56-я армия в боях за Ростов. Первая победа Красной армии. Октябрь-декабрь 1941 - Владимир Афанасенко

Документы штаба 56-й Отдельной армии указывают, что потери составляли от 30 до 50 процентов в личном составе и вооружении. Согласно сводке управления начальника артиллерии 56-й Отдельной армии, потери материальной части в соединениях и частях усиления с 17 по 21 ноября 1941 г. составили 123 миномета и 109 орудий. Если прибавить к этому количеству 20 утраченных противотанковых ружей{123}, то получается 252 ствола — почти столько, сколько указывал в качестве своих трофеев и генерал Э. фон Макензен.

Командование 56-й армии 26 ноября издало специальный приказ № 0018 «Об организации эвакуации машин в ходе боев и о несвоевременном представлении сведений о потерях боевых, транспортных и вспомогательных машин». В нем отмечалось, что особенно много техники в ходе боев за Ростов оставила 6-я танковая бригада (60 танков, 26 автомашин) и 343-я стрелковая дивизия (19 тракторов, 43 автомашины). Подчеркивалось, что командование бригады и дивизии «не организовало их эвакуации, а помощник командира 6-й танковой бригады отсиживался в тылу».

Тем не менее вермахту не удалось полностью уничтожить и разгромить части 56-й Отдельной армии, сумевшие переправить через Дон значительную часть личного состава и наиболее ценное артиллерийское и минометное вооружение. Запись в военном дневнике Ф. Гальдера от 21 ноября 1941 г. гласит: «Наши войска овладели Ростовом. Севернее Ростова идут тяжелые бои с численно превосходящим противником, который, действуя, по-видимому, под умелым руководством, ведет наступление в плотных боевых порядках несколькими группами, по две-три дивизии в каждой. Особой опасности для наших войск пока не существует, однако и командование и войска будут достойны высокой оценки, если им удастся устоять под этим натиском и достичь излучины Дона». Продвижение армий Южного фронта на запад заставляло Э. фон Клейста, в отличие от Верховного германского командования, опасаться, что, захватив Ростов-на-Дону, он сам себя загнал в глубокую ловушку, грозившую окружением и гибелью всей его армии.

ОККУПАЦИЯ РОСТОВА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Захват Ростова-на-Дону стал полной неожиданностью для населения города. Войска вермахта вошли в город, в котором продолжалась обычная прифронтовая жизнь, работали магазины, предприятия и учреждения, школы и больницы, связь и водопровод, театры и библиотеки.

Еще осенью возникли первые тревожные признаки. Через Ростов пошел поток беженцев, эвакуировавшихся из западных районов страны, появились раненые красноармейцы и командиры, лечившиеся в госпиталях. Занятия в школах все чаще прерывались воздушными тревогами. Но и к ним вскоре привыкли, и после отбоя уроки продолжались как ни в чем не бывало{124}. К тому же налеты люфтваффе на город совершались в одно и то же время, и сама эта ритмичность бомбежек придавала впечатление будничности происходившего. Вскоре многие ростовчане вообще перестали ходить в бомбоубежища: «Сидя за столом, могли, не вставая со стульев, наклониться и спрятать голову под стол, иногда прятались под кровать». Правда, во второй половине октября, после захвата вермахтом Таганрога, вспыхнула настоящая паника, часть местных руководителей сбежала из города. Однако затем власть взяла ситуацию под контроль.

Поэтому появление 20 ноября в Ростове солдат вермахта у многих жителей города вызвало настоящий психологический шок. Психологическое состояние значительного большинства ростовчан выразила В.А. Тихомирова: «Все время говорят, что немцы близко, мы не верим, не может быть. Ростов-на-Дону — сердце России, и вдруг немцы, никто не верил… Мой мозг не воспринимал, что могут войти фашисты. Слишком все это быстро, в июне началась война, а пять месяцев — и немцы здесь». Немецкие военнослужащие были одеты в иную, чем у красноармейцев, форму, другой была их военная техника и вооружение. Непривычно громко и отрывисто зазвучала на улицах многонационального Ростова-на-Дону немецкая речь.

Экстремальная ситуация порождала страх перед неизвестным. В.Н. Семина (Кононыхина) всю оккупацию провела вместе с родителями и соседями в подвале построенной за три года до войны четырехэтажной школы, с хорошими перекрытиями, которые должны были спасти от бомб и снарядов: «И я помню, как шли с раскладушками, подушками, табуреточками. И просидели по сути дела всю эту неделю. Пока немцы были в Ростове, очень много людей, мы просидели в подвале. Выходили в туалет, домой побежим, еду приготовить, там мамочки бегали, потом приносили, детей кормили. Таким я помню первое присутствие немцев в Ростове».

