Среди самцов - Фиона Уолкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ведь твоя исповедь, не так ли? — спросила Саския, посмотрев на Одетту блестящими от возбуждения глазами.
Одетта небрежно кивнула.
— Все это было очень, очень давно, — торопливо сказала она.
— Разумеется, — хихикнула Саския. — На прошлой неделе, к примеру.
— Ну и дела! — присвистнула Феба. — Давай рассказывай. О том, в частности, как отреагировал твой бывший, когда тебя увидел.
Одетта отхлебнула красного вина и обвела взглядом комнату. Вокруг были напряженные лица и округлившиеся от любопытства глаза. По ее мнению, сейчас она более всего походила на вожака отряда скаутов, который на привале рассказывает своим подопечным у костра страшные истории. Но закавыка была в том, что она терпеть не могла рассказывать что-либо на публике, а уж врать — тем более.
— Да никак не отреагировал, — ровным голосом сказала она. — Сидел в машине как дурак, а когда мы вернулись в дом, завел мотор и уехал.
Конец рассказа показался «прокладкам» суховатым и лишенным драматического накала. По этой причине они разочарованно загудели, словно мухи, которых отогнали от тазика с вареньем.
— А этот твой Джонатан… — протянула Феба, наливая себе вина. — У тебя с ним серьезно или так — просто трахаетесь от случая к случаю?
— Не знаю, что и сказать, — пробормотала Одетта, а потом торопливо добавила: — Я это в том смысле, что еще не решила, какие отношения меня больше устраивают.
— В любом случае, Одетта, ты оказалась в весьма пикантной ситуации, — рассмеялась Саския, а потом, к большому для Одетты облегчению, достала из цилиндра следующую бумажку и снова приступила к чтению: — «Мы занимались этим на диване, а вокруг сидели на задних лапах лабрадоры и пристально на нас смотрели…»
Так себе была история — ничего особенного. Но Одетта, благодарная судьбе за то, что «прокладки» наконец от нее отстали, откинулась на спинку кресла и стала покорно слушать вместе со всеми очередную исповедь.
— Чем это пахнет? — спросила вдруг Феба, принюхиваясь.
— Вот это да! — воскликнула Арабелла, устремив взгляд на бедра Одетты. — Она у нас такая сексуальная, что у нее даже низ живота дымится!
— Господи! — Одетта, а вслед за ней и все остальные дамы повскакивали с места. Вылетевший из камина крохотный кусочек тлеющего дерева попал Одетте точно в промежность и прожег в ее кожаных брюках дырку.
— Ты не обожглась? — обеспокоенно спросила Феба.
— Да нет, все нормально, — сказала с пылающим от смущения лицом Одетта, пытаясь оценить причиненный ее гардеробу ущерб. — Просто мне надо пойти переодеться.
Переодевшись и вернувшись в гостиную, Одетта ничьих исповедей больше не слушала, а задумалась о собственных проблемах. Все ее помыслы были сосредоточены на Калуме. Хотя история на заднем дворе завершилась совсем не так, как она описала, она страстно жаждала ее продолжения.
Проснувшись с рассветом, Одетта натянула на себя спортивный костюм и отправилась на пробежку. Дорожки вокруг старинного особняка были размыты дождем, и ее ноги при каждом шаге погружались чуть ли не по щиколотку в жидкую грязь. Неожиданно повалил мокрый снег, все вокруг потемнело. На душе у Одетты тоже было невесело: она не уставала корить себя за допущенные ею ошибки. Во-первых, сбежав от Калума, она проявила не принципиальность, как ей тогда казалось, а самую обыкновенную трусость. Во-вторых, она позволила Флориану Этуалю одержать над ней верх и вытеснить ее с руководящих позиций в ее же собственном ресторане. И в-третьих, незачем было разыгрывать из себя умудренную любовным опытом женщину, стараясь угодить кучке избалованных и пресыщенных жизнью девиц. Своим человеком в этой компании она все равно никогда бы не стала и, что самое главное, не очень-то к этому и стремилась.
Гонимая порывами ветра, мокрым снегом и своими печальными мыслями, она прибавила шагу, желая побыстрей добраться до укрытия. На удивление, старый дом уже не казался ей таким зловещим и мрачным, как вчера. Теперь он представлялся ей чем-то вроде благодатного оазиса, где можно было обсушиться и отогреть у огня занемевшие от ледяного ветра руки.
На кухне толпились задумчивые с похмелья «прокладки», одетые в толстые халаты, разноцветные пижамы и ручной вязки шерстяные носки. Все они, как по команде, подняли глаза и с ужасом на нее посмотрели.
— Где ты была? Мы думали, ты все еще нежишься в постели, — проквакала Бибби, узнать которую в стеганом мужском халате и натянутой чуть ли не до самых глаз шерстяной шапке было довольно трудно.
— Я бегала, — сказала Одетта, едва не щелкая зубами от холода. — Ну а теперь собираюсь принять душ.
— А здесь нет горячей воды! — радостно сообщила ей Арабелла. — А чтобы ее нагреть, потребуется несколько часов.
Сотрясаясь всем телом от озноба, Одетта прошла к себе в комнату и сняла пропитанный ледяной водой и потом тренировочный костюм. Поскольку ее кожаные брюки были безнадежно испорчены, она надела джинсы и красный пушистый свитер и вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется сию же минуту оказаться дома. Постоять с четверть часа под упругими струями бьющего с потолка горячего душа, надеть на себя шелковый японский халат и забраться в чистую постель. Но поскольку об этом оставалось только мечтать, она зашла в первую попавшуюся ванную комнату, вычистила зубы и плеснула ледяной водой в лицо.
Спустившись на кухню, она застала там одну только Фебу, которая допивала кофе из жестяной кружки. Одетта попыталась было зажечь газовую плиту, чтобы подогреть чайник, но у нее ничего не получилось.
— Газ кончился, — спокойно констатировала сей печальный факт Феба. — Хочешь, допей мой. — Она протянула Одетте свою кружку и спросила: — Ты верхом ездишь?
— Никогда не пробовала, — ответила Одетта. Как-то раз ей пришлось кататься на ослике, но вряд ли это можно было назвать полноценной верховой прогулкой.
По сравнению с домом Центр конного спорта выглядел весьма презентабельно. Всеми делами здесь заправлял грум по имени Дей, который был несказанно рад заполучить в мертвый сезон клиентуру в виде полутора дюжин симпатичных молодых женщин.
Дей напялил на Одетту тяжелый шлем с цифрой «восемь» на лбу и подвел ее к тощей белой лошади, у которой не было гривы, зато имелась пара голубых, навыкате, совершенно безумных глаз.
— Его зовут Коджак [1], — сказал Дей с сильным уэльским акцентом, помогая Одетте забраться в седло. — Мы зовем его так из-за гривы. Вернее, из-за ее отсутствия.
— А он у вас тихий? — робко поинтересовалась Одетта.
— Не матерится, значит, тихий, — сказал со смехом Дей и добавил: — Так что вы, леди, не напрягайтесь. Сидите спокойно. Главное — правильно держать ноги. Между прочим, мне очень нравятся ваши сапоги. Крепко, должно быть, сшиты…