Бестиарий - Сергей «Сид» Гребнев

– А я как сказал?

– Репортировать! Ха-ха!

Брат ухмыльнулся, а потом говорит серьезно:

– Ну и правильно сказал, репортировать их надо на тот свет нахуй!

Еще через полчаса нас повезли в суд. У суда нас ждали репортеры. Мы гордо вышагивали в окружении ментов, делали суровые лица, высокомерно вздымали подбородки. Не заводя в зал заседаний, нам выдали бумажки – квитанции об оплате штрафа. Это была первая наша с братом административка за политику. И всех отпустили.

Показали нашу акцию по всем каналам, даже по одному федеральному. Кинематографисты Димы поживились хорошо, в каждом сюжете был кусочек их съемки, но так как каналы жалели денег, то буквально по паре секунд. Все сюжеты начинались практически одинаково со слов диктора: «Что тебе снилось, крейсер „Аврора“? А снились ей сегодня…» Примерно так, а дальше в зависимости от мнения хозяев канала. Где-то ругали, где-то смеялись. И такие же заголовки были на следующий день в газетах. В том числе так начиналась и статья Димы.

– Они че, сговорились все? – недоумевал брат.

В одном телесюжете было интервью с капитаном «Авроры».

– Это все писатель придумал, Вождь их, был он тут за несколько дней до этого безобразия! Я его узнал, сам ему из уважения экскурсию провел подробную. А он, видите, как поступил! – сожалел капитан с безумным взглядом, раздувая большие ноздри.

Малыш и кетамин

Вечером следующего дня после захвата «Авроры» в штабе на Потемкинской собралось много народу. Гораздо больше, чем участвовало в акции. Те, кто участвовал, гордо поздравляли друг друга. Заискивающе поздравляли те, кто не участвовал. Особняком надменно находились там те, кто вроде бы участвовал, но издалека. Теперь они шептали друг другу, что хорошо, что не лезли вместе с Гребневым на мачты. Это были люди Димы. Им не понравилось, когда мой брат переформатировал социально левую акцию в явно националистическую. Диме Ж. тоже это не нравилось, но он помалкивал, так как понимал, что это, вообще говоря, первая действительно громкая акция в его долгой революционной жизни. К тому же он убедил себя, что акцию сделал он и именно благодаря ему она и случилась.

– Сид, тебя к телефону, – позвал меня к аппарату дежурный по штабу.

– Але.

В трубке шуршало, издалека, сквозь помехи я услышал брата.

– Сид, ты это? Блять, Сид, это что-то… Пиздец, брат! Едь сюда к Сныц! Срочно! Сид, Сныц в ментовке, нас прихватили с кетамином! Сид, братишка, я тут с ее ребенком! – Он был в панике, я это понял. – Он орет, Сид, я не могу все это! Едь срочно!

– Брат, так что, у тебя ничего нет? – спросил я расстроенно – я знал, что они должны были купить три флакона кетамина через объявление у тетки, которая продавала нам циклодол.

– Да есть все, Сид! Давай едь, блять, срочно!

Я положил трубку. Сзади стоял Дима.

– Ну что, Андрей приедет? – спросил он – подслушивал.

– Нет, Дима, не приедет. У него проблемы, я тоже поехал. Пока.

– Жаль, жаль. Ну пока.

Когда брат открыл дверь, я сразу понял, что он уже вмазался, причем конкретно. Глаза у него торчали наружу, лицо было перекошено, и дергался он, как механическая игрушка.

– Ну наконец-то! – Он быстро защелкнул замок и попытался посмотреть в глазок, но промазал и просто приложил глаз к двери.

Ничего не увидел, и его это удовлетворило.

– Сид, это пиздец! – Он со страхом показал на закрытую дверь комнаты. – Сделай что-нибудь!

В комнате надрывался ребенок. Брат подтолкнул меня туда, а сам спрятался на кухне. Ребенок лежал в кроватке, от натуги личико его стало похоже на перезрелый, готовый лопнуть помидор. Из-под сильно распухшего памперса на ножки и простынку растеклось детское дерьмо и уже кое-где подсохло коркой. Воняло. Увидев меня, ребенок перестал орать и лишь тихонько подвывал, обиженно выпучив на меня блестящие маслины.

– Ну че, обосрался? – спросил я как можно нежнее.

Ребенок взвизгнул.

– Ладно, не злись!

Я достал обкакавшегося и, морщась, содрал памперс. Завоняло сильнее.

– Ты что ешь-то такое?!

Меня чуть не стошнило. Ребенок хохотнул. Я протер его чистым углом грязной пеленки и взял на руки.

– Ну пойдем подмоемся.

У меня был небольшой опыт ухода за дитем, после чего я сказал родственникам, что у меня никогда не будет детей. На хлопнувшую дверь из кухни выглянул брат.

– Ну как? – спросил он, но, увидев в моих руках грязного ребенка, заорал и опять скрылся на кухне.

Я подмыл ребенка, вытер полотенцем. В комнате с трудом натянул на него памперс. Поменял подстилку в кроватке. Сунул ему в рот стоящую на комоде бутылочку с белой жидкостью, в которую он с жадностью вцепился своими цепкими ручонками. Чистый и с бутылкой, ребенок успокоился. Я ушел к брату, он распечатывал шприцы.

– Я, Сид, еще четыре купил! А три до этого у нас менты отняли!

Встретились они с теткой на «Пионерке», у пионеров. Взяли три флакона. Решили попробовать, вернее, брат решил. Баяны были уже куплены, зашли в ближайший дом, на лестнице брат жадно втерся. Сныц не стала и положила наркотики к себе. Брата вштырило и зашарнирило, он вел себя так, будто стал веревочной куклой в руках безумного кукловода.

Ну и что, вы думаете, произошло? Да ничего, это ведь как всегда: беда если какая где, хулиганство или грабеж, так их и не дозовешься, как будто кончились все! А тут целый патруль на тачанке с синей полосой. Повезли в отдел. Брат никакой. Флаконы у Сныц. Брата отпустили, Сныц, сказали, позже. А у Сныц мама в ночную. Мы поэтому и придумали кетамина купить, чтобы ночью без стрема акцию отметить. И вот уже много, много и много часов он, брат, вмазывается кетамином и обрывает ментовский телефон отдела, выйдя из которого, он из таксофона вызвонил тетку с кетамином. Заказал еще четыре. Час на нервах прошатался у метро в ожидании. Мама сныцевская разозлилась, уже опаздывала на работу. Брат наплел что-то про задержавшуюся по делам дочь. Мама ушла. Ребенок спал. Брат втерся. Ребенок проснулся, стал орать. Брат заглянул к нему в комнату, пытался подойти, но, увидев страшного дядьку, ребенок заорал еще сильнее. Брату показалось, что, если он подойдет к кроватке, ребенок так заорет от ненависти к нему, что просто лопнет. Он себе очень красочно представил все эти игрушечного размера кишки на стенах. Он кинулся на кухню и, чуть не разломав телефонный аппарат, дозвонился в ментовский отдел. Там сказали, что вот-вот отпустят, но ментам верить