Цвет ночи (СИ) - Грин Алла

Дракон раздражённо подёрнул плечами. Прежде, чем он ушёл, я остановила его, тронув за предплечье, и успела вернуть камзол.

Смотря на пустую дверь, исторгающую тьму, я подумала: неужели Морана боялась Яна? Чем-то она ранила собственного сына. И естественной вещью, которая могла её страшить была та, что он может её отвергнуть, если она придёт. Что он не простит её. И, похоже, через меня, она пыталась вызвать его на разговор, но безуспешно.

8. Сны Мораны

Я видела происходящее размазанным, наверное, потому, что это были не собственные воспоминания Гая, а лишь рассказанные ему когда-то Яном. Сын изгнанного бога был в моей голове, или же я находилась в его — касаясь пальцами моих висков, он соединил наши разумы и не произнося ни слова, общался со мной, всплывающими образами, видениями и внутренним голосом. Мысли Гая вспыхивали в моей голове, словно мы были единым существом.

Мы видели Морану, богиню смерти. Их мать. Женщина с чёрными, угольными волосами и кожей, белее чем мел, которая уже являлась мне ранее. В одеянии из плотной бардовой ткани и меха. В длинном плаще, подол которого вздымал с земли снег, закручивая его в вихри, создавая метель. В короне из древесных ветвей, с переливающимся серебром серпом в руке, которым она рубила нити, связывающие души с телами. Часть из этих душ попадает в пекло, к Чернобогу, её избраннику. Она — сама смерть. Он — бог ада, король кары, которая постигает после смерти грешников. Однако, его лица я не вижу — его лик скрыт в тени шлема, словно у Чернобога не было плоти, словно под доспехами, в которые был облачён его могучий, устрашающий силуэт, была лишь неосязаемая мгла. Только двумя прожекторами белого света из глубокой черноты горели глаза. Они с Мораной — идеальная пара. Главные представители тьмы. И благодаря Гаю, я словно знаю, словно это было доступно для меня всегда, что тёмные боги, любые боги не могут порождать детей так, как живые люди. Мы смотрим на клубящуюся черноту, в которой взрываются синие молнии, черноту, которой стали Смог и Морана, слившись. Где-то внутри этой тучи между ними царит сейчас любовь. Вдруг эта чернота взрывается, распадается на куски. Из одного из них появляется силуэт, замерший бездвижно. Из чёрного облака самой высокой концентрации тьмы. Из самых её глубин. Он выходит оттуда кобальтовым цмоком с голубыми глазами. Вокруг двигаются пластообразные туманные массы из различных оттенков угольного. Это был мой Ян. Он принимает второй — человеческий облик, и теперь ступает босиком, совершенно обнажённый, по земле нави.

«Кто я и зачем явился?»

«Ты наш сын, — говорит Морана.»

Мой дракон родился сразу взрослым, как и все остальные, ему подобные. Но ничего не знал о мире, в котором оказался. Он был сыном тёмных богов, навьих богов. И первым делом отец показал ему своё царство — пекло. Полное смога и густой смолы. Полное огня. И криков. Боли и страданий.

«Это души, которые мы должны очистить. Это то, что мы делаем изо дня в день. На протяжении вечности.»

Ян видел терзание душ. И это была единственная правда, которую он знал. Он мучил души, очищал их вместе с отцом. Это всё, что он знал о мире вокруг него. Несколько тысячелетий он занимался пеклом вместе с Чернобогом. И в эти тысячелетия рождались его братья и сёстры — Алексей, Валентина, Константин, Александра. Подобно Яну все они помогали отцу в аду.

Однажды, Ян сказал матери:

«Я узнал ремесло отца. Теперь покажи мне своё.»

