Третий экипаж (сборник) - Алексей Гребенников

Голос из кармана перешел на злобный писк: «Этот герой всё лето спит под корягой, совсем не любит тепла, а зимой ищет, кого бы заманить в омут. Не отдавай меня налиму, Киш. У него загадки дурацкие! Сказочный старичок часто врет, но он врет от простодушия, он больших лосей ловит. А налим даже не врет! Он живет не по правде, Киш. Не отдавай меня! Укажу короткую дорогу к Столбу!»

«Хочешь плохую новость?» – весело спросил налим.

«Не слушай его!» – Из кармана высунулась острая мордочка.

«Ты кто?» – спросил Киш, дивясь на мышонка и на происходящее.

«Совсем потерял память? Я Икики. Я тебя к бригадному комиссару водил! Я свидетель всего, что нужно».

«Сказать тебе новость, Киш!» – не отставал налим.

«Не слушай его! Давай уйдем! Не стой у берега! У Столба найдешь много интересного, а этот Донгу даже не чистит зубы», – мышонок выглянул из кармана и содрогнулся.

«Ну да, я не чищу зубы», – сказал налим.

«Посмотри, как он зеленой слизью сочится, Киш!»

«Циклоидная чешуя», – с гордостью согласился налим.

«Он не знает дороги к Столбу! Он утаскивает всех в омут!»

«Помолчи, – попросил мышонка Киш. Он видел, с каким любопытством распустила крылья птица кароконодо, поблескивала хитрым глазом, а чюлэни-полут даже пересел к самому краю скалы. – Как ты оказался в моём кармане?»

«Он сбежал», – сообщил налим.

«Это ты съел ”Книгу совести”»? – догадался Киш.

«Зачем тебе знать такое? Ты всё равно забудешь, – нагло заявил Икики. – У тебя никакой памяти нет, собственных снов не помнишь. А у меня живот до сих пор болит. Ох эта хваленая рисовая бумага! Давай уйдем! Я знаю дорогу к Столбу. Я «Книгу совести» съел, всё знаю. У меня только хорошие новости! Ты никого больше не слушай, Киш, и отойди от берега».

«Пинай мышонка в омут, Киш, – предложил налим. – Это из-за него тебя выгнали из Большой норы».

«Да его всё равно бы выгнали, – пищал мышонок. – А я свой паек проиграл в карты. Ну, подумаешь, немного помог мышам-четанам. Им многие помогают. Даже сам Аппу им помогал, пока не стал дряхлым».

«Баш на баш, – хлопнул хвостом налим. – Я тебе – светящуюся вещь, ты мне мышонка».

Чюлэни-полут на скале вздохнул: «Такое есть буду».

И вдруг слабым ветерком пахнуло из тундры.

Птица кароконодо насторожилась.

«Уходи, Киш!»

Киш не знал, что ему делать.

«Уходи, чего стоишь? Пошли!»

«Я еще не завтракал сегодня», – признался налим.

«Не слушай его. Донгу – мышиная гибель. Он съел треть нашего народа! Он твою мать Маллуху съел!»

«Кутха знает, кто кому в корм пойдет».

«Ты подумай, Киш! Лучшие сыны страны Аху сгинули в желудке этого тупого подводного полена. Спроси, где мой дядя по матери, где сестры отца, где племянники второго дяди? Спроси, где дедушка нашего бригадного комиссара, где старшая дочь Учителя? Вот настоящая загадка, Киш. Про шарики ему любой дурак ответит, а вот пусть скажет, где сейчас красивая мышка Ду, которая ушла гулять с названными сестрицами и не вернулась?»

«Зря они украшали себя венками из сухих листьев, во рту горчит…»

«Слышишь, Киш? Учитель чему учил? Слабому помоги, сильному дай по морде. Вот правильный выбор, Киш. Вот единственно правильный выбор. Знаешь, как свести налима с ума?»

Киш покачал головой.

Даже сам Донгу заинтересовался.

