Прощание с Днем сурка - Александр Бруссуев

Стюарт чуть ложку из руки не выронил, а потом выпучил глаза, стараясь сдержать рвущийся наружу хохот. Мастер же замер с сигаретой в руке, наверно, пытаясь поверить, что это не сон, что такое не бывает. Но я не дал ему повода для инакомыслия.

— Итак, капитан, ваше решение?

Тот безумно враждебно посмотрел на меня, бросил незатушенный бычок в пепельницу и медленно, очень медленно начал вставать из-за стола. За переборкой строил мне гримасы подыхающий со смеху повар, делая двумя руками непристойные жесты в сторону Адальберта. Тот наконец-то поднялся, отверг жестом помощь боцмана и, всем своим видом изображая великомученика, начал подыматься по трапу к себе.

— Все, спекся папашка! — прошепелявил Шрек, а Стюарт и Олег уже, не сдерживаясь, хохотали во все горло.

— А шо? У нас на флоте так! — сквозь смех выдавил повар.

С той поры курение прекратилось, но мастер затаил на меня обиду. А мне было наплевать: надоело.

Теперь он даже питался иногда в своей каюте. Перед этим спускался, чтоб выбрать в салоне какой-нибудь диск для просмотра и исчезал. Но это было зрелище, когда Фризе, наклонившись, перебирал нашу коллекцию фильмов.

Стоял он на негнувшихся ногах, и было даже не по себе: а вдруг сейчас какая-нибудь трубочка сломается? Вероятно, находиться в таком положении ему было тяжело, приходилось напрягаться. И тогда он испускал газики, вылетавшие восторженно и почему-то безостановочно, как проказницы — воздушные феи. Те с некоторыми подвываниями, хлопками и рычанием вырывались на свободу, мгновенно заполняя весь салон. Народ деловито и тактично исчезал из помещения, дабы не прослыть токсикоманом.

Ладно, Фризе, нет у меня на тебя зла, впрочем, никогда и не было.

Мы слегка посмеялись, вспоминая былое, потом замолчали. Тишина упала, как снег, только невдалеке продолжал урчать дизель — генератор. Но вот, раскачавшись, как следует, на ветке, взлетела носатая ворона, собака, поджав хвост, засеменила ногами, как гигантская сороконожка, в сторону деревни. Стюарт посмотрел на меня, я кивнул ему в ответ. Слава богу, ожидание закончилось. Теперь повеселимся.

Во двор, как раз напротив окон, лихо въехала машина, старенькая Рено, судя по эмблеме. Мы наблюдали из глубины зала, как из распахнувшихся дверей вылезли три человека с автоматами в руках.

— Что и требовалось доказать, — сказал я.

— Если с оружием в руках ехали, значит между нами и городом может быть их база — ведь совсем полиции не бояться, сволочи, — добавил Стюарт.

Эта троица вся была примерно одного роста, как мы и предполагали. Они держали автоматы с показным пренебрежением, переговаривались и посмеивались между собой.

— Ну что, американцы, выходите, мы с вами говорить хотим! — наконец, прокричал один из них на неплохом английском языке.

Мы переглянулись.

— Неужели здесь еще и америкосы сидят? — спросил меня Стюарт.

— Это они на нас с тобой обзываются.

— Погорячились, теперь они мои кровные враги.

Бандиты, не дождавшись ответа, снова заголосили. На сей раз тонким голосом и с плохим произношением:

— Американцы! Выходите, или мы зайдем. А это будет плохо, совсем плохо.

— Точно. Насколько плохо будет, они даже и не подозревают, — сказал я.

— Сейчас должен по законам жанра откричать свою обязательную программу третий повстанец. И не удивлюсь, если он нас спросит: «Что я могу сделать для вас?» — хмыкнул мой коллега.

Вскорости, не удовлетворившись нашим молчанием, еще один подал свой голос. Он вообще не утруждал себя ломанием языка, просто прокричал что-то на визгливых нотах на родном диалекте.

