Револьвер для адвоката - Майкл Коннелли

– И где намерена поселиться?

– Ну, работать мне предстоит непосредственно в Вентуре, так что либо там, либо где-то поблизости. Я бы хотела приглядеться к городу Охай, если будет не слишком дорого. А у Хейли с верховой ездой, я думаю, все действительно сложится.

Охай – либеральный городишко в горной долине Северного округа, где представительство офиса прокурора открылось сравнительно недавно. Много лет назад, еще до появления дочери, мы с Мэгги ездили туда на выходные. Возможно, наша дочь была зачата именно там.

– Получается, верховая езда… не мимолетное увлечение?

– Кто знает. Сейчас она целиком и полностью ею увлечена. Мы взяли в аренду лошадь на полгода. С возможностью выкупа.

Я покачал головой. Неприятно. Ладно бывшая жена, но Хейли мне ничего об этом не сказала.

– Мне жаль. Имей в виду, я этого не поощряю. Не важно, что происходит между нами, со своим отцом она должна общаться. Я правда так считаю и постоянно ей об этом говорю.

– Спасибо.

Я не знал, что еще сказать. Встал с камня. Захотелось уйти отсюда и поехать домой.

– Можешь оказать мне услугу? – попросил я.

– Какую именно?

Я понимал, что действую экспромтом, высказывая полуоформленную мысль, которая выросла из моего горя и желания любым способом вернуть дочь.

– Скоро будет суд. И я хочу, чтобы она посмотрела.

– Ты сейчас про того сутенера? Нет, Майкл, не хочу, чтобы она через это проходила. К тому же у нее школа.

– Он невиновен.

– Да что ты? Ты сейчас пытаешься обмануть меня, как и присяжных?

– Нет, я серьезно. Невиновен. Он не убивал, и я это докажу. Если бы Хейли пришла, то, может…

– Не знаю. Подумаю. У нее школа, нельзя прогуливать уроки. Да еще этот переезд…

– Приходите на вынесение приговора. Вместе.

– Послушай, мне надо идти. Тут копы уже штабелями складываются.

Видимо, у нее в кабинете толпились полицейские, чтобы зарегистрировать дела.

– Ладно, просто подумай.

– Хорошо. А сейчас мне нужно идти.

– Постой. Последнее. Можешь выслать на почту фотографию Хейли на лошади? Хочу посмотреть.

– Конечно. Вышлю.

Она положила трубку, а я несколько минут пялился на футбольное поле, прокручивая в голове разговор и пытаясь переварить новости о своей дочери. Я вспомнил слова Законника Зигеля – о том, что чувство вины нужно оставить в прошлом. И понял, что некоторые вещи легче сказать, чем сделать. А некоторые сделать невозможно.

24

В семь вечера я спустился с холма и прошел до небольшого магазинчика в начале Лорел-каньон. Вызвал такси и прождал пятнадцать минут, читая местные объявления на пробковом щите у входа. Такси перевезло меня через холм вниз в Долину. Я попросил водителя подбросить меня до бульвара Вентура рядом с Колдуотер-каньон. Оттуда я пешком прошел пять кварталов и незадолго до восьми добрался до студии йоги.

Кендалл Робертс была занята: сидя за стойкой, пыталась завершить дела в конце рабочего дня. В собранные в пучок на макушке волосы был воткнут карандаш.

Держа под мышкой свернутые резиновые коврики, уходили с последнего занятия люди. Я вошел внутрь и спросил ее, можем ли мы пообщаться после того, как она закроет студию. Кендалл ответила не сразу.

– Хочешь поесть? – поинтересовался я.

– Я провела четыре урока подряд. Умираю от голода.

– Есть неплохое местечко на этой улице. Готовят суши, если ты их ешь.

– Суши я люблю.

– Тогда, может, я там сяду, а ты подойдешь, когда здесь закончишь?

Она снова замолчала, словно пыталась меня раскусить.

– Мы не станем засиживаться, – пообещал я, и она наконец кивнула в знак согласия.

– Ладно, приду. Ненадолго. Но мне нужно освежиться.

– Не торопись. Ты саке любишь?

– Обожаю.

– Теплое или холодное?

– Холодное.

– Тогда до встречи.

Пройдя по Вентуре, я зашел в кафе и обнаружил, что там полно любителей суши. Свободных столиков не было; я занял два стула у барной стойки. Заказал саке, салат из огурцов и в ожидании Кендалл достал телефон.

