Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

Почти сразу по ту сторону глухо громыхнуло. Под ногами слегка дрогнуло, а металлическую дверь в середине выгнуло, будто в нее с размаху ударили обломком скалы.

Дмитрий удовлетворенно хмыкнул. Теперь дети этих женщин никогда не возьмут в руки автоматы. И не будут стрелять в русских или арабов. Ни всерьез, ни в компьютерных играх.

– Уходим! – крикнул он. – Черт знает, что у них за система оповещения. Возможно, на ближайшей базе сейчас к десантным вертолетам уже бежит их сраная «Дельта».

Иван сказал бодро:

– Может, задержимся и примем бой? А то как-то уходить без драки…

Ал-Мас смотрел на гиганта с великим уважением. На его глазах этот силач срубил из пулемета с десяток выскочивших солдат охраны, а потом несся, как древний герой, сокрушая на своем пути двери, стражей, разбрасывая гранаты, разбивая кулаками головы, и это он называет «без драки»?

Дмитрий покачал головой, в голосе было великое сожаление:

– Нельзя.

– Почему? Сколько в том отряде «дельтовцев»? Я их бивал не раз.

– И я бивал, – признался Дмитрий. – Но им страшнее, когда на их людей напали, побили и ушли в неизвестность. А если мы их встретим и перебьем, все равно кто-то наверху у них запишет как победу, что, мол, его люди успели настичь террористов и дали бой… Соврут, что мы все уничтожены.

Иван вздохнул и побежал в ночь. Дмитрий оглядывал отряд, все возбуждены, горячка короткого боя еще не прошла, адреналин в крови, а пальцы при каждом звуке дер­гаются к спусковым крючкам автоматов. У Ас-Зайдина кровь на щеке, расцарапало обломком щепы после взрыва первой гранаты. Мальчишка счастлив, теперь всю жизнь будет хвастаться шрамом. Но это хорошо, когда хвастаются шрамами, а не кольцами в носу…

– Благословенны народы, – вырвалось у него вместе с жарким дыханием, – где женщины чтут мужчин за шрамы, а не за…

– Что? – переспросил бежавший бок о бок Моджади.

Дмитрий ответить не успел, из темноты вынырнула машина. Иван даже сейчас не зажигал фар: со спутника могут заметить и проследить их путь, Дмитрий подтолкнул Моджади, Ас-Зайдин и Ал-Мас молча нырнули в открытые двери.

Дмитрий вскочил последним, рука одним движением выдернула из нагрудного кармана пластмассовую коробочку, а ноготь большого пальца сковырнул защитный колпачок.

– Пора, – выдохнул он. – Теперь уходим!

Кончик указательного почти нежно коснулся черной кнопки. Ал-Мас запустил двигатель, машина вдруг качнулась от могучего толчка. Кулак сжатого воздуха ударил в спины с такой силой, что Ас-Зайдин вовсе не удержался, боднул в спину Ивана.

За спиной страшно треснуло, донесся тяжелый грохот, что рос с каждым мгновением. Черная пустыня впереди внезапно стала зловеще красной, словно выступила кровь всех погибших в этих песках народов.

Дмитрий оглянулся. На месте станции был грохочущий, взрывающийся ад. Даже холм исчез, на его месте в небо бил толстый столб оранжевого огня. Земля тряслась, как испуганный мул, небо из темного стало багровым, а звезды померкли. Взрывы грохотали один за другим. Казалось, что взрываются цистерны с авиационным бензином. Воздух горячими волнами накатывался с места катастрофы. Взрывы грохотали и грохотали, зарево становилось все громаднее. Воздух накалился, от грохота трещал череп, а в ушах стало больно и горячо.

Ас-Зайдин прокричал в восторге и страхе:

– Что же они там хранили?

Иван сразу погнал по прямой, машину вел уверенно, словно всю жизнь ездил по этой дороге.

Через полчаса гонки машина остановилась, Ас-Зайдин выскочил с Ал-Масом, быстро закопали автоматы в горячий песок, при себе оставили только пистолеты, на которые есть разрешение. Ас-Зайдин уже был в машине, а Ал-Мас деловито положил приметный камень. Он не племянник шейха, для простого бедуина такое оружие стоит дорого, он за ним еще вернется…

ГЛАВА 43

Рассвет окрасил небо в алый цвет. Автомобиль наматывал мили на колеса, Моджади сменил Ивана, тот перебрался на заднее сиденье, вломившись, как грубый слон, между по-восточному изящными Ас-Зайдином и Ал-Масом.

