Охотники на мутантов - Лев Жаков

– Да мне плевать, что он бог! – закричала Настька, срывая диадему. – Все равно не заставите!

Она затравленно огляделась. Толпа угрожающе сдвинулась, Таракан шагнул к ней, собираясь схватить. Настька бросилась мимо аномалии туда, где пигмеев было поменьше.

Десятки рук потянулись к ней. Девушка вырвалась, протиснулась мимо кого-то и со всех ног кинулась в темноту – все равно куда, лишь бы подальше отсюда. Со всех сторон неслось тихое клацанье и беспорядочное громкое щелканье: ее преследовали. Браслет на руке зацепился за что-то, кисть дернуло. Настька оглянулась. На нее смотрело кривляющееся желтое лицо, черные линии на нем текли, меняя узор. Девушка рванулась опять, нитка на запястье натянулась и лопнула, деревянные бусины покатились по земле. Она побежала дальше. Из темноты надвинулись несколько пигмеев – перегородив дорогу и раскинув руки, они ждали ее. Сзади семенили другие, клацанье раздавалось слева и справа, бежать некуда. Настька бросилась на карликов впереди, врезалась в них, и строй распался. Взметнулись косы, свистнули жала. Она споткнулась, чуть не упала, смогла удержаться на ногах, но тут кто-то вцепился ей в ногу. Вскрикнув, она повалилась на землю лицом вниз.

Ее подняли и понесли к трону. Настька кричала и лягалась, но держали ее крепко. Пигмеи поднялись по ступенькам, усадили девушку в автомобильное кресло и стали привязывать. Она разъяренно брыкалась, пинала их ногами, била, щипала, пыталась даже кусаться… все без толку – вскоре карлики отошли, а она так и осталась сидеть, связанная. Тараторка принесла и водрузила ей на голову корону из бус. Настька тряхнула головой – бусы свалились на ступени, что-то в них лопнуло, корона распалась десятком звенящих змеек. Пигмейка всполошенно защелкала и бросилась собирать их. Постамент окружили пигмеи, они неодобрительно щелкали, глядя на девушку, качали головами. Она в ответ зло таращилась на них, пыталась встать и топала стянутыми ногами. Тараторка снова надела на девушку корону, для верности прижала к голове, больно вдавив бусины в кожу. Пощелкала одобрительно, отступила – и Настька тут же стряхнула нелепый головной убор. Пигмеи заволновались, щелкая все громче, кто-то полез на ступени. Таракан, сунув палку под мышку, подступил к На-стьке и ухватил за уши, чтобы не дергала головой. Тараторка в третий раз нагнулась за бусами.

Внезапно щелканье смолкло. Толпа потекла со ступеней, пигмеи быстро разошлись в стороны, освобождая пространство перед постаментом. Тараторка побледнела, так что татуировки на лице выступили резче, и побежала вниз. Таракан поднял палку, присел, согнув тонкие ножки, наклонил голову и так замер, только кисть руки едва заметно двигалась, потрясая импровизированным жезлом.

Раздались тяжелые шаги. Очень тяжелые – девушке даже показалось, что постамент слегка содрогается. В темноте прорисовалась фигура, на гладкую маслянистую кожу легли отблески аномалии. Настька замерла, выпучив глаза на того, кто шел к ней.

Сжавшись в углу клетки, прикрыв голову худыми руками, сталкер тихо подвывал.

– И тебя съедят… – просипел он. – И меня… Контролер ушел, давление на мозг ослабело, и Рамир приник к доскам, вглядываясь в освещенную тусклыми зелеными сполохами площадку. Когда вожак приблизился, толпа бюреров расступилась, Цыган увидел девушку, сидящую в автомобильном кресле у подножия гигантского трона. Она была связана.

– Хав тэ гудлэ кхула! – выругался Рамир и присел, оглядываясь. Поблизости не было ни одного бюрера, все потянулись за жирным контролером. А этот мутант необычный очень, явно псих даже по контролерским меркам, аура у него совсем мрачная и странная. Сталкер ощупал прутья клетки. Деревянные, но очень уж толстые. Как с ними справиться?

– Я знаю как, – тихо сказал Цыган и схватился за пояс. Тощий мужик в соседней клетке хрипло прошептал:

– Дурак ты! Неумеха! Нас не спас, сам попался! Единственная надежда… единственная… – он всхлипнул. – Теперь все сдохнем здесь, кто от голода, а кого сожрут! – с каждым словом в голосе его крепчали истерично-безумные интонации.

– Молчи, – процедил Рамир, расстегивая ремень. Пряжка на нем была широкая, тяжелая, украшенная ритуальным цыганским узором. Сам ремень тоже дорогой, из очень крепкой кожи с металлическими прожилками, но сейчас не он интересовал Рамира. Сталкер повернул верхнюю пластинку пряжки, просунув под нее пальцы, потя лул. Не видя, чем занят сосед, оборванный мужик встал на колени, вцепился в прутья и стал трясти, подвывая.

