Охотники на мутантов - Лев Жаков

– Да мы откуда знаем? Жирный такой парень, здоровый. Откормился… на нас разжирел, на мясце нашем, на человечинке! – Он вцепился в прутья. – Выпусти меня, брат! Сделай уже что-нибудь!

– Что я с этим сделаю? – Рамир ударил кулаком по замку.

– У тебя же пистолет, – жарко зашептал пленник. Остальные тоже заволновались. Раньше большинство безучастно прислушивались к разговору, но теперь все, кроме безумца, вскочили, стали совать руки между прутьями, тянуться к возможному спасителю.

– Тише вы! – шикнул на них Рамир. – Привлечет внимание. Приятель, про какой ритуал ты говоришь? И что это за жирный парень, как выглядит?

– Спаси нас! – Не слушая, пленник повалился на колени, прижался лбом к доскам, дыша тяжело, с натугой. –Ритуал начнется скоро… Они поймали кого-то, я видел, повели ее, туда, вон туда…– он махнул рукой, и Рамир повернулся.

В просвете между двумя клетками виднелась площадка, озаренная всполохами аномалии. Треск разрядов был слышен даже здесь, необычная зеленоватая «Электра» – или нечто другое, похожее, – посверкивала молниями. Вокруг большого нелепого сооружения рядом с аномалией толпились бюреры.

Рамир сказал:

– Не хочу я шуметь, внимание привлекать. Ну, ладно… Он навел пистолет на дужку замка, но передумал, прицелился в скобу.

И заметил краем глаза оживление возле аномалии. Шум усилился, донеслось хоровое щелканье. Так и не выстрелив, Цыган повернул голову. В круг болотного гнилостного света посреди долины, спрятанной в центре верескового лабиринта, вступила девушка. Он не сразу узнал свой объект – девчонку обвешали украшениями, как новогоднюю елку. Браслеты почти скрывали руки, на груди торчала горбом груда бус.

Вдруг пленник в клетке закричал.

А потом воздух наполнился клацаньем клешней, из темноты за клетками выступили бюреры, спустившиеся по склону холма. Пятеро тут же кинулись на Цыгана. Он дважды выстрелил, но его схватили за руки, две косы обернулись вокруг шеи, и сталкер повалился на землю, хрипя-Сбоку выступила огромная тень, у Рамира закололо в висках – и вновь будто ментальный ветер подул на него, на мгновение опустошив мозг.

Ненависть затопила его. Рамир с ревом крутанулся, вырвав руку из захвата, вновь надавил на спусковой крючок, целя в лицо появившейся рядом твари – то есть в лицо контролера, нависшего над ним.

Но выстрелить не успел. Руку поймали и выгнули за спину, пистолет упал на землю.

«В клетку его».

Ни единого слова не было произнесено, но Рамир услышал телепатический приказ. Он забился в руках бюре-ров, однако те держали крепко. Заклацали клешни, щелкнул замок. С Цыгана сорвали автомат, рюкзак, вытащили нож из ножен – а потом кинули в клетку рядом с тощим пленником. Тяжело, с присвистом дыша, Рамир вскочил, припал к доскам и уставился на жирного контролера полными ненависти глазами. Тот разглядывал Цыгана с вялым любопытством и брезгливостью.

– Так это ты меченый? – неразборчиво прошамкал он. – Ты гляди, как долго бегал…

С помощью пигмейки Настька нацепила на себя почти все украшения. Довольно скоро инициатива целиком перешла в морщинистые руки хозяйки – девушке казалось, что больше надеть уже нельзя при всем желании, но Тараторка, как про себя обозвала ее Настька, навешивала и навешивала на девушку все новые побрякушки. Что-то пигмейка пристроила ей на голову, как диадему, одну нитку бус обвязала вокруг пояса. Браслеты покрывали тонкие руки На-стьки едва не до плеч, при каждом движении она издавала мелодичный звон и постукивание.

Пока ее наряжали, девушка попыталась познакомиться с Тараторкой поближе. Та отвечала охотно, только вот понять было сложно, щелкала пигмейка очень быстро и беспорядочно.

После каждого браслета и шнурка с кулоном, надетых на гостью, пигмейка делала шаг назад и долго оценивала Результат своих усилий, так что дело продвигалось медленно. Наконец в хижину заглянул провожатый, прощелкал что-то – и Тараторка заторопилась, стала почти беспорядочно развешивать на Настьке украшения. Та взмолилась:

– Хватит! Я еле на ногах стою! Не дойду же, даже если близко!

Бледно-желтое плоское лицо пигмейки вытянулось, сильнее прорезались морщины вокруг глаз и рта. Она огорченно заглянула в тазик, где оставалось еще несколько побрякушек, но Настька осторожно попятилась, стараясь не опрокинуться под весом бижутерии.

