Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Семенов Юлиан Семенович

Десять минут спустя мы уже знали, что никакой Александры Салиной в семьсот пятнадцатой нет. Дежурная по отделению, молоденькая врачиха, напуганная столь поздним визитом суровых молодых людей с грозными удостоверениями, волнуясь, рассказывала:

– Конечно, я ее помню, это моя была больная. Везучая, я ей так и сказала: вы везучая! Надо же, в такой переплет попасть – и в живых остаться! Ни-че-го! Ни перелома, ни даже сотрясения! Ушиб головы – и все! Но, видать, этот наезд здорово на нее подействовал: целые сутки от шока отойти не могла. Лежит на кровати и в потолок смотрит. Мы уж заволновались даже, но посмотрели ее – никакой патологии. Вообще-то такое бывает – я шок имею в виду. А вечером в понедельник... В понедельник?.. Да, в понедельник! Два дня назад, стало быть, встает она и приходит сюда, в ординаторскую. Я аж испугалась: бледная, вся пластырем заклеенная, за стенку держится, а глаза так и горят! Где, говорит, у вас можно позвонить? Я ей отвечаю: звоните отсюда. Потому что, думаю, пойдет к автомату на лестнице, да еще грохнется по дороге. А она постояла немного и повернулась уходить. Я ей говорю: что же вы, говорю, не стесняйтесь, звоните! А она мне: я передумала! Представляете? Странная, в общем, девица...

Странная девица выписалась из больницы на следующий день, во вторник утром. Шок как будто прошел, и оснований держать ее под наблюдением больше не было. К тому же она настойчиво просила врачей отпустить ее поскорее, объясняя, что у нее в городе важные дела.

При последних словах Северина передернуло.

– Ставлю полкило морфина против прижизненного Пушкина, – мрачно изрек он, когда мы спускались по лестнице, – что сегодня ночью нам спать не придется.

И как в воду глядел.

В окнах квартиры, принадлежащей Александре Салиной, было темно. На звонки в дверь никто не реагировал. Только что мы подняли с постели Комарова, который согласился, что времени терять нельзя, дал “добро” немедленно делать осмотр и приказал, если что – звонить ему тотчас. Мы молча сидели в машине. На то, чтобы передохнуть и хоть чуть-чуть собраться с мыслями, у нас оставалось минут пятнадцать – до тех пор, пока не приедет дежурная бригада с Петровки, где будет следователь, эксперт научно-технического отдела, слесарь-специалист по открыванию замков, и даже врач – на всякий случай.

А еще через час Северин докладывал по телефону Комарову, который сам разыскал нас через дежурного по МУРу:

– Платье – точно такое же, как на трупе, только грязное и драное, лежит на кресле. Сумка – один к одному, как та, что нашел Балакин, висит в прихожей. В ней паспорт Салиной, косметичка – побогаче, правда, чем у Троепольской, и на дне коричневый плащ. В тумбочке возле кровати обнаружены шприцы, иглы, коробка папирос, анаша, пакетик с белым порошком, похожим на морфин. Кровать разобрана, смята...

Но даже в докладе начальству верный себе Северин самое главное оставил напоследок:

– И еще, Константин Петрович. Тут... ковер как-то криво лежит, край у него завернут. Потом стул опрокинут, пепельница на полу вверх дном. В общем, похоже на следы борьбы.

17

– Слушай, – говорил Северин, выходя из ванной в облаке одеколонных паров и звонко шлепая себя по щекам, – а может, она просто с глузду съехала? Представь себе: сначала убийство, потом под машину попала! Тут у кого хочешь мозги в трубочку завернутся.

Я вяло кивал, не соглашаясь и не возражая. Под утро мы заехали ко мне – принять душ, выпить кофе, вывести несчастного Антона. За ночь, что мы провели, осматривая квартиру Салиной, у нас родилось с полдюжины разнообразных версий поведения Ольги Троепольской. И эта была не худее и не лучше других.

– А что, – воодушевляясь, продолжал Стас. – Предположим, ей каким-то образом попала в руки сумка этой Салиной. Там паспорт, ключи, внешне девки похожи, как два новых гривенника. И вот под влиянием всего, что случилось, ей показалось, что она – не она, а другая. А?..

