Тайна Святой Плащаницы - Хулия Наварро

Старик жестом показал одному из присутствующих, чтобы теперь говорил он.

— Департаменту произведений искусства известно много, но при этом они толком не понимают, что же они знают.

Все посмотрели на говорившего озабоченно и с удивлением. Старик показал ему жестом, чтобы он продолжал.

— Они подозревают, что инциденты, происходившие в Туринском соборе, не были случайными. Они также считают, что кто-то хочет выкрасть или уничтожить Плащаницу, однако им непонятен мотив. Продолжается расследование в отношении предприятия КОКСА, поскольку в Департаменте считают, что через это предприятие они могут ухватиться за какую-нибудь ниточку, которая поможет им размотать весь клубок. Как я вам уже сообщал, осуществляется операция «Троянский конь», и этот немой, Мендибж, через пару месяцев выйдет на свободу. Еще одна ниточка, ведущая к клубку.

— Пришло время действовать, — сказал пожилой мужчина приятной наружности, говоривший с легким акцентом, свидетельствовавшим о том, что английский не являлся его родным языком. — Мендибж должен исчезнуть, — продолжал мужчина. — Что касается Департамента произведений искусства, то пора надавить на наших друзей, чтобы они остановили этого Марко Валони.

— Возможно, Аддай пришел к такому же выводу. Скорее всего, он считает, что Мендибж должен исчезнуть ради спасения Общины, — вмешался усатый человек с военной выправкой. — Быть может, нам нужно подождать и узнать, что же решит Аддай, прежде чем начать действовать самим. Могу показаться вам лицемером, но я все-таки не хочу, чтобы смерть этого немого была на нашей совести.

— Мендибжу не обязательно умирать. Достаточно будет помочь ему добраться до Урфы, — предложил один из присутствующих.

— Это слишком рискованно, — вмешался другой. — Как только он выйдет на свободу, Департамент произведений искусства станет следить за каждым его шагом, они там не дураки, к тому же люди с опытом. Они запустят в действие отлаженный механизм, и может случиться так, что для спасения его жизни придется пожертвовать жизнями многих людей, и тогда уж на нашу совесть действительно ляжет тяжкий груз, речь ведь идет о полиции и карабинерах.

— Ах, Боже мой, совесть! — воскликнул старик. — Сколько раз мы уже отмахивались от нее, говоря себе, что у нас нет другого выхода. Наша история — это история, в которой не обошлось без смертей. Впрочем, в ней присутствуют и самопожертвование, вера, милосердие. Мы ведь всего лишь люди, не более того, и мы совершаем такие поступки, которые считаем наиболее правильными. Мы заблуждаемся, делаем ошибки, исправляем эти ошибки… Да будет Бог к нам милосерден!

Старик замолчал. Остальные опустили взгляды, и каждый погрузился в свои мысли.

В течение нескольких минут все молчали. На лицах проглядывала обеспокоенность. Наконец старик поднял глаза и, выпрямившись на сиденье, снова заговорил:

— Ну, хорошо, сейчас я расскажу вам, что, по-моему, нам нужно сделать, а затем выслушаю ваши соображения.

Была уже ночь, когда старик сказал, что собрание закончено. Дождь по-прежнему окутывал город влажной пеленой.

Анна Хименес никак не могла выбросить из головы пожар в Туринском соборе. Она обычно общалась с братом раз в неделю и при этом неизменно интересовалась результатами расследования, проводимого Марко. Сантьяго злился, ругал ее за излишнее любопытство и ничего не рассказывал.

— Ты просто помешалась на этом, и подобное помешательство ни к чему хорошему не приведет. Пожалуйста, Анна, забудь об этом пожаре в соборе и о Плащанице.

— Но я же уверена, что могу помочь вам.

— Анна, это не мое дело, это — расследование Департамента произведений искусства. Марко мой хороший друг, я знаю, он считает, что четыре глаза могут увидеть больше, чем два. Именно поэтому он попросил нас просмотреть его записи, однако лишь для того, чтобы мы высказали ему свое мнение. И мы с Джоном действительно высказали ему свое мнение. На этом — точка.

— Сантьяго, дай и мне взглянуть на записи Марко. Я ведь журналист и смогу увидеть то, что не заметят полицейские.

— Ну конечно, журналисты — самые умные и толковые люди, а потому могут выполнить нашу работу лучше, чем мы сами.

— Не говори глупости и не обижайся на меня.

— Я не говорю глупости и не обижаюсь. Однако имей в виду, Анна: я не позволю тебе совать нос в расследование Марко.

— По крайней мере, расскажи мне, что ты сам о нем думаешь.

— Там все намного проще, чем может показаться.

— Это не ответ.

— Больше я тебе ничего не скажу.

— Я хочу съездить в Рим. Возьму, наверное, отпуск на несколько дней. Не возражаешь, если я приеду?

— Возражаю, потому как ты хочешь приехать в Рим не отдыхать, а попытаться убедить меня позволить тебе совать свой нос туда, куда ты не должна его совать.

