Револьвер для адвоката - Майкл Коннелли

– А почему сам не выключил?

– Да не мог найти этот чертов пульт… Зачем же ты пришел, если не принес мне подкрепиться? Ты ведь только вчера у меня был. Да? Пастрами из ресторана «У Арта» из Долины.

– Точно, Зак. Я рад, что ты помнишь.

– Тогда зачем пришел так скоро?

– Потому что сегодня подкрепление нужно мне. Юридическое.

– Что случилось?

– Я по поводу Лакосса. Творятся такие дела, что все труднее и труднее различать лес за деревьями.

Я стал загибать пальцы, отмечая действующих лиц:

– У меня тут подозрительный агент Управления по борьбе с наркотиками, не внушающий доверия следователь окружного прокурора, убийца из картеля и лишенный практики адвокат. Мой клиент сидит в тюрьме, а в довершение за мной следят.

– Так, давай рассказывай все по порядку.

Следующие тридцать минут я резюмировал последние события и отвечал на вопросы. Повторил ему версию, которую поведал ранее, но более детально, а потом с еще большими подробностями повел рассказ дальше. Он задал кучу вопросов, но предложений никаких не выдвинул. Просто собирал данные, придерживая свое мнение при себе. Я дошел до стычки с Лэнкфордом в приемной офиса окружного прокурора, и у меня возникло чувство, что я что-то упускаю – что-то прямо перед носом.

Зак молчал. Затем хрупкой рукой сделал жест, словно подбросил что-то вверх и дал ветру это разнести. Я заметил, что из-за уколов, что ему тут делали, из-за того, чем его тыкали и как кололи, обе кисти стали фиолетовыми. Старость не для слабаков.

– Это все? – спросил я. – Пусти по ветру, как горсть лепестков? Больше нечего сказать?

– Что ты, у меня много чего есть сказать, но тебе неприятно будет слышать.

Я жестом попросил его продолжить.

– Ты упускаешь общую картину, Маус.

– Да неужели? И что это за общая картина?

– Вот видишь, вопрос поставлен неверно, – назидательно проговорил Зак. – Первый вопрос должен быть не «что», а «почему». Почему я упускаю общую картину?

Я неохотно кивнул:

– Ну и почему же я упускаю общую картину?

– Давай начнем с того, что ты только что рассказал про состояние дела. По твоим словам, сегодня на утреннем совещании «первогодок», которую ты взял на работу из дешевого магазина, заставила тебя посмотреть на вещи в правильном свете.

Он имел в виду Дженнифер Аронсон. Я и правда вытащил ее из Юго-западного юридического колледжа, что располагался в старом здании универмага «Баллокс» на бульваре Уилшир. Это и породило ее прозвище. Но обозвать юридический колледж дешевым магазином – это уж перебор.

– Надо воздать должное тому, кто это заслужил, – сказал я. – Может, Дженнифер и новичок, но она проницательнее любых трех адвокатов, которых я взял бы из Верховного суда.

– Да, да, все это, конечно, замечательно, она хороший адвокат, я согласен. К сожалению, ты всегда рассчитываешь, что окажешься адвокатом лучше. И в глубине души ты на этом зациклился. Поэтому тебе действует на нервы, когда новичок из твоей команды зрит в корень. Ведь самым умным в комнате должен быть ты.

Я не знал, что на это ответить. А Зак наседал.

– Я не психиатр, я адвокат. Однако знаю: пора прекращать пьянствовать по ночам и привести свой дом в порядок.

Я встал и начал расхаживать перед кроватью.

– Зак, ты вообще о чем? Мой дом…

– Трезвость твоего ума и способность прорываться сквозь возникающие преграды в лучшем случае затуманены назревшими проблемами.

– Ты сейчас о моей дочке? О необходимости жить с мыслью, что твое дитя не хочет иметь с тобой ничего общего?

– Я имею в виду не конкретно это. Я говорю о первопричине. О чувстве вины, которое ты переносишь на все вокруг. Оно сильно воздействует на тебя как на адвоката. На твою работу как адвоката, как защитника обвиняемых.

Он говорил о Сэнди и Кэти Паттерсон и об аварии, которая унесла их жизни. Наклонившись, я обеими руками схватился за железный поручень в изножье кровати. Законник Зигель был моим наставником и мог сказать мне все, что угодно. Он мог отчитать меня похлеще моей бывшей жены, и я бы согласился.

Не поднимая головы, я кивнул.

