Фантастические тетради - Ирина Ванка

На практике это выглядело так: в манустральную среду был имплантирован некий инородный предмет и насильственно в ней аннигилирован. Это действие, опять же на взгляд дилетанта, может показаться очередным идиотическим способом проведения досуга, — стрельба по тарелкам выглядит гораздо более осмысленно. Зачем аннигилировать предмет, если он, попав в манустрал, рано или поздно сам исчезнет с концами. Любой предмет, оказавшийся в неполярной среде, рано или поздно претерпевает деформации с периодически несуразными исчезновениями и появлениями. Его природно-генетические микровибрационные процессы (АДФС) не имеют возможности долго сохранять себя из-за отсутствия внешней Е-полярной поддержки. Фокус в том, что такой предмет полноценно аннигилировать без посторонней помощи тоже не может из-за отсутствия ЕИП-среды. То ли дело прибегнуть к искусственной аннигиляции…

Теоретики АГ! будучи физиками по образованию, прекрасно усвоили, что чистой аннигиляции в природе нет. Попытки создать идеальную аннигиляционную среду даже не предпринимались ввиду изначально заложенного абсурда в подобного рода деятельности. Обязательно остается энергетический выброс, который поглощается физической природой в качестве компенсации за бездарную трату сил на сотворение… Обязательно остается информационная матрица — генетическая схема бытия, поглощаемая Е-инфополем в качестве удобрений, которые послужат питательным материалом для новых творческих проектов.

Если предположить, что в манустрале чистой аннигиляции также не существует, то куда бы могли подеваться тамошние информационные останки? Этим вопросом агравиталисты занялись вплотную и выяснили, что никуда они не девались. Плавают, родимые, здесь же неподалеку в виде разрозненных, мутных, химероподобных обрывков, похожих на куски планетарной ментасферы наутро после «Армагеддона». Окрыленные радостным предчувствием, агравиталисты добавили в этот компот некие связующие каналы, разработанные когда-то для ИИП и выполняющие функции локальных адаптаций. В манустрале блуждал уже примитивный архив. Начало было положено. В течение короткого времени ученые, засучив рукава, накачали архив таким количеством «байтов», что осталось навесить интерфейс — и компьютер готов к работе. Для аннигиляционного материала годилось все подряд. Чем больше информационного содержания в физическом объеме, тем больше годилось. Микросхемы, особенно биологического ИНИ-конструктора, старый хлам с бортовых «навигаторов», библиотеки любого вида — наиболее калорийная пища. Очень древние вещи — с большим аппетитом. Информационный слепок Большой Советской Энциклопедии с дисковой записи оказался бы очень кстати при формировании общей мировоззренческой направленности будущего поля. Точнее — имитации. Для имитационного метода построения. Принципиально нового в информатике и применимого разве что для манустральной природы.

Справедливости ради надо добавить, что имитационные поля (МИП) хоть и упростили работу исследователям, но еще не решили проблему адаптации манустрала. Они решили совершенно другую проблему — моделирования манустрала в заданной пространственно-временной координате с перспективой благополучного погружения в его среду, непродолжительного пребывания в ней и беспроблемного возвращения. В перспективе эта продолжительность пребывания могла бы возрасти и стать пригодной для жизни особо яростных фанатиков агравиталистики. Но имитационные поля, как и прочие атрибуты перпендикулярных измерений, не давали ответа на главный вопрос: зачем нужно моделировать доступный и пригодный для жизни манустрал, если в аркарных функциях пока, слава богу, всем хватает места.

Глава 8

Сплошные облака составляли линию горизонта. Она казалась спокойной и мягкой. Небо темнело, натягивало на равнину ватное одеяло. Все реже в разрывах облаков появлялась зелень. Все чаще блестели глянцевые поверхности равнинных топей с почерневшими от сырости островами. День ото дня тучи наливались влагой, молнии подсвечивали их глубину, и корпус фрегата содрогался над раскатами грома. Верхний мир казался фальшиво безразличным к страстям, кипящим у поверхности грунта. Казалось, расслоение пространства прекратило между ними бессмысленную взаимосвязь. Только птицы то и дело ныряли под облака, чтобы надышаться озоном. Им экспедиция наскучила сразу, как только Эссима покинул корабль. Точнее, они перестали делать вид… и стали поглядывать на Зенона в надежде, что и он последует примеру альбианина. Но Зенон всякий раз оказывался на посту. Тверже каменной скалы, прочнее сосновой мачты. Хуже того, с упрямством, достойным аритаборской породы, он продолжал делать записи на скрученных обрывках папируса, которые свисали с его рукавов, торчали из карманов и оттопыривали жилетную сумку.

Киль резал борозды на воздушной вате, стараясь угнаться за птицей-ахой. Солнце всплывало и проваливалось за все четыре стороны горизонта. Неусыпное око Зенона обозревало окрестность, отмечало петли течений и любовалось желтым свечением атмосферы, которое непонятным образом придавало планетарному телу янтарный оттенок на обзорных панелях цивилизованного транспорта Ареала.

Смысл поведения птиц также оставался для экса загадкой. Корабль явно шел по их следу. Одна аха указывала путь. На маневрах в воздух поднимались трое, и твердь под ногами тряслась деревянными фибрами, скрежетала канатами, бряцала пушечными креплениями и пыхтела горелкой, чтобы повторить их воздушные пируэты. На прямой траектории птицы сменяли друг дружку с равномерными интервалами. По их пересменкам Зенон расчертил шкалу и за время полета не обнаружил отклонения в графике ни на долю секунды. Две отдыхающие ахи обычно сидели на мостике за его спиной, ковырялись в ушах когтями или вычесывали животы. Толстые, наглые птицы имели дурацкое свойство подражать акустическим сигналам. Сколько раз Зенон ни пытался обратиться к ним с речью, всякий раз они повторяли последнее слово и издевательски гримасничали в ответ. Они ничего не знали и знать не хотели ни о причинах исчезновения Эссимы, ни о перспективах манустрального контакта, на которые Зенон, будучи от природы фактурологом, никогда не терял надежды. Птицы-ахи своим безразличным отношением к коприанскому проекту давали понять, что в природе Альбы нет ничего устоявшегося, достойного методичного созерцания с целью неотвратимого проникновения в суть. Единственной незыблемой субстанцией было намерение Зенона завершить начатое, а его уверенность в успехе по-прежнему была крепче самой оси мироздания. Тысячу и один день и ночь ничто не могло поколебать в нем твердость духа, а на тысяча второй случилось несчастье. Птица-аха цапнула навигационный манжет, легкомысленно оставленный на перилах мостика.