Антропология повседневности - Михаил Губогло

Между тем в альбоме, помещенном во всемирной паутине, читаем стихотворение Юлии Питч:

И не дадим забытьСтране своих героевСпасем от нищеты,От грабежей, разбоев.

Обличительное стихотворение Ольги Торбиной:

Россию-мать всю олигархи распродали отдав алмазы, нефть и газА нам оставили болезни,Голод и печали…Россия, узнаю тебя едва ли?

Ну что сказать?Про Россию мать.Хоть много сказано, обещано нам всем,Да мало сделано до сих временЖивут лишь хорошо все те,Кто власть в руках имеет,А кто работает, не покладая рук,Те, в чьих руках трясется плуг,Уж ничего они тут не имеют.

Вступление в новое тысячелетие эта девушка, рано задумавшаяся о судьбе и смысле жизни, встречает с энтузиазмом и оптимизмом:

Приходит Новый век к намА вместе с ним и новое тысячелетие.Мы все надеемся, что худшее уж позади,Что впереди лишь будущее светлое,Что новый век нам принесетОдни отрадные события.

Привнесение альбомной культуры в недра Интернета означает, что магнитное поле альбома продолжает притягивать к себе романтически настроенную часть современной молодежи и позволяет ей обретать историческое чутье вместе с обретением гражданской идентичности и национального достоинства.

Итак, воспоминания о рубеже 1940–1950-х гг., т. е. о «времени славы и восторга», позволяют более критично характеризовать этот период нашей истории. Общий вывод напрашивается в связи с тем, что, восстанавливая свои духовные силы, советский народ опирался на мощную корневую систему русской культуры, подпитывающую развитие послевоенного искусства. Страна была «обречена» вступить в оттепель, независимо от того, как она называлась: фамилией генерального секретаря компартии или руководителя Советского правительства.

Два вектора повседневной истории – соционормативная и профессиональная культура – способствовали просветлению умов, что с особой наглядностью проявлялось на примере послевоенной молодежи, в том числе в ее увлечениях чтением, посещением кино, жаждой красоты, стремлением к эстетическому самообразованию, в том числе с помощью «альбомной культуры», имеющей не менее двухсотлетний стаж. Она развивалась в Советском Союзе едва ли не автономно от идеологического воздействия, которое уже подавало первые признаки сбоя, что отразилось на равнодушии населения к радиопередачам.

Разумеется, периоды и понятия «александровской весны», «хрущевской оттепели», равно как и предтечи каждой из них, нуждаются в дополнительных исследованиях, особенно в связи с актуальной на заре нового тысячелетия проблематикой этнической и гражданской идентичности и динамическими трансформациями в повседневной жизни и в ментальности граждан постсоветского пространства.

Оба периода, характеризуемые переходом от тоталитаризма и монолитного единства с загнанными глубоко внутрь социальными противоречиями, сыграли важную роль в движении Российского государства и его народов первом случае – к отмене крепостного права в середине XIX в., во втором случае – к готовности построения институтов гражданского общества на рубеже XX–XXI вв., к оптимальному и солидарному этническому и демократическому многоцветию.

Раздел V

Домашний очаг и дороги: партнеры или антиподы поствоенной идентификации

Пусть жребий мне выпал

Без сна обходиться помногу

Но если есть выбор,

То я выбираю дорогу.

1. Романтика дорог и проза домашнего очага

Весомый вклад в психологическое облегчение тяжелых условий постсоветской повседневности вносила школьная система образования и воспитания. Дом служил хотя слабым, но все же прибежищем стабильности, школа – локомотивом подвижности. Она звала во внешний мир.

Осознание всемирной значимости победы в Великой Отечественной войне, взрывная магия книгомании и киномании вместе с гордостью за свою страну, подпитывали мечту о красивой жизни, способствовали преодолению вековой деревенской отчужденности. Мечты звали к дальним мирам, открывали сельским юношам и девушкам перспективу и заманчивую притягательность городской жизни с ее безграничными, как казалось, возможностями, соблазнами и интересами. «Позови меня в даль светлую», так назвал свою киноповесть Василий Шукшин, видимо, вспоминая свои школьные годы в далекой Алтайской деревне.

Поствоенная молодежь, опьяненная победой над фашизмом, искала героев, дальних путей-дорог, а школьные программы не всегда знали, куда, как и каких героев пристроить. Виртуальные странствия, дальние дороги, величественность целей и миражей служили для поствоенной молодежи привлекательными ориентирами и стимулами к деятельности.

