Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

Иван переспросил:

– Все?

– Все, – ответила она.

Иван оглядел боевиков странно заблестевшими гла­зами.

– А теперь скажу вам, – сказал он медленно, – как поступали у нас… Вот наш мужичишка копал, замерзал, терял зубы от цинги, но наконец отыскал эти золотые самородки. Накопал, набил полную сумку. Возвращается из тайги в город… Ну, вот он входит в город. Грязный, голодный, с выпавшими зубами и кровоточащими от цинги деснами. Весь в лохмотьях, подошвы сапог подвязаны веревками. Первым делом бросает в первую же лавку золотой самородок, берет взамен мешочек золотых монет и разбрасывает по улице. За ним бежит толпа народу, понятно. Теперь надо одеться мужичку, понятно… Но не пойдет же он просто так по улице? Да еще по грязной?.. Понятно, ему тут же стелют под ноги лучшие шелка, всю дорогу устилают коврами. Самые богатые купцы выбегают навстречу, кланяются, зазывают в свои магазины. А он идет, денежки разбрасывает направо и налево… Вот остановился перед одним магазином. Но не станет же входить как все люди? Тут же купец велит рушить стену для дорогого гостя, для почетного покупателя! Мужик милостиво заходит. Через пролом в стене. Смотрит. Выбирает самые дорогие ткани. Те, которые патриарху всея Руси на рясу, он берет на портянки. Тут же садится, снимает сапоги и на свои вонючие лапы наматывает ткань, за метр которой можно купить имение!.. Приобувшись, идет дальше… И так в каждом магазине: пробивают в стене для него особый проход… за все платит, ессно… покупает только лучшее, лучшее… наконец добирается до лучшего в городе кабака. Понятно, за ним валит вся голытьба, которую он угощает. Неделю-другую вовсю гудит, поит коней шампанским, разбрасывает деньги пачками. Все гулящие девки его обхаживают…

Он умолк на миг, американка смотрит потрясенно, усмехнулся. Она широко распахнула прекрасные глаза:

– Но это… это немыслимо!

– Да?

– Нелепо! Так не может быть! Вы придумываете такое… такое, что я даже не знаю!

Иван покачал головой:

– Практически каждый золотоискатель… я говорю о русских золотоискателях, вот так входил в город. За пару недель спускал миллионы, затем снова возвращался в тайгу гнить заживо, в надежде найти снова золотую жилу. Иногда находил и во второй раз, и в третий, и даже в десятый. Но всякий раз заканчивалось одинаково. Не знаю, что уж в нашем характере?

Арабы переглядывались, посмеивались. Но в смехе, сдержанных улыбках, одобрительных взглядах Дмитрий видел странное понимание. Эти люди, ушедшие из благополучного города в эту продуваемую горячими ветрами пустыню, где днем камни лопаются от зноя, а ночью вода замерзает в ямках на песке, эти люди его понимают.

Чуть подбодренный, он возразил:

– Да что там времена дореволюционные! Мой отец работал геологом в Уссурийской тайге. Платили тогда бешеные деньги… ну, помимо жалованья, получали еще всяческие надбавки за таежные и прочие неустрои. А деньги ­выдавали только после выхода из тайги, сразу за восемь месяцев. И всякий, получая деньги, клялся, что вот на этот раз не пропьет, не прогудит, а сразу бегом же в сберкассу, положит на счет, будет снимать только на полезное и нужное… Куда там! У конторы уже вьются разнаряженные девчонки, доступные и такие сладкие, мягкие, теплые, податливые, на все согласные… И вот мой батя, как и все, говорит себе, что вот только с этой разок, а потом сразу на почту… Через пару недель очнется от загула, весь пуст, как в голове, так и там, ниже… И снова в тайгу!

Иван сказал со смехом:

– А я жил во Владике…

– Где-где?

– Владивостоке, дурень. Там у нас всякий знает, что такое возвращение китобойной флотилии, кальмароловной или любой сейнерской… Несколько месяцев в море, шутка ли!.. Я сам застал это время, мальчишкой прибегал на причал. Мой отец на сейнере рыбу ловил… На причале оркестр, родня, а также все шлюхи не только с Владивостока, но из других городков в это время стягиваются на причал. Даже на конкурсах красоты не увидишь разом столько молодых и красивых женщин! Все одна к одной красотки, веселые, улыбающиеся, готовые скрасить тебе жизнь, готовые, как ты говоришь, выполнить все твои желания, даже самые-самые… Милиция тоже не дремлет: за несколько минут до того, как корабли причалят, она делает массовую облаву, всех этих красоток хватает и рассовывает по «черным воронам», везет на выяснение. Понятно, что предъявить ничего не могут, да и не предъявляют, тут важно дать моряку сразу на трапе не попасть в их загребущие лапы. Дать ему шанс…

– Ну и как? – спросил Ас-Зайдин жадно. – Срабатывало?