Моджади держал руки на баранке спокойно, хотя от горячего встречного ветра лобовое стекло почти что прогибалось, как рыбий пузырь. Хотя, подумал Дмитрий, сто пятьдесят миль в час разве много, здесь и тысячу можно, если бы позволил мотор. Широкая полоса из ровных бетонных плит – асфальт здесь бы расплавился и утек в песок, – идеально ровная, тянется от одного края горизонта к другому. Ни одной машины навстречу, как и рядом!

Солнце выглянуло из-за горизонта, верхушки барханов вспыхнули золотым огнем, и через пару мгновений тени словно исчезли. Они мчались в мире растопленного золота, Моджади опустил щитки, все надели солнцезащитные очки, но блеск и сверкание все равно заставляли щуриться, пригибать головы.

Дмитрий почти не отрывался от бинокля, осматривал горизонт, верхушки крупных барханов. Дважды пересекали такие же на диво ухоженные дороги, лишь раз встретили автобус с туристами.

По спине внезапно побежали мурашки. В квадратном, непривычном для стандартного бинокля окне появился совсем близко тяжелый армейский грузовик. Судя по посадке, до отказа набит солдатами. Следом за грузовиком пронеслись две пожарные машины.

Он поспешно взглянул поверх бинокля. Параллельная дорога проходит черт-те где отсюда, а грузовик и остальные машины видны едва заметными точками.

Ас-Зайдин поинтересовался:

– Что там?

– Закопошились, – процедил сквозь зубы Дмитрий. – Как быстро… значит, у них автоматическая связь через спутник. Едва перестал подавать сигналы, со спутника сразу же бросили взор свысока, зафиксировали повышение температуры, пожар… Современная аппаратура засекает огонек сигареты с любой орбиты! Тут же передали в свой Центр, а те распорядились здесь…

Ас-Зайдин сказал уязвленно:

– Наше правительство не выполняет волю франков!

– Но почему так быстро?

– Потому что… Думаешь, Хантарчан успел вовремя?

– За нами не гонятся, – ответил Дмитрий с заминкой. – Значит, успел…

Огромный трейлер Хантарчана должен был минут через десять после нападения пройти мимо разгромленной станции, вызвать подозрение и увлечь погоню за собой. А когда его после долгих безуспешных попыток все же сумеют остановить, то обнаружат, что в трейлере пусто, а удирал Хантарчан лишь потому, что у него просроченные водительские права…

А на заднем сиденье Ал-Мас искоса посматривал на широкое и неподвижное, словно вырубленное из розового мрамора, лицо Иван-бека. Тот с интересом любовался белым кварцевым песком, замечал прошмыгивающих ящериц, долгим взглядом проводил тонконогого джейрана на верхушке бархана.

– Ты герой, – сказал Ал-Мас почтительно. – Но вот про христианство с вашими особенностями я так и не понял. Чем знаменито было христианство?

Иван посмотрел с некоторым удивлением. Среди своих русаков он привык говорить о бабах, водке, ругать правительство и генералов. В оставшееся время, если такое оставалось, все интересовались, в самом ли деле над Землей летают инопланетяне. Но никогда никто из бойцов, даже из офицеров, не заводил разговоры о таких туманных вещах, как вера, религия… А эти чурки чуть что – о своих пророках, о своей миссии, как ее понимать, так ли надо толковать эту строчку Корана или эдак… Целые школы у них возникли на разных толкованиях того или другого слова! Смертным боем между собой бьются! Целые армии принимают сторону тех или других… Да что там армии, вон Иран и Ирак – смертельные враги только потому, что какую-то строчку в Коране толкуют каждый по-своему. Последний раз десять лет спорили по толкованию этой строчки с применением танковых армий, авиации, тяжелой артиллерии, десантных дивизий. Пару сот цветущих городов превратили в развалины, все занесло песком… он сам видел белеющие черепа и уходящие в песок подбитые танки… но так и не пришли к единому мнению, какое же толкование вернее отражает суть сказанного Мухаммадом.

Но Ал-Мас – друг, показал себя хорошо. Вместо того чтобы послать куда подальше, своего бы уже послал, Иван подумал, сказал твердо:

– У нас церкви. Понял? А у вас мечети. У нас попы. Они ходють и кадилами машут. Как только дом какой подрядчики сдают или мост, сразу же поп в золотой рясе приезжает, кадилом машет, водой на всех брызжет… Еще просвирками торгуют! И нательными крестиками. У меня тоже был, на рынке как-то за рупь купил. Где-то в драке потом оборвали.

Ал-Мас слушал, морщился, ерзал, словно сидел на остром, наконец спросил умоляюще:

– А какой символ вашей веры? Ну, той, от которой отказались? Не вообще христианской, а той, что с вашими, русскими особенностями? Право… так правильно?… православной!