— Ты невыносим.

— Да и ты не лучше.

Анна посмотрела на свой стол, где лежала куча бумаг и с десяток книг — все они были о Священном Полотне. Она уже несколько дней только то и делала, что читала о Плащанице. Издания для специалистов, религиозные, исторические книги… Она была уверена, что разгадку можно найти, покопавшись в истории Священного Полотна. Сказал же Марко Валони, что инциденты происходили вокруг Плащаницы с тех пор, как она была помещена в Туринский собор.

Анна приняла решение: как только у нее будет достаточно информации о перипетиях, через которые прошло Священное Полотно, она возьмет несколько дней отпуска и поедет в Турин. Этот город ее раньше не привлекал, и ей никогда еще не приходило в голову проводить там свой отпуск, однако теперь интуиция подсказывала ей, что Марко Валони прав и что за всеми этими происшествиями в соборе кроется какая-то тайна — тайна, о которой ей так хотелось написать.

23

— Эвлалий, тебя хочет видеть какой-то юноша. Он приехал из Александрии.

Епископ прервал молитву и, опершись на руку подошедшего к нему человека, с трудом поднялся.

— Скажи мне, Эфрен, неужели приезд юноши из Александрии так важен, что ты прерываешь мою молитву?

Эфрен, человек зрелых лет, с благородным лицом и размеренными движениями, ждал этого вопроса: Эвлалий ведь знал, что он не стал бы мешать ему молиться, если бы для этого не было веской причины.

— Этот юноша — чужестранец. Его прислал мой брат.

— Его прислал Абиб? И какие вести он привез?

— Я не знаю. Он сказал, что будет говорить только с тобой. Он очень измучен, потому как провел в дороге несколько недель, прежде чем прибыл сюда.

Эвлалий и Эфрен вышли из маленькой церкви и направились в прилегающий к ней дом.

— Кто ты? — спросил Эвлалий у смуглого юноши, который, судя по его иссохшим губам и отрешенному взгляду, действительно был на грани истощения.

— Я ищу Эвлалия, епископа Эдессы.

— Это я. А кто ты?

— Хвала Господу! Эвлалий, дело в том, что я должен сообщить тебе кое-что чрезвычайно важное. Мы можем поговорить наедине?

Эфрен посмотрел на Эвлалия, и тот кивнул. Эфрен вышел, и Эвлалий остался вдвоем с юношей из Александрии.

— Ты до сих пор не назвал мне свое имя.

— Иоанн. Меня зовут Иоанн.

— Присядь и отдохни, а заодно расскажи мне о том, что ты считаешь чрезвычайно важным.

— Это действительно важно. Тебе будет трудно мне поверить, но я полагаюсь на помощь Бога. Он поможет мне убедить тебя в том, что рассказанное мной — правда.

— Говори.

— Это длинная история. Я сказал тебе, что меня зовут Иоанн. Так звали и моего отца, и отца моего отца, и его деда, и его прадеда. По линии моих предков можно дойти до пятьдесят седьмого года нашей эры, когда в Сидоне жил некто Тимей, пастырь первой христианской общины. Тимей был другом Фаддея и Хосара, учеников Господа нашего Иисуса, живших здесь, в Эдессе. Внука Тимея звали Иоанн.

Эвлалий внимательно слушал юношу, хотя его рассказ и казался епископу сбивчивым.

— Ты, наверное, знаешь, что в этом городе существовала христианская община, пользовавшаяся покровительством царя Абгара. Маану, сын Абгара, подверг христиан гонениям, отнял у них все имущество, и многие из них приняли мученическую смерть за то, что уверовали в Иисуса.

— Я знаю историю этого города, — нетерпеливо сказал Эвлалий.

— Тогда ты знаешь, что Абгар, заболев проказой, был затем исцелен Иисусом. Хосар привез в Эдессу погребальный саван, в который заворачивали тело нашего Господа. Прикосновение священного льняного полотна к телу больного Абгара сотворило чудо, и царь исцелился. В этом саване есть нечто удивительное: на нем запечатлелся образ нашего Господа и остались следы его мучений. Пока Абгар был жив, этот саван очень почитали, ибо на нем был лик Христа.

— Скажи мне, юноша, зачем тебя прислал сюда Абиб?

— Прости, Эвлалий, я знаю, что злоупотребляю твоим терпением, однако выслушай меня до конца. Когда Абгар почувствовал, что скоро умрет, он попросил своих друзей — Фаддея, Хосара и Марция, царского архитектора, спрятать этот саван там, где его никто не смог бы найти. Спрятал саван Марций, причем ни один из упомянутых двух учеников Иисуса — ни Фаддей, ни Хосар — не знал, где именно находится саван. Марций вырезал себе язык, чтобы никакие пытки не заставили его рассказать, где же он спрятал полотно. Его подвергли жесточайшим мучениям, так же как и других наиболее известных христиан Эдессы. И лишь одному человеку после этого было известно, где Марций спрятал полотно с образом Иисуса.