Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Облачность была низкой, и мы вылетели в район боев тройками. В наушниках я услышал голос офицера наведения, которого я хорошо знал. Во всяком случае, я надеялся, что именно с ним мне предстоит работать. Я должен напомнить, что все пехотные командиры рвались заполучить нашу поддержку. Поэтому мы всегда требовали, чтобы каждая пехотная часть имела собственный позывной. Нас буквально разрывали на части, и требовалось в двадцать раз больше самолетов и летчиков, чтобы выполнить все запросы. Судя по голосу, со мной с земли разговаривал футболист Эпп, но даже без его информации я уже заметил цель — крупную группу вражеских войск и техники примерно в 3 километрах впереди. Я все еще летел над нашими позициями и начал закладывать вираж, когда увидел множество вспышек выстрелов зенитных батарей. Разрывы снарядов не были видны, так как их скрывали тучи, но мой самолет вздрогнул от ударов по кабине и капоту двигателя. Я получил осколочные ранения лица и рук. Мотор самолета мог в любой момент остановиться. Он продержался еще пару минут, а потом все-таки заглох. Но за это время я успел заметить луг к западу от деревни. Я был уверен, что русские все еще меня не видят. Я благополучно приземлился на этом лугу. Фикель быстро посадил свой самолет рядом. Мы совершенно не представляли, сколько времени этот район будет контролироваться нашими войсками. Поэтому мы с Хенчелем сняли с нашего самолета самые важные приборы, забрали парашюты, часы, личное оружие и забрались в самолет Фикеля. Когда мы летели домой, то доложили по радио командованию о происшествии. Вскоре мы благополучно приземлились в Костромке. Во время этих боев неприятный инцидент произошел с обер-лейтенантом Фриче. Его самолет был полбит русскими истребителями юго-восточнее Запорожья, возле Гейдельберга. Он сумел выпрыгнуть с парашютом, хотя при этом сильно ударился о хвостовое оперение. После недолгого пребывания в госпитале этот прекрасный командир и кавалер Рыцарского Креста снова вернулся в строй.

Однако нам везло далеко не всегда. Как раз мы возвращались после вылета, и возле аэродрома строй рассыпался. Самолеты летели низко над землей по одиночке и уже готовились заходить на посадку. Внезапно наши зенитки открыли бешеный огонь — высоко над нами появились русские истребители. Они совсем не собирались атаковать нас, и все неприятности стали результатом стрельбы зениток. Разумеется, наводчики пытались стрелять между нашими самолетами, но получалось это плохо. Командир 7-й эскадрильи обер-лейтенант Херлинг и инженер группы Крумингс были сбиты и погибли. Немного позднее погиб и обер-лейтенант Фрич. Наша четверка всегда была неразлучна, и вот из нее уцелел только я один. Все трое моих друзей были кавалерами Рыцарского Креста, и все они отдали жизни за свою страну. Для всех нас их гибель стала тяжелым ударом. Они были прекрасными летчиками и отличными командирами для своих подчиненных. Иногда наступает такой период, когда кажется, что все ополчилось против тебя, и череда несчастий будет бесконечной.

В ноябре мы получили радиограмму: я награжден Рыцарским Крестом с Дубовыми Листьями и Мечами и должен вылететь для получения награды в ставку фюрера в Восточной Пруссии. Примерно в это время я уничтожил свой сотый танк. Лично я был рад новой награде, не в последнюю очередь потому, что это было признание достижений всей нашей группы. Однако я был разочарован тем, что не прошло мое представление Хенчеля к Рыцарскому Кресту. Вероятно, оно застряло где-то между высокими штабами. Поэтому я решил захватить с собой своего стрелка. Хенчель к этому времени уже совершил 1000 боевых вылетов, сбил несколько советских истребителей и являлся нашим лучшим стрелком. Мы полетели в Восточную Пруссию через Винницу — Проскуров — Лемберг — Краков. Ставка фюрера находилась недалеко от Гольдапа.

Сначала мы приземлились в Лётцене. Я представился подполковнику фон Белову. Он сказал мне, что майор Храбак[4] должен получать Дубовые Листья вместе со мной. Я привел Хенчеля к Белову и спросил у него, получила ли ставка мое представление. Белов ответил, что документы не прибыли, однако пообещал немедленно затребовать их от рейхсмаршала Геринга. В штабе Геринга бумаг тоже не оказалось. Тогда кто-то предположил, что наградные документы лежат среди прочих бумаг, представленных на подпись Герингу. Рейхсмаршал лично подтвердил это Белову, и тот отправился к фюреру. Белов доложил Гитлеру, что я привез с собой Хенчеля потому, что его наградные документы странствовали по инстанциям слишком долго, но что командующий Люфтваффе утвердил награждение. На это фюрер сказал: «Пусть он прибудет вместе с остальными». Этот день стал одним из самых памятных для моего верного стрелка. Лишь очень немногие получали Рыцарский Крест из рук фюрера. Обычно главнокомандующий вручал награды, начиная с Дубовых Листьев.

Вот так майор Храбак, Хенчель и я прибыли на прием к фюреру. Сначала он вручил нам награды, а потом было устроено небольшое чаепитие. Фюрер говорил о последних боях на Восточном фронте и о выводах, которые следовало сделать. Он сообщил, что идет формирование новых частей, которые потребуются для отражения неминуемого вторжения западных союзников на континент. Наша страна еще могла сформировать значительное число новых дивизий, а промышленность была способна обеспечить их вооружением. Фюрер добавил, что германская техническая мысль упорно работает над новыми многообещающими образцами вооружений, и мы наверняка вырвем победу из лап большевиков. Это могут сделать только немцы, добавил фюрер. Он гордится солдатами Восточного фронта и прекрасно знает о тех колоссальных трудностях и лишениях, которые они испытывают. Гитлер выглядел бодро. Он был полон идей и твердой веры в будущее.

Покинув Лётцен, мы должны были отправиться в Гёрлиц, где наш заслуженный Ju-87 наслаждался выпавшим двухдневным отдыхом. Дом Хенчеля находился в Саксонии, совсем недалеко оттуда, и он уехал на поезде, чтобы присоединиться ко мне через 2 дня, когда нам предстояло отправиться на фронт. После этого мы полетели по маршруту Вена — Краков — Лемберг — Винница — Кировоград. Погода была мерзкой, и чем дальше мы забирались на восток, тем отчетливее чувствовалось приближение зимы. Из низких туч обильно сыпал снег, что сильно осложняло полет, особенно трудно было выдерживать правильный курс. Мы почувствовали огромное облегчение, когда наш самолет уже в сумерках приземлился на подмерзшем аэродроме Костромки, и мы снова встретились с нашими товарищами. Здесь было уже довольно холодно, однако у нас не имелось оснований жаловаться, так как морозы резко улучшили состояние дорог в деревне. Лед покрыл все открытые пространства, и теперь передвигаться без коньков стало довольно сложно. Когда нелетная погода приковывала нас к земле, мы снова начинали играть в хоккей. Даже людей, совершено не склонных заниматься спортом, не оставил равнодушными энтузиазм игроков. Практически все метлы и лопаты были превращены в клюшки. Половине игроков пришлось довольствоваться примитивными русскими коньками, тогда как остальные хвастались настоящими хоккейными ботинками. Кое-кто вообще был вынужден привязывать дощечки к меховым летным сапогам. Но это никого не смущало.