Красноречиво скажет о дорогах, вспоминая юность, повзрослевший каргапольский поэт Анатолий Предеин. Трудно не поверить его пронзительному признанию, стремлению попасть «в жизнь иную», дальнюю.

Я верю, отчаянно верю,Как в правду, как в разум, как в долг,В нездешние свежие ветрыИ в песни новых дорог –Дорог в клочковатом тумане,Начавшихся от крыльца,Которым, как мирозданью,Ни края нет, ни конца.И я продерусь в жизнь иную,Иную узрю красоту,Коль в вас, о былом не тоскуя,Как в клубне росток, прорасту.

Выдающуюся роль в раскрепощении умов сначала творческой интеллигенции, а затем и более широких кругов народных масс сыграла система школьного образования и особенно до сих пор не оцененная по достоинству подсистема ее воспитательной работы.

Школьные годы писателей-«деревенщиков» – Ф. Абрамова (р. 1920 г.) пришлись на начало 1930-х годов, В. Астафьева (1924 г.), В. М. Шукшина (1929 г.). В. И. Белова (1932 г.), Е. А. Евтушенко (1933 г.) – на 1930-е гг., В. Г. Распутина (1937) на рубеж 1940–1950-х годов. В творчестве этих писателей нашли отражение не только традиции классического русского реализма, но их произведения стали основой для продолжения этой традиции сегодня в произведениях Владислава Отрошенко, Олега Павлова, Василия Голованова, Светланы Василенко, Василия Кислякова, Лидии Павловой [Чагин 2007: 41].

Школьные годы были временем подростковой и юношеской влюбленности. Кумирами послевоенных поколений чаще всего становились артисты советского кино и герои отечественной истории. Еще не наступила эпоха всепроникающего телевидения. В селах Зауралья, Сибири, Дальнего Востока не было театров, концертных залов, филармоний. Были избы-читальни с комнатой для шахмат и шашек и маленьким кинозалом. Не удивительно, что мотивации к знанию, к любви, к любознательности удовлетворялись книгами и кинофильмами. Книгомания и киномания были важной составной частью обыденной жизни, социокультурной потребностью тех, кому в 1950–1960-е годы довелось быть в подростковом и юношеском возрасте. В отличие от городской молодежи, выбор культурных благ в сельской местности был крайне ограниченным. Но жажда приобщения к культуре, мудро внедряемая не столько учебными программами, сколько стратегией и практиками воспитательной работы, была чрезвычайно велика, порой ненасытна. Один и тот же фильм в сельском кинотеатре или в районном центре шел целую неделю. И надо было ухитряться, всеми силами выпрашивать у родителей лишние 20 копеек, чтобы просмотреть один и тот же фильм по нескольку раз. Велико было искушение каждый раз, особенно при повторных демонстрациях фильма, попасть на сеанс зайцем, незаметно прошмыгнуть мимо порой не очень строгой контролерши.

В Каргапольской средней школе под руководством ее директора (времени моих школьных лет) – мудрой и талантливой Ульяны Илларионовны Постоваловой – был создан дружный коллектив учителей, преданных своему делу и своей профессии [Постовалова 1995]. Вплоть до конца 1950-х гг. школа настраивала своих питомцев не только на сельскохозяйственное производство, но и завораживающе влекла в городскую сферу культуры, науки, общественной деятельности. В этой необычной для сельской местности стратегии воспитательной работы коллективу школьных учителей и их методическим приемам помогали, в частности, фигуры выдающихся деятелей отечественной культуры и науки, воплощенные на экране неподражаемым Николаем Черкасовым, в том числе в роли М. Горького в фильме «Ленин в 1918 году», академика Ивана Павлова в одноименном фильме, Александра Попова в фильме «Александр Попов», Стасова в фильме «Мусоргский».

Любому сельскому школьнику казалось утопией учиться в МГУ, стать писателем, капитаном дальнего плавания, первооткрывателем неизвестного племени в тропической Африке или в горах Южной Америки. Однако утопия, взращенная могучей литературой и завораживающим кинематографом, была креативна. Она увлекала за собой и призывала не избегать попыток. Проблема приобщения к утопии была составной частью повседневной жизни, увы, весьма далекой от утопии. Тем не менее история, в отличие от литературы, показывала, что совокупно опыт формирования гражданского самосознания как уважительного отношения к своей стране, к своему Отечеству рождался у сельских школьников на лоне родной природы, в кругу соотечественников в атмосфере товарищества и духовности.