Бывшая жена, как и обещала, выслала по электронной почте фотографию дочери и ее лошади. Хейли стояла, внимательно глядя в объектив, а сзади ей на плечо положила голову лошадь. По черной морде животного молнией шла белая зигзагообразная полоса. И девочка, и лошадь были просто восхитительны. Я гордился, но фотография лишь добавила душевной боли к новостям о неминуемом переезде в округ Вентура.

Переключившись на режим сообщений, я написал дочери. Электронные письма она разбирает один или два раза в неделю; чтобы она прочитала что-то сразу, нужно отправлять эсэмэску.

Я написал, что ее мама выслала мне фотографию с лошадью, и я горжусь тем, что она занимается верховой ездой. Еще написал, что слышал о грядущем переезде, и мне жаль, что она будет так далеко, но я все понимаю. Поинтересовался, могу ли посмотреть, как она занимается, и отправил сообщение, наивно решив, что ответ придет сразу после того, как мой телефон отчитался о доставке. Однако телефон молчал.

Я хотел набрать следующее сообщение и спросить, получила ли она первое, когда у соседнего свободного стула внезапно появилась Кендалл. Я встал ей навстречу и сунул телефон в карман.

– Привет, – бодро сказала Кендалл.

Она успела переодеться в голубые джинсы и блузу в крестьянском стиле, распустила волосы и выглядела превосходно.

– Привет, – сказал я. – Рад, что ты смогла прийти.

Протискиваясь к своему стулу, Кендалл поцеловала меня в щеку. Неожиданно, но приятно. Я налил ей саке, мы подняли чашки и пригубили. Я наблюдал за ней, пытаясь разглядеть на лице негативную реакцию на мой выбор напитка, но он пришелся ей по вкусу.

– Ну и как идут дела? – спросил я.

– Все в порядке. День выдался неплохой. А у тебя? Я немного удивилась, увидев тебя сегодня в студии.

– Ну да. Мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Только давай сначала что-нибудь закажем.

Мы вместе рассматривали меню, и Кендалл остановилась на трех разновидностях острых суши с тунцом, в то время как я взял «Калифорнию» и роллы с огурцом.

Незадолго до выборов мы начали ходить сюда с дочерью. Ее вкус стал более искушенным, и блины по пятницам перестали быть развлечением. Конечно, мои пищевые пристрастия оказались старомодными: я никогда не мог понять, зачем есть сырую рыбу. Но в заведении была еще куча всего, чем можно было перекусить без риска для жизни.

Зато саке – совсем другая история. Теплое, холодное, мне оно нравилось в любом виде. К тому времени как один из поваров поклонился и принял наш заказ, я поглощал как раз третью чашку. Наверное, то, что я сразу налег на выпивку, отчасти было спровоцировано причиной, по которой я сюда пришел, и разговором, который предстояло провести с Кендалл.

– Так что стряслось? – спросила она, после того как мастерски справилась с палочками и попробовала салат из огурцов. – Прямо как прошлой ночью: тебе не обязательно нужно было так долго ехать, чтобы меня увидеть.

– Просто хотелось тебя увидеть, – сказал я. – Но мне нужно с тобой еще побеседовать об этом деле, о Мойе и Марко, агенте УБН.

Она нахмурилась:

– Пожалуйста, только не надо говорить, что я должна пойти к тому адвокату.

– Нет, повестку тебе не вручали, и я позабочусь, чтобы все так и осталось. Но сегодня выяснилось кое-что другое.

Я замолчал, так как еще не сформулировал, с чего начать.

– Ну, тогда в чем же дело? – подтолкнула она.

– Тут вообще как-то все мутно. Сначала все крутилось вокруг Мойи, который сидит в тюрьме, потом нарисовывается Марко, агент Управления по борьбе с наркотиками, пытается подстраховать себя и свои дела. А в центре всего этого – убийство Глории и мой клиент. А еще я утром обнаружил, что на моей машине установлен маячок.

– О чем ты говоришь? Какой маячок?

– Ну, как навигационная система. Кто-то меня отслеживает. И знает, чем я занимаюсь – по крайней мере, когда я на машине.

Развернувшись на стуле, я смотрел прямо на нее, чтобы увидеть, как Кендалл восприняла информацию. И понял, что она не придала этому нужного значения.

– Не знаю, как давно там стоит это устройство, – признался я. – Но я дважды вчера подъезжал к твоему дому. Сначала с Эрлом, а потом поздно вечером уже один.

Теперь до нее начало доходить. Я заметил первые проблески страха в ее глазах.