— Все, ждем гостей, сейчас полезут, гады! Стюарт, стоим по местам! Все по плану! — подытожил я наш короткий брифинг.

Стюарт вытащил руку из повязки и даже не поморщился. Только ноздри надул и переместился к выходу в подсобку, сделавшись абсолютно невидимым для любого вошедшего сквозь крохотный коридорчик. Когда я укладывался вдоль барной стойки перпендикулярно входу, он уже стоял с обрезком тоненькой трубки в руках. Раньше эта трубка была частью ножки стула, но мы ее выломали и привязали к самой большой деревянной лопатке для перемешивания еды, какую только смогли здесь обнаружить. Получилось дуло с прикладом, детское ружье для игры в войнушку. Несмотря на комичный вид валлийца, мы оба сохраняли полную серьезность.

Как бывало у меня раньше в подобных решительных обстоятельствах, во мне возрождались неведомые инстинкты. Я как бы переставал продумывать ситуацию, все мои поступки совершались автоматически быстро: мозг, минуя промежуточные стадии (анализ, выбор варианта) отдавал команды всем моим органам, мгновенно выполнявшиеся. Если все заканчивалось благополучно, то потом можно было поудивляться некоторым событиям. Например, нарвавшись однажды на поножовщину на Невском проспекте у кафе «Дружба» каким-то чудом перехватил чужую руку с ножом, будучи прижатым к стене, сразу присел. Оказалось, что поднырнул под удар другого хмыря, который со всей дури стокилограммового тела зарядил замечательный боковой удар над моей головой по водосточной трубе, которая, в свою очередь, избежать хука не могла по причине жесткого крепления со стеной. А так как дело было в начале марта заполночь, то вода, которой положено по этой трубе стекать с крыши в колодец, закалилась долгой морозной зимой до состояния алмаза. Кулак негодяя брызнул перезрелой сливой с косточками, попутно предплечьем смахнув на обочину коллегу с ножиком. Мне оставалось только по — футбольному выверенным ударом послать зубы вооруженного холодным оружием придурка под колеса подъезжающего троллейбуса, дождаться полной остановки транспорта, забраться внутрь, затащив своего кореша, который все еще жаждал разобраться с напавшими на нас уродами до конца. Хотя, зачастую даже и не вспомнить, что делал, каким образом остался вроде бы в порядке?

Например, до сих пор не смог восстановить в памяти, как когда-то в армии в наряде пересекся с представителем гордого народа гор. Тогда у того грозненца был штык — нож, у меня только повязка дневального. Когда он первый раз взмахнул у меня перед носом этой штукой, то время выключилось. Когда оно вновь включилось, тот валялся в глубокой отключке, а на моей левой руке от локтевого сгиба до ногтя большого пальца была неприятная царапина, долго потом заживавшая.

Все это я одномоментно вспомнил, располагаясь на полу в заранее отрепетированной позиции: на спине, головой от двери. Так что если бы кто вбежал в зал, то сразу бы натолкнулся взглядом на меня, стоило только чуть повернуть голову направо. Мы ожидали, что непрошеные гости будут заходить по — одному, в коридорчике двоим не разместиться, да и во входную дверь не протиснуться. Мы замерли в полнейшей неподвижности, и мне оказались слышны шаги человека, подходящего к входу в зал. Кто-то очень уверенно шествовал к двери, на кривых ногах, расставляя их широко, будто нормально идти мешала тайная гипертрофированная часть мужского организма. Еще он нес на плече автомат и вдобавок небрежно сплевывал по ходу движения. Вообще-то по звуку шагов подобные умозаключения я сделать не мог, но воображение нарисовало именно такую картину. Я лежал, не шевелясь, внимательно наблюдая, когда же откроется тайная дверь. Как оказалось, я слышал вовсе не шаги, потому что роковая калитка начала тихонько открываться, а звуки шагов не прекратились. Значит, это отдавались в моих ушах удары сердца, которое, как известно, после длительной разлуки с любимой женщиной, меняет свое привычное местоположение и перемещается несколько ниже, чем пояс.