«Сыпь сладкую пудру в омут! Он будет дивиться, куда она исчезает? Так делай долго, и голова героя не выдержит…»

VII

«Ну и куда идти?»

Мышонок обозлился:

«Ты особый след видел?» – «Чтобы совсем не видеть – такого нет». – «Это же след деда сендушного. Он рассердится, нам головы разобьет». – «Давай, Икики, колись. Ты говорил, дорогу знаешь. Говорил, короткую знаешь».

«В тундре все дороги короткие. Держи вон на ту звезду, – мышонок высовывался из кармана, ежился от холода. – Не теряй ее из виду».

Киш старался не терять.

Снежное безмолвие озарялось сиянием.

Немые цветные сполохи. Волны запахов, как страдание.

Поблескивало льдом там, где ветром выдуло снег над маленькими озерцами.

Почему не могу вспомнить? Кто я? Откуда? Почему маленький Икики не мучается такими вопросами? Почему Учитель ищет меру вещей и помнит всё, что с ним было? Чюлэни-полут, даже и тот знает, зачем он, откуда. «Такое есть буду». За ним вкус и традиции. А я просто иду на неизвестную звезду, указанную наглым мышонком.

«Иди, иди, – высовывался Икики из кармана. – Мимо Столба не промахнешься».

Нагло советовал обходить торчавшие из снегов камни. Говорил: «Ты легкий, крепкий, Киш!» Спрашивал: «Голые, покрытые инеем камни зачем посреди тундры торчат?» Сам отвечал: «Наверное, Кутха сильно устал, когда создавал мир, всё лишнее бросил под ногами. Считал, всё равно в тундре полгода – ночь, а мышь выскочит на мороз, споткнется – это можно не считать. «Так и иди, – указывал. – За сутки пути до Столба справа покажутся белые горы. Туда не пойдем. Там из ледяных трещин валит пар, под землей кипяток клокочет. Это Билюкай держит градусы в подземном мире».

Подумав, добавлял: «Налево тоже не пойдем. Там лиственницы, а в них ходит Утахчу – брат Билюкая и Кутхи. Этот совсем тупой».

Ждал, что Киш скажет.

А Киш молчал.

И тундра молчала.

Ну, посмеется во тьме какой-то зверь.

«Один долго не будешь». Выходит, не врал Кишу чюлэни-полут.

А мышонок совсем обжил правый карман кукашки. Смело выглядывал наружу, козырьком приставлял лапку ко лбу, командовал: «Забирай правее!» Ругался: «Идти надо быстрее!» Уверял, что после его ухода в Большей норе остались одни дураки.

Иногда видели следы чужих нарт.

Тоскливо тянуло войной и смертью.

Икики боязливо прятался в карман:

«Это Дети мертвецов шли».

«Может, повернем в другую сторону?»

«А как тогда попадем к Столбу?»

«Съедят нас, вообще не попадем».

«Меня не съедят, – хвастался Икики. – Я убегу».

«Так быстро бегаешь? – удивлялся Киш. – А со мной что будет?»

Икики туманно намекал: «Хороший друг желает другу только хорошее».

VIII

Однажды услышали шум.

По снежному полю бежал человек.

В меховой кукашке, руками махал. Лицо круглое, потное.

Кричал бессмысленное, наверное, боялся. Да и как не бояться?

Переступая толстыми ногами, отблескивал под сполохами черной, влажной, голой, как базальт, кожей зверь Келилгу. Когти позвякивали, как сабельки. Массивный, большой, как гора. Даже не гнался за человеком, а просто переступал толстыми, как столбы, ногами. Один раз переступит – сразу приблизится. Еще раз переступит – еще больше приблизится.

«Спорим, догонит!» – крикнул мышонок.

Зверь Келилгу выглядел довольным, не торопился.

Он переступал толстыми ногами, позвякивали когти, мерзлая тундра вздрагивала. Глаза огромные, не моргают. Уверенный.