И тогда Морана взяла его с собой в явь, на места смерти, чтобы собирать души вместе. И Ян впервые увидел мир людей. Он был не похож на пекло. И эти создания — люди — были не похожи на кричащие, перепачканные смолой, злобные души. Большинство людей выглядели другими. Увиденное было для него новым и интересным, каким когда-то представлялось пекло. И он стал бывать с матерью в порубежном мире всё чаще. Не все эти создания, которых он видел в яви, становились теми, кто попадал в пекло. Некоторые попадали в вырай. Они были чисты. Но иногда даже тех, кто попадал в ад, Ян мог понять. Видя их людьми, наблюдая за их жизнями, он проникался к некоторым сочувствием. Мог их оправдать. И иногда меры отца он стал считать несколько излишними.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Подобное поведение Яна не нравилось Чернобогу. Тот не слишком жаловал людей, считая их низшими созданиями, считая их сосудами, в большинстве случаев наполненными грязью, которую он был призван очищать. Отец у Яна был строгим. Единственным его желанием было то, чтобы Ян правил пеклом вместе с ним. И наследнику правителя ада не полагалось проявлять сочувствие к людям. По мнению Чернобога, его сын должен был ставить себя выше их, выше волколаков, даже выше других цмоков. Он требовал от Яна послушания. Но, побывав в яви, Ян теперь хотел другого. Он не желал слепо выполнять отцовскую волю. Мир стал шире и больше, чем просто пекло. Когда Ян отвёл своих братьев и сестёр в порубежный мир, показал истинное положение вещей, отец разгневался и заточил Яна в клетку, в одну из тех, в которых содержались худшие из душ. В какой-то момент Ян стал для Смога тем, кто тоже требовал исцеления.

Несколько десятилетий его пытали и мучили. Оттуда Ян вышел уже другим. Он поистине понимал своё предназначение. Осознавал ход вещей. Он знал, что действия отца в пекле — необходимы. Это баланс, поддерживающий мироздание.

Когда Ян покинул свою тюрьму, он знал, что его братья и сестры тоже находятся в клетках за то, какое лояльное мнение у них сложилось о мире людей. И он помогал отцу их исцелить. Пытал их и мучил. Во мраке. Где жарко и сухо. Где можно делать только поверхностные вдохи, где поднимая веки, мы видим Яна, но его глаза горят не синим, а… красным. Где он одет в чёрную клубящуюся тень, за его спиной развивается длинный плащ, и вокруг — почти нет света. Там в камерах подземелья были заточены два его брата и две сестры. То самое видение, которое навязала мне Морана во снах — сейчас мы с Гаем оба проживали его. И Гай поведал мне итог: они стали такими же, как Ян. Стали идеальными сыновьями и дочерями Смога. Стали делать то, что он им говорит, не имея собственной воли. Став послушными исполнителями его приказов.

Когда началась война между цмоками и волколаками, они были предводителями армий своего отца, главного дракона — Чернобога. Продлившаяся двести лет, она окончилась неожиданной победой из-за исчезновения волков, и после — многие драконы остались в том мире. А спустя время, когда цмоки стали переходить границы разумного, люди стали воевать уже с ними. И Чернобог всех вернул в навь. Только посылал сыновей в порубежье, восстанавливать равновесие — чтобы они возвращали назад навок и тёмных духов, когда-то последовавших туда за волками и драконами. Он отправил туда даже Яна — своего наследника и старшего сына, предоставив ему передышку от правления в аду, поручив тщательно следить за поведением своих сестёр и братьев.

Мир людей стал для них глотком свежего воздуха. Предоставил им крупицу свободы, в то время, как Чернобог думал, что навсегда поработил их сознание, подчинив своей воле. Постепенно Ян, его братья и сёстры начали заново проникаться людьми. Восхищаться ими. Помогать им. Даже любить их. Мир людей всё же снова изменил их. Когда они находились так далеко, отец потерял влияние над ними. Слишком поздно он понял, что ошибся.

Первым под гнев Смога попал Константин. Он был тем, кто больше всего любил человеческих девушек. И не мог оторвать от них ни глаз, ни внимания. Когда-то Константин был легкомысленным и беспечным, но однажды влюбился. Мы оба с Гаем видели девушку, отдыхающую на крутом склоне берега, у реки, видели медовые волны волос, ниспадающие на её плечи и спину, на льняное свободное платье; видели тонкую полоску ткани на её голове, которую украшало несколько бронзовых колец у висков, похожих на звёзды, на лучики солнца. А рядом с ней сидел Константин, и мы с Гаем физически ощущали их любовь друг к другу. Константин тихо шептал ей, что хочет на ней жениться. Они оба осознавали, что она смертная, но не желали разлучаться, и собирались сделать так, чтобы после смерти она осталась в нави, не ныряла во тьму. И яркая бурная ссора проносилась перед моими глазами, транслируемая Гаем. Ян ругал Константина, пытался донести недопустимость такого поступка, говорил об опасности, о нарушении законов мироздания, баланса, напоминал об отце, который будет в ярости, объяснял Алене, что она станет навкой, чего она лишится, отказавшись от возможности попасть в вырай, но они не слушали. Костя был ослеплён своей любовью, как и Алена. Они готовы были пожертвовать всем. Они просили его о помощи, но Ян твёрдо дал понять, что не станет участвовать в подобном.