– Не надо, уже вон и Таракан пришел… то есть… ну, этот, в общем…

Она смутилась. Не будучи уверенной, что ее понимают, девушка все же старалась разговаривать с Тараторкой так, будто никаких языковых барьеров между ними нет. А то вдруг сказать по-человечески пигмейка не может, а понимать очень даже все понимает? Неудобно, еще обидится.

Тараторка задергала руками, делая такие жесты, словно выпихивала девушку из хижины. Снаружи послышался звук, похожий на приглушенный рокот барабанов.

– Пора? – догадалась Настька. – Ладно, я пойду. Ты со мной?

Она аккуратно, чтобы не стряхнуть с головы корону, состоящую из намотанных одни на другие крупных тяжелых бус, развернулась и шагнула к дверям. Тараторка семенила следом.

На площадке собралось множество пигмеев. Когда девушка появилась на пороге, десятка два татуированных лим повернулось к ней.

Опять появился Таракан, в руках он держал палку, обмотанную бусами, с верхушки свисали несколько цепочек с кулонами, которые мелодично позванивали. Он взмахнул палкой – пигмеи вокруг защелкали на разные лады, воздевая руки к небу. Таракан направился вперед, поманив девушку за собой. Толпа расступалась перед ним, а когДа проходила Настька, бюреры сдвигались, к ней тянулись десятки худых морщинистых рук. Было страшновато, но не так жутко, как вначале. Все старались коснуться ее, дотронуться хоть кончиком пальца, однако пигмеи не наваливались, ни разу ее не толкнули, не наступили на ногу.

Таракан вывел Настьку к центру площадки. Дальше высилось сооружение, которое пигмеи строили, когда она только попала сюда. Похоже, с ним наконец закончили, хотя пока что Настька не могла разглядеть его толком. Зато теперь она поняла, что мутный свет исходит от аномалии. Настька такую уже видела, Лесник тогда сказал, что эта штука называется «Электрой» – вот только сейчас она почему-то была зеленой. А еще – очень большой. Огороженная невысоким каменным бордюром, огромная аномалия постреливала искрами.

Тем временем Таракан, потрясая палкой, что-то очень быстро защелкал, иногда переполняясь непонятными девушке чувствами и буквально захлебываясь своей речью. Толпа загомонила – оживились разрисованные лица, черные татуировки на щеках начали шевелиться, будто живые, и девушке сделалось жутковато.

– Что у вас за праздник? – робко спросила она Таракана.

Большой праздник, поняла Настька из его щелканья. Пигмей сильно гримасничал, выражение лица стремительно менялось, будто волны по нему прокатывались. Большой женится. Король и бог женится, чтобы родить новых детей.

Подняв руки, пигмеи запрокинули лица и закричали, завыли в черное небо. Девушка попятилась – ей становилось все тревожнее. Всполохи аномалии выхватывали из темноты коричнево-желтые, словно высеченные из дерева лица. Татуировки на них двигались. Настька только сейчас заметила, что у каждого мутанта с затылка свешивается тонкая длинная коса.

Когда Таракан взял ее за плечо, она вздрогнула, едва сдержав крик. Провожатый поманил ее за собой. Робко, Уже жалея, что согласилась принимать во всем этом участие – хотя что еще ей оставалось? – девушка пошла следом за ним вокруг аномалии.

Сооружение оказалось огромным троном на пьедестале из мусорной кучи. Настька разинула рот, озирая это творение дизайнера-сюрреалиста. Из чего его сделали? Тут была искореженная стенка микроавтобуса, створка железных ворот, кусок бетонной стены – а спинку трона, кажется, поддерживали стойки небольшого подъемного крана. Постамент состоял из спрессованной легковушки, досок, кусков арматуры, чугунной печки… и костей, множества выбеленных ветром и дождем костей.

К трону вели широкие ступени. А у подножия его стояло обычное автомобильное кресло.

Настька оглянулась на Таракана. В свете аномалии казалось, что мертвенно-желтое лицо течет и плавится. Пигмей дернулся, ткнул палкой в кресло.

– Мне – туда? – спросила Настька, холодея. – Зачем? Сквозь толпу пробилась Тараторка и затрещала. На черных миндалевидных глазах ее показались слезы. Настька попятилась.

– Я? Замуж?! – потрясенно повторила она. – Вы чего? Мне же еще только четырнадцать!

Таракан тряхнул палкой, по-прежнему указывая на кресло. Цепочки зазвенели. Настька мотнула головой, и диадема из бус сползла ей на ухо.

– Не собираюсь я ни за кого замуж выходить! Пигмей надвинулся на нее, а Тараторка, наоборот, защелкала успокаивающе.