i aac1e39a59aada53 - Admin

  -- Батюшка Микола милостивый, как бы к утрею-то оттеплело, да на святую Ердань туманом одело, так хлебушка бы тогда нам достало!

   У конюшни возятся самые озабоченные мужики: кто в крещенский сочельник у коня копыта почистит, у того конь весь год не будет хромать и не случится с ним иной болести. Но, веря своей примете, мужики не доверяют бабьим и, ворча себе под нос, копаются в навозе у скотного двора - не осталось ли там огня после того, как с вечера старухи пуки лучины тут жгли, чтоб на том свете родителям было теплее.

   Впереди, перед стеной главного терема - столы с выпивкой. Еда тоже есть, но выпивки много больше - сплошной ряд бадеек, жбанчиков и кувшинов, окружённых густыми стадами разнокалиберных кружек. "Шведский стол" по-русски: "пей - хоть залейся". Перед столами большая утоптанная площадка - на ней водят хороводы. Точнее - водили. Куча молодёжи с приехавших саней валится в круг, все орут, радостно хохочут, обнимаются, толкаются. Козёл у колодца выходит из своей волчьей меланхолии, вытаскивает откуда-то из-под хвоста дудку, начинает в неё очень длинно и противно дуть. Потом пронзительный звук становится чётче, размереннее, темповее. Толпа молодёжи начинает притоптывать, всё синхроннее, слаженнее.

   Вдруг сбоку раздаётся грохот: высоченная поленница у забора начинает крениться и рушится. Из-за поднявшегося облаков древесной трухи и свалившегося снега появляется десяток парней. Красных от натуги и очень довольных собой. Требуют от девок поцелуев в награду за труды по организации разрухи. Те - хохочут, уворачиваются. Козёл выдаёт громко речитативом что-то молитвенно-матерное и снова припадает к своей дудке - начинает задавать темп пляске. В центре разворачивается два кольца хоровода - одно внутри другого. Раскручиваются с приплясом навстречу друг другу. А в самый центр выскакивает какая-то маленькая, но очень голосистая девчушка. И визжит что-то рэповое. Частушки пошли.

   "Коляда, коляда!

   Подавай пирога,

   Блин да лепёшку

   В заднее окошко".

   Вздёрнутый на мгновение подол солистки, мелькнувшие белые ягодицы однозначно определяет местонахождение упомянутого "окошка". Толпа хохочет. Кто-то валится с ног: "животики надорвали!". Цепочка кругов хороводов рвётся в нескольких местах, но остановить их уже невозможно: пока не напляшутся до упаду - будут скакать. Круги снова срастаются, через упавших перешагивают, те хватают пляшущих за ноги, заваливают рядом с собой в снег, но притоп, под козлиную дудку, идёт всё чётче, затягивающе. "Ноги сами в пляс идут!".

   В русских народных сказках есть гусли-самогуды: сами заводятся, сами играют, сами поют, сами пляшут.

   Всё верно, только здесь вместо гуслей - дудка, пляшут - гости, вместо гусляра - чёрный козёл:

   "Заиграет только он -

   И всё стадо пляшет...".

   Евгений Капустин красиво пишет:

   "Вера в сказку, вера в чудо...

   Звонки гусли-самогуды.

   Пляшут пальцы, вьются струны,

   Тени снов сплетают руны...

   Сквозь потёмки - искры света...

   И душа совсем раздета..."

   И у меня душа... совсем...

   Запахиваю посильнее свою драную маскарадную шубу. Здесь у меня мёрзнет не только душа. Ну что, Ванька, подсыл-душегуб? Давай спляшем? Хоть колени отогрею.

   "Салоп", ухватив меня за рукав, тащит в обход хоровода, обходя барахтающиеся в снегу хохочущие парочки, трёх медведей с хомутами на шеях и кружками в руках, обсуждающих исконно-посконный вопрос: "ты меня уважаешь?", выползающего из под телеги мужичка, в одной рубахе и со спущенными штанами, ошалело вопящего: "иде я?! Иде?!"...

   Несколько женщин и девушек, из обоза, с которым мы приехали, поднимаются впереди нас на центральное высокое крыльцо терема. Там толпятся орущие и приплясывающие слуги, которые открывают широкие двери, кланяются гостьям. Мы проскальзываем следом. Типа: сопровождающие лица, "и мы с ними". Здесь тоже накрыты столы - "покоем" в большом зале, куча поддатого, раскрасневшегося народа. Тоже пляшут и орут какие-то скоморохи в странно продранной одежде, в уродливых масках. Их оттесняют в сторону, и мы, в общей суете, толпе и толкотне, сдвигаемся влево. Вновь прибывшая группа гостей подходит к центральному столу, кланяется хозяевам. Впереди девушка в богатой шубейке.

   Как-то она... непочтительно кланяется. В меня это крепко вбивали, я все оттенки "святорусских" поклонов помню. Такой кивок молодой девушки седатому мужчине, хозяину дому, городскому тысяцкому...