Одним из документальных свидетельств сложной ситуации, в которой оказались не только рядовые ростовчане, но и руководители города, предприятий и учреждений, является объяснительная записка директора завода Азовхозтреста Александры Петровны Михайловой, члена ВКП(б) с 1928 г., в которой она описывала свое поведение в трагических обстоятельствах первой оккупации Ростова-на-Дону. По словам Михайловой, 20 ноября 1941 г. завод «производил нормальную работу». Около 12 часов дня она обратилась в Ленинский райком ВКП(б) и райисполком с вопросом «как быть, кругом слышна канонада», но получила стандартный ответ: «Продолжайте форсировать работу, а если будет какая опасность, Вам сообщат особо, потому не волнуйтесь, работайте спокойно».

Однако уже через два часа ситуация кардинально изменилась: «Слышу от отдельных сотрудников и рабочих завода, что на улицах бегают вооруженные немцы, чему я не поверила и сейчас же вышла во двор завода и пошла по направлению к проходной, где при открытии двери проходной на улицу я увидела три едущих мотоцикла по улице, на которых сидели по два гитлеровских бандита, вооруженных пулеметами и другим оружием и вслед за которыми бежала группа фашистских бандитов 10—12 чел. с оружием, которые обстреливали улицу». А.П. Михайлова пыталась позвонить городским руководителям, но телефонная связь уже не работала, тогда она «организовала коммунистов на уничтожение оборудования и ценных документов завода». При этом погиб член ВКП(б) заведующий производством Тополь. Директору же «удалось переодеться в рабочий костюм и вечером того же числа укрыться в подвальном помещении местожительства Прохоровой Анны Петровны (Гороховой)», где она и пробыла до прекращения уличных боев{125}.

Даже в этих сложных условиях часть рабочих и служащих, рискуя своей жизнью, спасала имущество, оборудование и другие материальные ценности. Так, в документах Октябрьского районного промкомбината отмечалось, что «благодаря бдительности и преданности вахтера обувного цеха № 1 коммуниста Павлова, не оставлявшего цеха во время пребывания фашистов в Ростове, этот цех избегнул разграбления находящихся в нем ценностей и пострадал лишь от бомбардировки»; «находчивостью и распорядительностью заведующего транспортом Комбината т. Шулешко С.И., отдавшего лошадей на хранение по домам конюхам и возчикам, сохранилось живое поголовье транспорта Комбината».

Ночь с 20 на 21 ноября прошла для многих жителей города тревожно. Им было не до сна, все небо пылало в заревах пожаров: горели железнодорожный вокзал, главный корпус Ростовского института инженеров железнодорожного транспорта, Ростовский институт народного хозяйства, кинотеатр «Буревестник», Лендворец, и другие здания{126}. То тут, то там возникали перестрелки, слышались автоматные и пулеметные очереди, перемежавшиеся взрывами снарядов и гранат. А утром вдруг неожиданно наступила тишина{127}.

С рассвета к переправам бросились отступавшие части 56-й армии, державшие оборону на северных окраинах города. По воспоминаниям очевидцев, в этот день «по Энгельса быстрым шагом, а то и бегом, уходили по двое-трое и по одному красноармейцы и младшие командиры. Нас спрашивали, как быстрее пройти к Дону». Завязались скоротечные уличные бои, продолжавшиеся целый день и следующую ночь до утра 22 ноября. Некоторым частям и подразделениям РККА удалось прорваться к переправам. Так, около 12 часов дня 21 ноября через наплавной мост на Буденновском проспекте на левый берег Дона перешло Ростовское военно-политическое училище.

Но после взрыва мостов путь на левый берег оказался отрезан. Части, которым не удалось прорваться к Дону, отступали в сторону Новочеркасска. Отдельным группам красноармейцев пришлось искать спасения в самом городе. Прямо на улицах они избавлялись от винтовок, амуниции, военной формы. Многих спасли местные жители, рискуя собственной жизнью и жизнью своих близких. Один боец заскочил в дом к Тихомировым: «а у нас второй этаж, маленький дом: "Дайте переодеться, переодеться бы!" Отец у меня роста небольшого, но мы все равно его взяли себе». Пришлось его сначала переодеть в белье, а красноармейскую форму выбросить. И когда в квартиру ворвались оккупанты с криками: «Партизан, партизан!», красноармейца выдали за больного тифом. Это помогло, немецкие военнослужащие, опасавшиеся эпидемий, тут же ушли: «Потом мы нашли одежду для парня этого… Мать дала ему одежду невоенную, и мы парня одели, и он ушел».