Франкенштейн - Мэри Шелли

Я полагал, что мое отсутствие будет продолжаться несколько месяцев, от силы – год. Однако возникло непредвиденное обстоятельство: отец, заботясь обо мне, обеспечил меня спутником. Идея эта принадлежала Элизе: вместе с отцом они устроили так, что в поездке меня сопровождал Анри Клерваль. Мой старый друг должен был присоединиться ко мне в Страсбурге.

Присутствие спутника не входило в мои планы. Оно могло помешать полному уединению, которое мне требовалось, чтобы выполнить свое обязательство. Однако в начале путешествия присутствие друга не могло быть помехой, и я искренне обрадовался тому, что снова увижусь с Анри. Тогда мне, быть может, удастся избежать тех одиноких раздумий, которые временами едва не сводили меня с ума. Важным я считал и то, что Клерваль мог служить своего рода щитом. Я надеялся, что его присутствие избавит меня от назойливых посещений монстра, которому могло взбрести в голову следить за ходом работы или торопить меня.

Итак, передо мной была открыта дорога в Англию. Вместе с тем было решено, что наше бракосочетание с Элизой совершится, как только я вернусь. Отец не желал больше ждать, ссылаясь на свой преклонный возраст. Я же хотел лишь одного: покончить с ненавистным трудом и дождаться того светлого дня, когда, освободившись от гнусного рабства, смогу с чистой совестью взять руку Элизы в свои и вместе с ней навек забыть мрачное прошлое.

Я занялся подготовкой к поездке. Однако меня продолжала тревожить одна мысль. Я покидал своих близких, не подозревающих о существовании врага и не защищенных от него, на продолжительное время. А ведь мой отъезд мог привести его в ярость. Я помнил о том, что он обещал последовать за мной, куда бы я ни направился, но будет ли он сопровождать меня и в Англии? Если так, то безопасность моих близких обеспечена; гораздо хуже, если все сложится наоборот. Но интуиция настойчиво подсказывала: демон последует за мной, оставив мою семью в покое.

В конце сентября я покинул родину.

Элиза не возражала против моего намерения, но ее переполняла тревога при мысли о том, что на чужбине уныние снова овладеет мною, а она окажется далеко. Лишь благодаря ее заботливости у меня был спутник, но мужчины обычно не замечают житейских мелочей, требующих внимания женщины. Элизе хотелось умолять меня вернуться как можно скорее, но она не проронила ни слова, и мы простились со слезами на глазах.

Я сел в дорожный экипаж; мой багаж состоял в основном из тщательно упакованных химических приборов и реактивов. Мысли мои были заняты только одним, глаза устремлены в одну точку, и я проехал немало прекраснейших мест, даже не заметив их. Я думал о цели своего путешествия и плане работы, которой предстояло поглотить все мое время.

Спустя несколько дней я прибыл в Страсбург[35]. Тут я должен был некоторое время дожидаться приезда Анри Клерваля. Когда же он появился, я был поражен контрастом, который мы являли собой. Анри с восторгом ожидал наступления каждого нового дня, радовался красоте закатов и восходов, сменяющиеся один за другим ландшафты наполняли его вдохновением. «Вот ради чего стоит жить! – восклицал он. – Вот истинное наслаждение! Но что с тобой, Виктор, почему ты так подавлен и печален?»

А как могло быть иначе, если моя голова была занята мрачными мыслями, о которых Анри не имел ни малейшего представления? Поэтому я не видел ни ясной вечерней звезды, ни восхода солнца, отраженного гладью могучего Рейна. Надо мной каждое мгновение тяготело проклятие, закрывшее для меня все пути к радости.

Мы приняли решение спуститься вниз по течению Рейна от Страсбурга до Роттердама[36], а затем из роттердамского порта отплыть в Лондон. Во время этого путешествия мы миновали множество живописнейших островов и прибрежных долин, повидали несколько красивых городов. В Мангейме мы провели целый день, а на пятый день после отплытия из Страсбурга прибыли в Майнц[37]. Ниже Майнца берега Рейна еще красивее. Течение реки становится быстрее, ее русло вьется между крутыми зелеными холмами. На неприступных обрывах над рекой высятся руины многочисленных замков, окруженных темнеющими лесами. В этой части долины Рейна ландшафты невероятно разнообразны. То перед вашим взором возникает крутой холм, то средневековые руины, висящие над пропастью, то просторный виноградник с зелеными пологими склонами или многолюдный город в излучине.

Наше путешествие совпало со временем сбора винограда. До нас доносились песни виноградарей, и даже я, несмотря на тоску и предчувствия, прислушивался к ним с удовольствием. Лежа на дне большой лодки и глядя в безоблачное небо, я словно впитывал в себя покой, которого так долго был лишен.

Что касается моего Анри, то он чувствовал себя так, словно оказался в стране чудес, и упивался таким счастьем, какое редко доводится испытывать человеку.

– Я видел, – говорил он мне, – самые прекрасные пейзажи моей родины, я побывал на озерах Люцерн и Ури, где снежные склоны отвесно спускаются к воде, я видел эти озера в бурю, когда ветер поднимает и кружит водяные вихри, я побывал в горах Ла Вале и Пэ де Во. И все же, Виктор, здешний край мне больше по душе, чем все наши альпийские чудеса. Швейцарские горы величественны и причудливы; но берега этой реки полны тайны и очарования, я не могу сравнить их ни с чем. Взгляни-ка на замок вон там над обрывом или на тот, что на острове, прячущийся в листве; а вот и крестьяне, возвращающиеся со своих виноградников в деревню, кровли которой виднеются в складках горы! Я думаю, что дух – хранитель этих мест – наделен более созвучной человеку душой, чем те могучие духи, что громоздят ледники и обитают на неприступных горных вершинах!

Анри, мой бесценный друг! Мне и сейчас доставляет наслаждение повторять его слова. Это был человек, чувствовавший каждое биение сердца природы. Его бурная фантазия сдерживалась только чувствительностью его сердца. Он был способен горячо любить и в дружбе проявлял необычайную преданность.

Я невольно задаюсь вопросом: где же он теперь? Неужели этот прекрасный во всех отношениях человек исчез без следа? Этот высокий ум, это богатство мыслей, это причудливое и неистощимое воображение, создававшее целые миры, – не может быть, чтобы все это погибло вместе с ним! Его тело превратилось в прах, но дух продолжает являться, неся утешение своему несчастному другу…

Надеюсь, вы простите мне эти скорбные речи. Слова мои – лишь жалкая дань редкостным достоинствам Анри Клерваля, но они хотя бы немного утоляют боль, которую причиняют мне воспоминания о нем. Поэтому я продолжу свое повествование.

За Кёльном Рейн выходит на равнины Нидерландов. Последнюю часть нашего пути мы решили проделать по суше, так как постоянно дул встречный ветер, а течение было настолько медленным, что мы почти не продвигались вперед.