   Эта странность привлекает моё внимание. Девушка запускает руку в поданный её спутницей мешочек и делает широкий жест сеятеля. Что-то дробью барабанит по столам, стенам, посуде, гостям. Второй мах идёт в мою сторону. Какой-то маленький камушек бьёт в лицо. Я хватаюсь за ушибленное место. И замираю.

   Я знаю эту девушку! "Самая великая княжна", "девица всея Руси", Елена Ростиславовна.

   У моих ног ползает "салоп" - он, как и многие гости, кинулся подбирать брусочки-куны - княжна серебром "щедровала". Она благожелательно улыбается гостям, скользя взором по картинке ползающих под столом и под лавками мужчин и женщин. Потом вдруг возвращается глазами назад. Ко мне. Узнала?! Вряд ли: темновато, далековато. Отдёргиваю руку, возвращаю назад сдвинутые с ушибленного места на лице пеньковые косички. Что-то начинает говорить хозяин дома, и она поворачивается туда. А меня дёргает за полу "салоп".

   Опускаюсь на колени и мы, на четвереньках, ползём между приплясывающих ног гостей в сторону левого прохода из зала.

  -- Держи.

   "Салоп" суёт мне здоровенное блюдо с пирожками и другое, поменьше, с кашей и мёдом - кутья. Хватает со стола у стены два кувшина и показывает головой:

  -- Туда.

   Вот блин! И свистеть перестал! Но не надолго - подталкивает меня кувшинами в спину и шипит:

  -- Ссшибссче, ссшибссчее...

   В помещениях темновато и дымно, где-то за спиной снова что-то истошное и непристойное, судя по взвизгивающим интонациям и взрывам хохота, орут скоморохи.

   Шалман, господа! "Бой в Крыму - всё в дыму", "Гуляют - все!"...

   Пробегаем через какую-то горницу, какие-то неосвещённые сени, в темноте стоит острый запах только что погашенных свечей, шумная возня на полу с пьяным женским хихиканьем. Дальше, дальше... За поворотом - лестница наверх. На нижней ступеньке сидит пригорюнившийся здоровенный парень. Подпёр щёку, меч вдоль боку, мисюрка на ухе, в глазах - безнадёжная тоска.

   "Салоп" начинает хихикать, бормотать и приплясывать:

   "Развесёлые колядки

   Парни девушкам поют

   Ждут подарков очень сладких

   Только те им не дают!".

  -- Чё, и тебе твоя не дала? Они всссе...! Вот всссе они...! Ну и хрен ссс ними! На.

   Суёт ошарашенному парню в руки кувшин, прихлёбывает из своего и командует мне:

  -- Чего встала? Велено сочиво отнесть - тащи. Бегом!

   Хлопает меня по заднице так, что я с места перепрыгиваю через колено недоуменно растопырившегося на ступеньке стража. Взлетаю по лесенке, чуть не теряя сапоги, и слышу за спиной:

  -- Нет, ну какая! Ну, огонь! Одна беда - коссса пеньковая.

   В первой же комнате к оконцу-душнику прильнули две служанки, одна оборачивается на звук моих шагов, но вторая дёргает её за рукав:

  -- Ты глянь, ты глянь! От же ж бесстыдник! От же чего делает! А скачет-то как...!

   "- Ой, Вань, умру от акробатиков!

   Гляди, как вертится, нахал!

   Завцеха наш - товарищ Сатиков -

   Недавно в клубе так скакал.

А ты придешь домой, Иван,

   Поешь и сразу - на диван...".

   "Завцеха" тут - вряд ли..., "на диван" в персональных нынешних условиях... мечта о несбыточном.

   Служанка, бегло оценив мой костюм и посуду в руках, машет рукой в сторону следующих дверей и прилипает к окошку.

   Здесь тише, воздух чище, народу нет. Пробегаю анфиладу из нескольких полутёмных комнат. Площадка с лампадкой под иконкой. Дальше... свет, женские голоса, детский плач... Мне туда не надо.

   Выполнять порученную миссию - убивать указанного младенца... Мне - не надо. Мне надо - выбраться. Труп младенца... абсолютно не коррелирует с моей целью. Моя цель - выбраться отсюда живым.

   "Ищу я выход из ворот

   Но нет его - есть только вход

   И то - не тот".

   Вход - я нашёл. Теперь как бы отсюда... Справа какой-то неосвещённый проход. Точно - лестница вниз! Быстренько ссыпаюсь... могучие двери заперты на замок снаружи. Факеншит! Чёрт бы побрал святорусских замочников! Не были бы они такие умные - двери бы просто засовами изнутри закрывали!

   Тыкаюсь ещё в пару проходов у подножия лестницы. Темно, заперто. Душники закрыты. Открыть-то не проблема, но... вырос я, не пролезу. А топать назад по своему следу... Там остался "салоп" и, вероятно, уже поджидают другие... "мастера"...

   Глава 299

   Над лестницей, откуда я только что спустился, женские голоса, шаги, смех... Ещё какая-то бабская толпа подвалила... Прячусь под лестницу. Среди непрерывного дамского щебета ухо вдруг улавливает: