Хамелеон – 2 - Константин Николаевич Буланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заодно оторвали подальше от группы Тухачевского того же Орджоникидзе, ставшего чуть ли не звездой заседания, как прозорливого руководителя, разглядевшего свет истины там, где вроде как специалисты своего дела видели лишь тьму. И никого не волновало, что с самого начала и до самого конца занимался вопросом Ф-22 заместитель наркома тяжелой промышленности — Павлуновский. Что награды, что наказания, рано или поздно всё равно обещали найти всех причастных. Да и непричастных тоже.
А ТЫ ПОСТАВИЛ ЛАЙК КНИГЕ? АСЬ?
Глава 11
Не виноватая я!
Случилось это на целый год раньше, нежели было известно Александру. Что именно послужило тому причиной — действительно найденные доказательства предательства или же желание Сталина присовокупить новые обвинения к делу об «Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре», что в августе 1936 года должно было завершиться показательным судилищем над мешающими Иосифу Виссарионовичу «старыми большевиками»[1], Геркан понятия не имел. Да и не столь важно это уже было. Главное, что, вместо назначения 1-ым заместителем наркома обороны, Тухачевский оказался арестован, вслед за чем последовали аресты еще десятков и сотен высокопоставленных краскомов по всей стране. ГУГБ сказали — «Фас!» и оно тут же начало действовать. И это была катастрофа! Ладно бы произойди данные события в прошлом году или же случись они в следующем, как то помнил своей «дважды обновленной» памятью краском. Но именно в этом, 1936-ом, по мнению человека знакомого с событиями ближайших пары лет, они могли стать откровенно трагическими для Советского Союза. А дело заключалось в том, что очень не вовремя оказался убран с игровой доски тот сдерживающий фактор, который в известной Геркану истории уберег страну от полноценного вступления в «испанские события», когда это самое вступление уже стало слишком припозднившимся.
Все же, не смотря на все свои «закидоны», Тухачевский к середине 30-х годов превратился в весьма разумного военного теоретика и так-то прекрасно понимал, на что способна, а на что вовсе не годится современная армия Советского Союза. Да, он желал её видеть другой — многомиллионной и буквально забитой под завязку массовой и дешевой техникой, отчего ряд его идей являлись откровенно утопическими. Но думать и соображать в плане тактики и стратегии он уж точно умел.
Можно даже было утверждать, что благодаря именно его настоянию СССР не влез в разгорающуюся в Испании гражданскую войну всеми руками и ногами, когда время уже оказалось совершенно упущено. А ведь поначалу, когда от испанцев только-только поступил соответствующий запрос, что Сталин, что Ворошилов, аж горели идеей продемонстрировать всем в Европе, каким непобедимым колоссом стала РККА. Точнее, продемонстрировать превосходство коммунистической идеологии, поддержанной штыками десятков тысяч «добровольцев-интернационалистов», над захватывающим одну страну за другой фашизмом. Правда, горели недолго — примерно два-три дня или около того. Пока их не разубедили в обратном.
Геркан понятия не имел, какие именно слова в тот раз подобрали для вразумления руководителей страны присутствовавшие на соответствующем совещании военные, однако со своей задачей они справились на отлично. Именно они защитили Советский Союз от военного поражения, которое было неминуемо по очень многим причинам, как технического, так и политического толка, впрягись СССР за Испанию в полную силу. И именно их сейчас не стало на ранее занимаемых постах, тогда как их преемники, дабы не повторить судьбу предшественников, уже вряд ли осмелились бы сказать хоть слово против пожеланий членов ЦК. Уж точно не в этом году — имея перед глазами пример печальной участи будущих «шпионов и врагов народа». Что означало лишь одно — отныне провести страну по лезвию ножа предстояло именно ему, Геркану, раз уж по причине его непосредственного вмешательства начисто «выгорели» иные имевшиеся «предохранители». Иначе вслед за Тухачевским вполне мог последовать и он сам, поскольку танку Т-26 с его противопульной броней делать в Испании было совершенно нечего. Но именно их в большинстве своем и собирались в будущем поставлять Советы. А за гигантские потери, связанные с непременным поражением данных машин вражеской артиллерией, вполне себе мог понести наказание именно что создатель. То бишь он — Геркан, построивший негодную машину, ставшую при этом основным танком РККА. И никакие воззвания о его былых предупреждениях на сей счет уж точно не стали бы учитываться при поиске виновных. Такие нынче были времена. Потому, когда многочисленные мысли улеглись в единый четкий план, он начал действовать.
— Что это значит, товарищ Геркан? — залезший на переднее пассажирское сиденье командирского ГАЗ-34 начальник Автобронетанкового Управления РККА потряс перед носом сидевшего за рулем краскома бумажкой с наскоро накарябанным сообщением — «Наполеон много говорит. Жду внизу в машине». Именно её Александр как бы незаметно сунул в руку Халепского, подкараулив того в одном из коридоров здания управления.
— Именно то, что там написано, — бросив быстрый взгляд на записку, накарябанную даже не его рукой, едва заметно пожал плечами военинженер 2-го ранга. Начиная с осени прошлого года, в армии, наконец, появились удобоваримые звания, в результате чего, правда, сам Александр лишился своей командной должности, будучи вынужден перейти на техническую — в соответствии с основным полученным образованием, да и личным желанием тоже. С одной стороны, в глазах того же Сталина это явно превращало его не в столь сильную фигуру, каковым он являлся, командуя танковым батальоном расквартированным в самом сердце столицы. С другой же стороны, оставляло надежду на личное возвышение в качестве конструктора боевых машин. Для чего, правда, следовало убрать со своего пути еще ряд преград, одной из которых являлся как раз подсевший в его машину бывший начальник. — Прокатимся и поговорим в пути? Или вы желаете пообщаться под заинтересованными взглядами сотрудников? — мотнул он подбородком в сторону здания. Пусть апрельская уличная грязь изрядно заляпала, и машину, и её номера, и брезенто-целлулоидные боковины, натянутые на дверях вместо боковых окон, при большом желании разглядеть их виделось вполне возможным.
— Поехали, — недовольно фыркнув, смял записку в кулак и принялся поудобнее устраиваться на