– Вина, – продолжил Зак. – Придется с ней справиться. Отпусти призраков, иначе они тебя поглотят, и ты никогда не будешь настоящим адвокатом. Ты никогда не увидишь общую картину.

– Пожалуйста, – я воздел руки, – заканчивай со своим бредом про общую картину! О чем ты говоришь? Что я упускаю?

– Чтобы разглядеть, что ты упускаешь, нужно сделать шаг назад и увеличить угол обзора.

Я поднял на него глаза, силясь понять.

– Когда подали иск? – тихо спросил Зак.

– В ноябре.

– Когда была убита Глория Дейтон?

– В ноябре, – раздраженно проговорил я.

Мы оба прекрасно знали ответы на эти вопросы.

– А когда тебе адвокат вручил официальную бумагу?

– Только что. Вчера.

– А этот федеральный агент, о котором ты рассказывал, когда ему доставили повестку?

– Я не уверен, что ему вообще ее доставили. Но документ был у Валенсуэлы вчера.

– А еще фальшивая повестка, которую состряпал Фулгони для той девушки, связанной с прошлым жертвы.

– Для Кендалл Робертс, да.

– Есть мысли, почему он сыграл «под дурачка» для нее, а для тебя нет?

– Понятия не имею, – пожал плечами я. – Подозреваю, он знал, что я бы понял, законна повестка или нет. А она не адвокат, поэтому могла и не понять. Он бы сэкономил на регистрации. Я слышал про адвокатов, у которых такое прокатывало.

– На мой взгляд, неубедительно.

– Ну, больше я…

– Выходит, они выписали первые повестки спустя шесть месяцев после подачи иска? Говорю тебе, если бы я так же вел дела в магазине, то вмиг обанкротился бы и вылетел на улицу. Своевременным выполнением процедуры такое уж точно не назовешь.

– Да сыночек Фулгони не отличит свою задницу от…

На середине фразы я запнулся – перед глазами на секунду появилась неуловимая общая картина.

– Возможно, эти повестки были не первыми…

– Наконец до тебя начинает доходить, – кивнул Зак.

21

Я попросил Эрла подбросить меня до бульвара Олимпик, что в Сенчери-Сити, – надо было съездить в офис Слая Фулгони. Потом устроился с чистым блокнотом, рисуя схемы по делу об убийстве Глории Дейтон и ходатайстве о выдаче постановления «хабеас корпус» Гектора Мойи. Довольно скоро я разобрался, что эти два дела переплетались, словно двойная спираль. Я увидел общую картину.

– Босс, вы уверены, что адрес правильный?

Оторвавшись от схемы, я выглянул в окно. Эрл притормозил «линкольн» перед рядом таунхаусов во французском провинциальном стиле. Мы еще не выехали за пределы бульвара Олимпик и находились в восточной части Сенчери-Сити.

Судя по почтовому индексу и проставленным штемпелям, адрес верный. Но увиденное разительно отличалось от величественных башен на аллее Звезд, которые представляли себе люди, когда думали о юридической фирме в Сенчери-Сити.

Впрочем, сам я частенько работаю на заднем сиденье своего авто…

Выпрыгнув из автомобиля, я направился к двери, затем попал в крохотную приемную с потертым ковром. Он брал начало от стойки администратора и раздваивался, указывая путь к дверям слева и справа. На двери слева значилось незнакомое мне имя. А на двери справа стояло имя Сильвестра Фулгони. Не исключено, что Слай-младший делил офис с каким-то другим адвокатом. Возможно, и секретарь у них был общий, хотя в данный момент стойка администратора вообще пустовала.

– Эй! – позвал я.

Никто не ответил. Я взглянул на документы и письма, грудой лежавшие на стойке, и сверху заметил фотокопию графика судебных заседаний Слая-младшего. За месяц – раз-два и обчелся. Работы у Слая было маловато – во всяком случае, работы, которая требовала бы его присутствия в зале суда. Я заметил, что меня он включил в расписание для дачи показаний на следующий вторник; записей относительно Джеймса Марко или Кендалл Робертс не было.

– Ау! – снова позвал я.

Ответа не последовало. Я подошел к двери в кабинет Фулгони, прислонил к косяку ухо. И ничего не услышал. Я постучал, подергал ручку. Дверь оказалась не заперта. За огромным, богато украшенным рабочим столом, который свидетельствовал о лучших временах, сидел молодой человек.

– Простите, я могу вам помочь? – спросил он, явно недовольный вторжением.