Видно было, что он очень переживает за русских моряков. Хотя бы один поступил по-американски!

Иван осмотрел его с головы до ног, с превосходством бессмертного бога над Ванькой-придурком, обронил с брезгливым удивлением:

– Как могло сработать? Это значило бы сменить натуру. Свинья, дружок, грязь найдет! Не этих шлюх, так других найдут. Пусть власти, жалея моряков, ближние к порту кабаки закрыли на санитарный день, так все равно наши орлы пройдут мимо сбербанка, найдут способ прогудеть до последней копейки, а потом будут бичевать в порту до следующего рейса!

Дмитрий проговорил тоскливо:

– Что такое в нашем характере? Воровать – так миллион, а иметь – так королеву? Понятно, что только мы могли взяться строить коммунизм. Светлое будущее всего человечества!.. Другие пили и жрали в свое удовольствие, а мы для всего мира горбатились, пупки надрывали, для всех же строили!.. Хотя бы одна тварь помогла.

– А если бы все же построили, – добавил Иван со смехом, – то они первые вломились бы в это здание! Нас бы, обессиленных, оттерли. А когда мы попытались бы войти следом, нам бы сказали, что мест, значится, уже нет…

Снова у костра было молчание. Но не тягостное, а торжественное, словно минутой молчания почтили доблестных предков, что ехали за туманом, строили пирамиды и коммунизм, несли ислам через Пиренеи, зачем-то поднимались на самые высокие горы, пешком добирались до Северного полюса, чтобы там погибнуть…

Дмитрий поднялся, в груди нарастала щемящая боль. Виолетта вскинула на него прекрасные глаза, доверчиво улыбнулась. Он протянул руку:

– Встаем.

Она легко подхватилась на ноги, едва коснувшись его руки, словно получила заряд силы. Юный Ас-Зайдин взглянул на нее, щеки мгновенно залило краской, он с такой поспешностью опустил голову, что лязгнули зубы. На этот раз Виолетта пренебрегла трусиками, Ас-Зайдин успел увидеть тончайшие золотые волосы вокруг интимного места, даже не волосы, а детский пушок, хотя все остальное было потерто и набухло кровью.

Она прощебетала:

– Как скажешь, мой загадочный принц!

– Ого, – сказал Дмитрий. – Ты знаешь такие слова…

– Еще бы, – ответила она лихо. – Перед поездкой нам прочли краткую лекцию о нравах и обычаях этой страны.

Он уже уводил ее от костра, чувствовал, как разговоры умолкли. Спиной, затылком, всеми чувствами ощущал, что все смотрят им вслед. В неподвижном воздухе остался мощный зов молодой и созревшей самки. Сильный и власт­ный зов. Край микроюбочки едва прикрывает ее ягодицы до половины, все видят, как красиво и ритмично двигаются обнаженные полушария юной американки, словно мерно пережевывают жвачку.

Ему даже почудился мощный вздох, что вырвался разом из всех боевиков, когда он сворачивал за каменную стену.

– Зачем? – спросил он.

– Что «зачем»? – переспросила она.

– Зачем, говорю, вам знать нравы и обычаи чужих стран? Разве США в чужие монастыри не заходят со своим уставом?

Она поняла, просияла, ответила с гордостью:

– Конечно, со своим! Надо же просвещать эти дикие народы. Наш устав – самый лучший и правильный! Но мы не жадные, несем по всему миру и совершенно бесплатно даем его всем. Учим, как жить.

Он пробормотал:

– Ну, не совсем и бесплатно…

Она удивилась:

– Ты о чем?

– Говорю, что иногда этот устав приходится подкреплять ударом крылатых ракет…

Она просияла еще сильнее, кивнула:

– Да-да, ты прав! Моей стране приходится идти на большие расходы. Каждая крылатая ракета стоит неде­шево…

Стена снизилась, ушла в землю, только кое-где остались ноздреватые камни. Если на родном севере – глядя отсюда, Украина тоже север! – все валуны обязательно гладкие, как бараньи лбы, как огромные окаменевшие яйца доисторических зверей, здесь же словно окаменевший сыр с его крупными неопрятными порами…

Дмитрий направился к длинному камню, похожему на ложе, Виолетта с готовностью устроилась первой, а когда Дмитрий сел, улеглась к нему на колени и положила узкую ладонь на змейку джинсов. Камень за день напитался теплом, ладонь Виолетты тоже была теплая, ласковая, по всему телу началось ленивое шевеление, струйки крови потекли в направлении ее пальцев.