К концу последней фразы северинское воодушевление стало заметно спадать. Я молча пил кофе. “Ну нет – так нет”, – пожал он плечами, давая понять, что не слишком стоит на своем. Мы оба прекрасно понимали, что психическим расстройством действий Троепольской не объяснишь. Если тут и было сумасшествие, то совсем другого рода. А главное, меня не покидало досадное ощущение, что ключик от замочка у нас есть, что он где-то на виду, я точно видел его краем глаза, даже потянулся, чтобы поднять, да отвлек ли, потерял фокус, сказалась ночь без сна, и теперь никак не могу припомнить, что же это было? Деталь, улика, логическая связка? Короче, объяснение того, почему из больницы Ольга отправилась не домой, не в редакцию, не в ближайшее отделение милиции, а в квартиру Салиной. Комаров встретил нас хмуро. Даже сесть не предложил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Поработали мы славно, – начал он, набычившись, глядя в нашу сторону искоса. – Да только пока ни хрена не наработали. Можете подключать кого угодно – Багдасаряна в первую очередь. Если боитесь не справиться, скажите честно, создадим расширенную группу. Сегодня пятница... – Он помедлил, словно что-то высчитывая. – На то, чтобы найти девчонку, у нас есть три дня. Живую. Ясно?

Мы с Севериным переглянулись. Чего уж тут неясного! Убитая журналистка – это одно. Здесь, как говорится, уже ничего не попишешь, надо лишь отыскать и покарать убийцу. А похищенная журналистка – совсем другое... Если мы не сумеем ее найти или найдем труп, полетят головы повыше наших. Похоже, Комарову самому дали срок до понедельника.

– Мне докладывать каждые два часа, в экстренных случаях – немедленно, – сказал он напоследок, и мы, поняв, что аудиенция окончена, повернулись через левое плечо.

– Будни милиции, – провозгласил Северин, выйдя в коридор, – это когда работаешь по выходным.

Леван Багдасарян попросил три часа, чтобы выяснить все, что у них есть по Салиной.

Балакин отправился в районный суд искать в архиве дело Яропова.

Почти все опера и участковые из отделения, на территории которого стоит дом Салиной, сейчас брошены на отработку жилого сектора в поисках свидетелей, что-либо видевших или слышавших. Северин предложил и нам двинуть туда же, но я вспомнил, что у нас есть еще одно незаконченное дельце. Правда, поручено оно было персонально мне, поэтому я сказал просительно:

– Стасик, я знаю твое к этому отношение, но мне все-таки охота закрыть вопрос с рукописью. Шансов маловато, но в нашем положении кочевряжиться... Может, подъедем вместе, а?

Он пожал плечами, но согласился. Я достал блокнот, набрал номер. Долго, очень долго никто не подходил, я уже начал отчаиваться. Наконец трубку сняли.

– Алло? – спрашивал заспанный голос. – Алло? Это ты, малыш?..

Я тихонько нажал на рычажок и сразу набрал другой номер. Подошли сразу.

– Слава? – сказал я. – Это Невмянов. Давайте, как договорились. Да, он дома. Можете прямо сейчас.

...Горовец стоял перед нами в одном халате и тапочках на босу ногу. Вид у него был встрепанный. Он стоял в дверях, глядя на нас исподлобья, и не торопился пригласить в квартиру.

– Извините, Виктор Сергеевич, – сказал я без тени извинения в голосе. – Срочное дело. Насчет Троепольской. Он посторонился и пробурчал нелюбезно:

– Проходите...

В гостиной мы остались стоять, как бы подчеркивая официальность своего визита. Остался стоять и хозяин, хмуро ожидая, что мы скажем. Махровый халат, перетянутый пояском по тугому животику, на груди разъехался, обнажив спутанную рыжеватую поросль. Из-под халата торчали короткие кривые ноги. Я легонько кивнул Северину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Гражданин Горовец, – скрипуче начал он, – из служебного сейфа Ольги Васильевны Троепольской исчезла ее рукопись, имеющая форму дневника. Следствие имеет основания полагать, что эта рукопись может оказаться важной уликой в уголовном деле...

– Но ведь убитая, кажется, не Ольга? – с вызовом прервал Горовец. (Эту информацию для размышления только что подкинул ему по моей просьбе Чиж.)