деревни.

Но слух дошёл до моей бывшей симпатии, а терять меня насовсем ей, видимо, не хотелось. Вот и решилась она на последнюю попытку вырвать меня у соперницы. Ну, просто роман!

Не помню, что я ей говорил, но подъехал я к дому моей невесты уже один, хоть и со смешанными чувствами.

Обряд в лютеранской церкви (поскольку я был воспитан вне религии, мне это было всё равно) прошел очень прилично, кроме громкого всхлипывания под конец церемонии — в заднем ряду плакала моя венгерка!

Мы с Трудой после венчания

После свадьбы дела пошли по-другому!

Появилось чувство ответственности. Надо было подрабатывать для того, чтобы жить вдвоем и не просить помощи от родителей жены. Сколько раз, чуть не умирая от желания покурить, я запрещал Труде идти вниз (у нас была комната в доме её родителей на втором этаже) и просить папиросы для меня. Нет, так нет! Унижаться не надо!

Удалось устроить жену на работу в столовой, где я работал. Я заправлял заваркой кофе и складом, она мыла чашки.

На работе можно было поесть вдоволь, благодаря тому, что блюда готовились для солдат, которые часто не приходили на обед. Но взять что-либо домой было нельзя. Всё выбрасывалось во избежание воровства (не проверять же на вахте каждую сумку и мешочек — остатки еды там или что запрятано между ними). Только с помощью поляков, служивших охранниками базы, удавалось мне иногда перекинуть через забор то банку с тушёнкой, то мешок сахара или муки. Добыча обменивалась в деревнях на более разнообразные продукты, вот таким образом и поддерживалось наше существование. Оставалось и для её родителей, сестёр и братьев. Жили мы дружно!

Мои друзья-американцы нам с Грудой в день нашей свадьбы подарили дружеский шарж

В соседней к базе деревне я снимал маленькую комнату. У окна стояла огромная глиняная посудина, которая была наполнена «законсервированными» яйцами. Да, Труда достала какой-то порошок, мы разводили его в воде и заливали заложенные в этот горшок яйца. Чуть ли не целый год у нас был запас «свежих» яиц. По выходным мы забирались в мою комнатушку, поджаривали дюжину яиц, пекли лепешки, запивая всё это американским кофе! Потом… мы забывали обо всём, что происходило за стенами нашей каморки.