Бесценная награда - Ханна Хауэлл

– Вот теперь мы можем требовать для вас правосудия, – сказал Бретт.

Катриона вздохнула. Не время искать справедливости, потому что сэр Джон всего лишь попытался принудить ее сделать то, что советовали ей почти все власть имущие мужчины в их местах, включая лэрда-сеньора. Получить мужа. Бретт не понимает ее нежелания привлекать хоть какое-то внимание к ее отказу от предложения сэра Джона без надежных доказательств его прочих преступлений, а не только попытки принудительного венчания. Катриона поняла, что вот-вот начнется спор, который может затянуться очень, очень надолго.

– Нет, не можем. По-прежнему есть слово сэра Джона против моего, и ничего больше.

– А также слово каждого из нас, кто помчался спасать вас от сэра Джона, человека, пытавшегося принудить вас к венчанию с ним.

– Сэр Джон всего лишь сделал то, что следовало сделать давно, как считает каждый более или менее влиятельный мужчина в наших местах.

– Он вас похитил.

Катриона повернулась к Бретту, приготовившись к продолжению спора, начавшегося по пути домой после ее спасения от сэра Джона и продолжавшегося до самого ужина. Бретт хотел, чтобы она обо всем сообщила сеньору-лэрду, а Катриона наотрез отказывалась. Это самый надежный способ снова напомнить сеньору, что она так и не прислушалась к его совету найти себе мужа, но Бретт не разделял ее опасений о бедах, которые она может навлечь себе на голову. И тут Катриона внезапно сообразила, что они находятся в ее спальне – Бретт вошел туда вслед за ней. Она открыла рот, чтобы велеть ему уйти, но Бретт в это время, закрыв дверь, прислонился к ней и скрестил руки на груди.

Все возражения вылетели у Катрионы из головы, спор мгновенно забылся, она могла думать только об одном: о том, что совсем недавно ей чуть не пришлось принять – впустить в себя – другого мужчину и получить взамен лишь болезненные ощущения да семя. А сейчас в ее спальне стоял тот, чьи поцелуи обещали куда большее. Она прожила шесть долгих лет с мужчиной, использовавшим ее, как племенную самку, потом почти два года чуть не до костей стирала руки, чтобы накормить своих людей и обеспечить им безопасность, и пыталась ускользнуть от человека, пытавшегося силой взять ее замуж, чтобы предъявить права на ее земли. Единственное светлое пятно в ее жизни – Элисон. Может быть, пора сделать хоть что-то, чтобы порадовать саму себя?

Бретт напрягся, вглядываясь в Катриону. Ее глаза заблестели, и он не сомневался, что этот блеск вызван растущим желанием. Он знал, что у мужчин похоть частенько разгорается после сражения или жаркого спора, но не догадывался, что такое случается и с женщинами. Впрочем, может ли он полагаться на свои суждения в этом вопросе?

– Мы закончили спорить? – уточнил Бретт, видя, как цвет ее глаз меняется на насыщенный темно-синий – такими они становились всякий раз, как он целовал ее.

– Думаю, да. Думаю, сейчас я занялась бы кое-чем другим.

– Чем?

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Он привлек ее к себе так стремительно, что Катриона ахнула и на миг подумала, не совершает ли она огромную ошибку. Но Бретт поцеловал ее, и ей стало все равно. Она хочет этого, нуждается в этом. Раз в жизни она решила стать дерзкой и отважной, решила взять то, чего хотела, не задумываясь о последствиях.

На этот раз ее поцелуй был другим, понял Бретт, в нем больше не чувствовалось неуверенности. И сердце его сильно заколотилось.

– Катриона, мне кажется, что время мимолетных поцелуев, ни к чему не ведущих, для нас уже закончилось.

– О да, я очень на это надеюсь, – пробормотала она и сама его поцеловала.

Бретт решил считать это приглашением. Он слегка приподнял Катриону так, чтобы ноги ее оторвались от пола, и направился к кровати, не прекращая поцелуя. На пол шлепнулись ее туфли. Он понял, почему она так странно извивалась, и счел это поощрением к продолжению.

Бретт осторожно уложил Катриону на кровать. Пристально глядя на нее, сорвал с себя одежду. Глаза ее широко распахнулись, но в них не было ни намека на неловкость, и он счел это за хороший признак. Бретт лег рядом, снова поцеловал Катриону и принялся расшнуровывать ее платье. Он изо всех сил сдерживался, твердо решив не торопиться. Пусть Катриона и не девственница, он не сомневался, что у нее нет ни малейшего опыта в любовных играх.

Катриона закрыла глаза и полностью отдалась поцелуям. Движение его языка, легкое покусывание губ разжигали в ее жилах огонь. Образ обнаженного Бретта запечатлелся у нее в сердце. Худощавый, подтянутый, с черными завитками на широкой груди, длинными мускулистыми ногами и несколькими шрамами. Именно так должен выглядеть красивый мужчина. Это распаляло Катриону и одновременно немного пугало.

Прикосновение его руки заставило Катриону затрепетать от удовольствия, и тут она поняла, что лежит голая. Она никогда прежде не обнажалась перед мужчиной, муж не снимал с нее ночную рубашку, просто задирал ее. Внезапно она вспомнила о растяжках на животе, оставшихся после родов, и попыталась прикрыть их руками, но Бретт быстро пресек эту попытку, взяв ее за руки и легонько прижав их к матрасу, а затем поцеловал каждый рубец. Катриона уставилась на него, потрясенная и тронутая, а он поднял голову и улыбнулся ей.

– Даже не вздумай прикрывать эти следы, – сказал он, кончиками пальцев погладив ее кожу на животе. – Это шрамы, доставшиеся женщине, подарившей жизнь ребенку. Шрамы, заработанные тяжким трудом и такие же почетные, как у любого благородного воина.

Его голос звучал так искренне, что Катриона не нашлась с ответом. Она блаженно пробормотала что-то, когда он снова поцеловал ее. Наслаждение разрасталось, когда он терзал ее рот, прикосновение его разгоряченной кожи воспламеняло кровь, мозолистые ладони сладко ласкали ее тело. И только когда одна из этих искусных рук скользнула ей между бедер, в стремительно разгорающуюся страсть прокралось смятение.

Он трогает меня там, в панике подумала Катриона. Муж никогда не ласкал ее там, он вообще почти к ней там не прикасался, даже когда готовился к проникновению. Но раз Бретт не торопится соединиться с ней, как в свое время Бойд, приходится предположить, что ему нравится трогать ее? То, как ее тело откликалось на прикосновения его пальцев, встревожило Катриону, но это было так приятно, что она не могла заставить себя прервать эту скандально интимную ласку. Прежде чем она сумела хоть как-то разобраться в своих чувствах и смятенных мыслях, Бретт занялся ее грудями, он гладил и целовал их и даже посасывал, и все мысли Катрионы сгорели в пламени, бушующем в ее крови.

Когда он все-таки начал проникновение, голова ее слегка очистилась от тумана вожделения, и Катриона вспомнила, что от нее требуется. Она замерла и лежала неподвижно, несмотря на мучительное желание касаться его, тереться об него всем телом, целовать его.