Проект «Аве Мария» - Энди Уир

Изображение, полученное с телескопа, на порядок четче. Скорее всего, там установлена камера с нереально высоким разрешением: я увеличиваю картинку еще и еще без потери качества. Наконец, я могу как следует разглядеть «Объект А». Его корпус покрыт серо-коричневым пятнистым узором. Пятна перетекают друг в друга, словно кто-то не до конца смешал две краски друг с другом.

В углу экрана замечаю какое-то движение. Вдоль корпуса инопланетного корабля движется объект неправильной формы. Нечто вроде стебля, из которого «растут» пять шарнирных манипуляторов со своеобразной клешней на конце. Только сейчас я замечаю сеть дорожек по всей поверхности корпуса. Это робот. И управляют им изнутри корабля. По крайней мере, создается такое впечатление. То, что я вижу, не напоминает зеленого человечка и уж точно не похоже на скафандр для работы в открытом космосе. Впрочем, я понятия не имею, как они выглядят у инопланетян.

Да, я практически уверен: это робот, установленный на корпусе корабля. Похожие устройства используются и на наших космических станциях. С их помощью удобно выполнять наружные работы и нет необходимости самим одеваться в скафандр.

Робот медленно ползет вдоль корпуса «Объекта А», пока не достигает ближайшей к «Аве Марии» точки. В одной из его клешней зажат какой-то цилиндрический предмет. Я не умею определять масштаб на глаз, но робот кажется крошечным по сравнению с кораблем. Примерно ростом с меня или меньше.

Робот останавливается, вытягивает манипулятор к «Аве Марии» и осторожно отпускает цилиндр, который медленно плывет к моему кораблю. Цилиндр слегка кувыркается. Клешни разжались не идеально, но достаточно мягко.

Проверяю экран радара. Скорость «Объекта А» равна нулю. Появляется второе окошко — «Объект Б». Крохотный цилиндр приближается со скоростью 8,6 сантиметра в секунду. Любопытно. В точности та же самая скорость, которую я придал «Аве Марии» во время приветственного сигнала двигателем. Это не может быть совпадением. Они хотят, чтобы я получил цилиндр, и выбрали скорость, с которой, по их мнению, мне удобно работать.

— Очень заботливо с вашей стороны, — бормочу я.

Какие сообразительные инопланетяне. Пока складывается впечатление, что намерения у них дружелюбные. Ребята специально отклоняются от курса, дабы поздороваться со мной, и стараются при этом не напугать. Ну, а если они вдруг окажутся кровожадными, что мне остается? Лишь умереть. Иного выбора нет. Я ученый, а не Бак Роджерс[80].

Я, конечно, мог бы сейчас развернуться, нацелить сопла на странную посудину и, врубив полную тягу, просто испарить… Нет! Даже думать не желаю!

Путем нехитрых вычислений прикидываю, что цилиндр достигнет «Аве Марии» минут через сорок. За это время я должен успеть облачиться в скафандр, выйти наружу и закрепиться на корпусе, чтобы впервые в истории человечества принять тачдаун[81]-пас от квотербека[82]-инопланетянина.

С принципом работы шлюзовой камеры я разобрался, когда хоронил товарищей… Кстати, Илюхина оценила бы нынешний исторический момент. Она бы хлопала в ладоши от радости. Зато Яо сохранял бы непроницаемое выражение лица, а потом, думая, что мы не видим, все-таки улыбнулся бы.

Я ничего не вижу из-за слез. В условиях невесомости они просто застилают мне глаза. Словно пытаюсь смотреть под водой. Вытираю глаза, и капли слез, пролетев через весь командный отсек, врезаются в противоположную переборку. Сейчас нет времени с этим разбираться. Надо поймать инопланетный артефакт.

Отстегиваю удерживающие меня в пилотском кресле ремни и подплываю к шлюзовой камере. В голове вихрем кружатся предположения и вопросы. Я делаю скоропалительные, необоснованные выводы, меня кидает из одной крайности в другую. А вдруг эти разумные инопланетяне и сотворили астрофагов? А вдруг они с помощью генных мутаций «выращивают» топливо для своих звездолетов, получая самую совершенную энергию? Может, если я поведаю о том, что происходит на Земле, они подскажут спасительное решение? Или проникнут на «Аве Марию» и отложат личинки у меня в мозгу. Тут уж как повезет.

Открываю внутренний люк шлюзовой камеры и вытаскиваю скафандр. Интересно, знаю ли я, как в него залезать? Или как правильно пользоваться? Разблокировав замок скафандра «Орлан-МКС2», распахиваю люк в задней части кирасы[83]. Нажатием кнопки на поясе включаю основное питание. Вся электроника запускается практически мгновенно, и на дисплее пульта управления на груди скафандра высвечивается: «Все системы активны».

Что за черт? Я делаю все, даже не задумываясь. Видимо, нас здорово натаскали перед полетом. Я ориентируюсь в устройстве скафандра так же уверенно, как и в физике. Знания просто есть в моей голове, но сам процесс обучения я не помню.

Российский скафандр — это цельный герметичный сосуд. В отличие от американских моделей, когда космонавту приходится надевать отдельно верхнюю и нижнюю части, кучу всяких сложных устройств и, наконец, гермошлем, «Орлан» напоминает сплошной комбинезон с люком на спине. Нужно просто залезть внутрь, закрыть люк, и все готово! Напоминает процесс превращения из куколки в бабочку, только в обратном порядке.

Придерживая дверцу люка, вплываю в скафандр. И тут нулевая гравитация — настоящее благо. Не надо прилагать столько усилий, как раньше. Странно. Я точно знаю, что сейчас все проходит гораздо проще, но не могу припомнить ни одной прежней попытки. Наверное, мозг все же пострадал из-за комы.

По крайней мере, влезть скафандр я в состоянии. Продеваю руки и ноги в рукава и штанины. Внутри «Орлана» в комбинезоне неудобно. Под скафандр обычно надевается специальный костюм. Я знаю, как он выглядит, но костюм нужен лишь для регулирования температуры и мониторинга жизненно важных функций космонавта. Рыться в складском отсеке сейчас некогда. У меня скоро свидание с цилиндром.

Стоя в скафандре, упираюсь ногами в одну из стенок шлюзовой камеры, а спину прижимаю к противоположной, чтобы захлопнуть дверцу. Когда остается лишь пара дюймов (а точнее, сантиметров — скафандр все-таки сделан в России), на прикрепленном к груди дисплее загорается зеленый огонек. Пальцем в плотной перчатке жму на кнопку «автогерметизации» на пульте.

Раздается серия щелчков — люк доступа в скафандр закрывается. С последним щелчком автоматика блокирует внешний замок. На дисплее горит зеленый огонек, ресурсов системы жизнеобеспечения хватит на несколько часов. Внутреннее давление составляет 400 гектопаскалей[84] — около 40 процентов от земных показателей на уровне моря. Хотя для скафандров это норма. Весь процесс занял не более пяти минут, и теперь я готов к выходу в космос.

Любопытно. Стадию декомпрессии проходить не пришлось. Обычно на космических станциях астронавтам приходится часами торчать в шлюзовом отсеке, медленно адаптируясь к пониженному давлению, необходимому для скафандра. И лишь потом можно выходить в открытый космос. А меня это не касается. Очевидно,