Волшебный пояс Жанны д’Арк - Екатерина Лесина

Король может принять.

Не дофин.

Не сын сумасшедшего Карла и Изабеллы, надо полагать, тоже безумной… но король.

И сгорбленная спина расправилась, а во взгляде появилось нечто такое, что заставило и Гийома хмыкнуть:

— А наш-то не совсем пропащий. — Это он произнес одними губами и не был услышан никем, кроме Жиля. Да и кому он стал нужен, опальный Гийом, утративший всю былую власть?

Нет, король его не отослал, но… знающим достаточно и малого, чтобы понять — за ссылкой дело не станет. Быть может, день, быть может, два… неделя…

Да и надо ли тратить силы на того, чья свеча почти погасла? Есть ведь новая, яркая…

Жанна.

Девица Жанна.

Орлеанская дева…

Нет, Жиль помнит, что поначалу она была просто девицей Жанной, которой благоволит король, настолько благоволит, что в нарушение всех законов объявил оную девицу рыцарем.

Ей изготовили доспехи.

А Жиль преподнес ей пояс, собственный, подаренный ему дедом. Он сам не мог бы сказать, что подвигло его на такой вот дар… Жанна не спрашивала.

Приняла с поклоном.

Сказала лишь:

— Господь тебя простит.

— За что?

Она улыбнулась и ответила:

— Пока не за что… Ты будешь со мной?

Она никогда не называла его братом при людях, не то стесняясь этого, самою ею выдуманного родства, не то, напротив, не желая досаждать ему.

…Путь из Блуа до Орлеана.

…И город, осажденный англичанами, утомленный, почти готовый сдаться на милость чужаков.

…И собственный страх Жиля, странный, вовсе не достойный воина. Однако именно у стен Орлеана его охватило смятение. Разве способна восемнадцатилетняя девица освободить несчастный город? Сделать то, что оказалось не под силу бывалым воинам?

Сумела.

Девять дней понадобилось Жанне.

Всего-то девять дней, но тогда они казались Жилю вечностью. И пожалуй, он понял, как выглядит преисподняя. В ней нет огня, разве что кипящая смола, зато в нынешней преисподней хватает грязи.

Крови.

Боли.

Мертвецы и раненые. Раненые и мертвецы. Мертвецы Жилю нравятся больше, они молчат. И окрестные вороны счастливы. Их так много, что порой само небо кажется черным. И за хлопаньем птичьих крыл, за мерзостными голосами их слышится хохот того, кого принято именовать врагом рода человеческого.

Уж ему-то, должно быть, весело.

…Позже в книге магистрата запишут так: «Солнце уже склонялось к западу, а французы все еще безуспешно сражались за ров передового укрепления. Жанна вскочила на коня и отправилась в поля. Вдали от взоров… Жанна погрузилась в молитву между виноградных лоз…»

Ложь.

Она была там.

Среди грязи и крови, умудряясь оставаться чистой. И голос ее звенел над полем битвы.

…Позже скажут, что она обратится к небесам и те ответят Жанне.

Чудо случится.

И стрелы выпадут из рук англичан, приведенные в замешательство люди взглянут в небо. И архангел Михаил явится во всем своем величии и блеске. Он будет ступать по небесам, сопровождаемый многими ангелами. По мановению руки его обратятся в прах луки англичан, станут землей их мечи.

Жиль не знает.

Жиль не видел.

Нет, он видел людей, которых вдруг охватило безумие. Кто-то крикнул:

— Смотрите, архангел! Я вижу его! Вижу!

И этот крик подхватят многие голоса…

Жиль тоже взглянет на небо, низкое и серое, но увидит лишь воронье. Слишком грешен? А плевать. Главное, что англичане, которых тоже, надо полагать, коснулось это всеобщее сумасшествие, отступили. И осада, длившаяся семь месяцев, была снята.

Разве сие не чудо?

— Ты слишком много думаешь, — как-то сказала ему Жанна, когда они вновь остались наедине. Ныне это случалось редко. Слишком много оказалось тех, кто желал выказать свое почтение новой святой. — И голос твоего разума заглушает в тебе голос сердца.

— Это плохо?

— А разве хорошо? — Жанна смотрела снизу вверх обычным своим кротким взглядом, от которого Жилю становилось не по себе. — Если сердцу не позволять говорить, то оно окаменеет и перестанет чувствовать. А за ним и душа сделается мертвой.

Ему бы хотелось возразить, но Жиль не знал как.

Ждал.

Пожалуй, тогда все они замерли в престранном ожидании… Очередного чуда? Явления Михаила, который освободит Францию от англичан? Было бы сие весьма удобно.

Но архангел не спешил являться.

И англичане остались, пусть и не смели более соваться к Орлеану.

Слава Жанны росла день ото дня, что неимоверно злило Гийома.

— Нет, ты только послушай! — Он, не имея собеседника иного, спешил выплеснуть свой гнев на Жиля. — «Ее голос какой-то странный. Поверьте, я кое-что понимаю в голосах, но такого еще не слышал. Он нежный и тихий, как у ребенка, несмотря на это, в бою он заглушает весь грохот и вой…»

Он скомкал письмо, но тут же его расправил и прочел дальше:

— «…Это очень странно, и мы все можем об этом свидетельствовать: когда она едет с нами, птицы из леса слетаются и садятся к ней на плечи. В бою случается, голуби начинают порхать возле нее…» Голуби в бою! Идиоты! Кругом одни идиоты… Еще немного, и они решат, будто от нее пахнет розами!

От Жанны пахло войной.

Прежде запах этот казался Жилю едва ли не самым сладостным из всех ароматов мира. Запах человеческих тел, утомленных дорогой. Пыли, что оседала на одежде. Конского пота и навоза. Грязи. Гноя. Притираний, которыми пользовались гулящие девки, желая перебить исконный свой смрад… крови и аптекарской телеги, где кто-то да умирал.

И никаких роз. Розам не место на войне. И женщинам тоже.

— Кажется, что в присутствии Жанны воздух становился прозрачным для тех людей, кому жестокая ночь еще не омрачила разум… — Гийом расхаживал по палатке, не способный успокоиться. — И сердце находит успокоение… рядом с ней мужчины забывают бранные слова, а женщины испытывают глубочайшее раскаяние во всех грехах… ее просят благословить младенцев… ее любят…

— Разве ты не этого добивался?

Жилю было непонятно. Им требовалось оружие? Жанна стала тем мечом, который ниспослал Господь. И меч этот в руке народа способствовал избавлению страны.

Орлеан был освобожден.

А следом за ним и Жаржо.

Мён-сюр-Луар.

Божанси…

Английские крепости сдавались одна за другой, и каждая победа множила славу Жанны.

— Ее слишком много, — признал Гийом. — Куда ни глянь, всюду она… Это уже не нравится королю.

…Не нравилось.

…И он готов был принять корону из рук святой, но и только.

Он был счастлив, когда над стенами Орлеана поднялись его знамена, но после битвы при Пате… Армия разгромлена, грозный Тальбот взят в плен, Фалстаф спасается бегством, а в народе появляется слух, что корону надобно отдать вовсе не тому, кому она принадлежит по праву рождения…

…Нет, Жанна не желает занять престол.

Пока не может.

Она идет к своему королю и преклоняет колени, говоря, что настало время.

Поход в Реймс.

И коронация. А ведь находились те, кто до последнего не верил, что коронация таки состоится. Но она вновь оказалась права. Пожалуй, она слишком часто оказывалась права. И город за городом открывали ворота, приветствуя короля и Жанну.

Жанну и короля.

И тот, разрываемый противоречивыми чувствами, улыбался. Кивал благосклонно. Принимал подношения, но… запоминал.

За королями водится запоминать…

В Реймсе Карла встретили весьма благосклонно, и рядом с ним нашлось место для Жанны. Многим сие не по нраву пришлось, тем, кто благороден, тем, кто правом крови наделен привилегией быть рядом с троном. А она… кто она такая?

Святая пророчица?

Возрожденная Екатерина, как о том говорят многие?

Или действительно безумная девица, чье безумие оказалось заразным? Жиль не знал и сам. Любил ли он Жанну? Да. Ее невозможно было не любить. Слишком уж она светлая, слишком яркая для этого грязного мира, который очень жесток для нее. Она… иная.