– Тихо ты, идиот! – цыкнул на него Цыган и вытащил из пряжки узкий треугольник металла с заточенными кромками.

Вновь огляделся. Толпа вокруг аномалии волновалась, в зеленом свете Рамир видел контролера, но маленькую худенькую девушку теперь не мог разглядеть среди пляшущих теней. Надо спешить, еще немного, и этот их ритуал начнется. В чем бы он ни заключался, девчонке не поздоровится, это уж точно.

На одном конце маленького клинка был стержень с резьбой, но сейчас Рамиру некуда было вкрутить его, и он просто покрепче сжал стержень пальцами.

– Всех сожрут, всех! – бормотал оборванец.

Цыган сел под решеткой и стал пилить основание прута. Просветы между прутьями были узковаты, чтобы вылезти, нужно было справиться с двумя.

С площадки доносилось щелканье, иногда потрескивала аномалия, пару раз до Рамира, будто дуновение горячего ветра, доносились словомысли – сталкер улавливал какие-то смутные образы, но толком не мог понять, о чем вещает жирный контролер. Рамир пропилил половину прута, две трети… Он вспотел, но ни разу не остановился. Сосед то замолкал, то принимался с надрывом причитать, Рамир не обращал на него внимания.

Запястье ныло, тянуло в левом плече. Хорошо хоть онемение в правой половине тела начало постепенно отступать. Когда оставалось всего ничего, краем глаза он заметил движение сбоку и замер, ссутулившись, стоя на коленях перед прутьями. Немного повернул голову – шестеро бюреров спешили из глубины поселка к поляне с аномалией. Они были выше ростом, стройнее соплеменников и внешне напоминали ту пару, что охраняла ложбину, – местные воины.

Сосед безмолвно раскачивался из стороны в сторону, с идя посреди клетки с безумным видом. Рамир не шевелился, искоса провожая воинов взглядом. Они даже не взглянули на пленников, спешили, чтобы увидеть начало ритуала. Как только бюреры прошли мимо клеток и оказались к нему спиной, Цыган сразу же вновь стал пилить – и спустя всего пару секунд щелкнуло последнее древесное волокно, заточка провалилась под пальцами.

И тут же оборванный сталкер с воплем бросился на прутья. Вцепившись в них, закричал вслед воинам что-то угрожающее. Двое повернулись, равнодушно посмотрели на него, тут же один громко защелкал, вскинув руку, ткнул в сторону Рамира.

Остальные тоже повернулись и после недолгого замешательства бросились к клетке.

– Идиот! – заорал Цыган на беснующегося соседа. Привстав, саданул по пруту, тот треснул, слегка накренился. Бюреры бежали к нему. Цыган ударил еще дважды, наконец выломал прут и со всей силы ткнул им сквозь решетку в татуированную морду воина, подскочившего первым. Тот опрокинулся навзничь, другой попытался ухватить прут, но Рамир пырнул его заточкой в брюхо. Тут сзади защелкало, сталкер развернулся – четверо охранников, открыв замок, ввалились внутрь.

В низкой клетке он не мог толком выпрямиться, драться было неудобно. Рамир ткнул одному прутом в морду и, кажется, выбил глаз, второго с размаху перетянул по ребрам так,.что те громко треснули, но третий, обежав Рамира, упал ему под ноги, а последний налетел с разбегу, врезался всем телом. В клетку влезли оставшиеся двое. Цыган отшатнулся, зацепившись за жилистое тело, упал навзничь. Он нанес несколько ударов, попытался встать, но было поздно – бюреры погребли его под собою. Прут вырвали из рук, сталкер успел полоснуть заточкой по морде одного карлика и распорол украшенную татуировкой щеку, а потом лишился и этого оружия. Некоторое время воины пинали его, потом схватили и поволокли. Его вытащили наружу, сунули в соседнюю клетку. Рамир поднялся, хлюпая окровавленным носом, сплюнул густо-красной слюной. Клацанье, лязг, клетка дрогнула – он опять был взаперти.

– Всех нас сожрут! – донеслось сзади.

Это был очень толстый мужчина, Настька и не думала, что люди способны так разжиреть, – он напоминал кожистый шар, наполненный медом. С головы свисали черные косы, смазанные жиром, заплывшее лицо выглядело обычным, человеческим. И все же что-то было с ним не так. Пока он шел к трону под восторженное щелканье пигмеев, девушка хорошо рассмотрела толстяка. Ее поразили глаза предводителя пигмеев: они горели очень странным темным огнем. Не злобным, не агрессивным – просто чужеродным. Поверх закатанных до колена потрепанных штанов была надета соломенная юбочка, на шее висело коралловое ожерелье, запястье украшали нити красных бус. Весь он был какой-то косматый, темный, варварский… Настька вдруг вспомнила уроки истории в интернате, вспомнила слово: язычник.