Вне закона - Андрей Круз

Многие не просыхали уже вообще никогда, а многие так и вовсе спивались. Но с такими дело иметь прекращали, потому что считалось, что нормальный человек должен меру знать. Где мера? Ну, если своими словами описать, то примерно так: с утра пить можно только в лечебных целях в выходные. Если ты в пятницу в дрова был, а в субботу с утра с похмелья гибнешь. Тогда уже можно, лечись, люди поймут.

В обед пили все, но все же не рекомендовалось напиваться. Так, прими для аппетиту и потом для пищеварения, но ходи прямо, не шатайся. А вот после шести, скажем, это уже предосудительным не считалось. Моветоном было спать на столе, на земле валяться и до дому не дойти. То есть совсем контроль над собой терять. Если ты в кабаке засыпаешь и лежа ходишь, то уже все, тогда к тебе отношение меняется. Ну и еще любителей пьяной бычки в русском обществе от нее быстро отучали. Потому как если кто бычит по-дурному и люди видят, то к такому и меры могли принять, причем самые разные, по ситуации.

У американцев с этим сложней, там драки чаще, но худым они заканчиваются реже. А чаще ограничиваются криками и бранью. Нет привычки «за базар подтягивать» и может даже при таких обстоятельствах оно и хорошо. Поорут да и успокоятся. А у русских вечно проблемы от отвязанной метлы.

Так я обратно о пьянстве: от него здесь никуда не денешься.

Обед, который входил в стоимость проезда и который приготовил кок «Бурлака», был прост, но добротен — гороховый супец с копченой грудинкой, котлеты с картошкой, соленья, ну и водка, само собой. И, к радости моей, было еще и пиво — мой личный метод борьбы с этой самой водкой. Всегда можно сказать, когда очень активно предлагают, «я лучше по пивку». Правда, холодновато под навесом на палубе для пива, а сто грамм согреют…

Вот так и живем. «Такие дела» — сказал бы Васька.

Во главе стола сел Юра, справа от него Семен, потому как шкипер. А дальше мы уже сами по себе расселись. Разлилась по стопкам водка, первый тост был здесь традиционным — за удачу. Первая пошла под супчик хорошо, как-то сразу и теплей стало. Ну и разговор завязался. Темы пошли торговые все больше, что и где почем и как это продать. Помимо тех, кого я уже раньше упоминал, плыли с нами еще несколько торговцев. Один из Батлер-Крик, по прозвищу Хохол, какое он своим акцентом и постоянным сбиванием на суржик оправдывал на все сто, а остальные из Нарыма и Нерчинска. А один из них, откликавшийся на Серегу и Грека, еще и собирался с товаром до Желтухино.

— А туда как, не опасно? — спросил я. — Слышал что там беспредел полный.

— Ну не такой и полный, — отмел он опасения. — Им же туда много что нужно.

— Постоянно в Нарым за всяким добром ходят, — добавил, не прекращая жевать, некто Артур — толстый мужик с большим толстым же носом, кудрявыми волосами и большими черными глазами. — Я вот инструментом торгую, так в Желтухино лучше всего берут. А ты оружейник, я слышал?

— Оружейник.

— Туда бы тебе тоже продавать можно. Там есть через кого продать, не кинут.

— Ага, с Мамоном дело иметь можно, — подтвердил молодой рослый мужик с большим родимым пятном на виске, имя которого я запамятовал. — Это с местными у него терки все время, а с торговцами у него как в аптеке, не хочет проблем.

— Свести? — спросил Артур.

— Товара пока нет чтобы так торговать, — отборяился я.

Соблазн есть, но не уверен что польза от такого знакомства будет. Всерьез оптом торговать у меня пока оборотки нет, да и не мой это рынок. Я все же больше по патронам, или вот как сейчас — дозанял денег, ухватил партию — и радуюсь. И в Желтухино я ее не повезу просто потому, что и так все разойдется. И мне лучше если разойдется среди привычных покупателей, им же потом буду патроны снаряжать и торговать.

А Мамон что мне даст? Какую-то информацию по золоту? Да если бы у него такая информация была, он бы это золото давно сам бы нашел. И не предлагал треть с найденного, что вообще глупость, потому как на золоте номеров серийных нет и опознать его… даже не знаю как он опознавать и собирается. Скорей всего треть он предложил тогда, когда была надежда самих грабителей догнать.

— А Мамон там вместо Цигеля? — спросил я, ни к кому конкретно не адресуясь.

— Ага, — кивнул Артур, — вместо Цигеля. Раньше у него в бригадирах был. Кстати, с Мамоном проще, Цигель все же меру терял.

— Цигель с иглы не слезал, — прокомментировал Толстый. — От него вечно человек в Доусон катался, у «висельников» опий-черняшку брал чуть не мешками.

Колян, услышав о «висельниках», усмехнулся, посмотрев на меня искоса, усмехнулся.

— Я слышал что «висельники» только траву и алкоголь гонят, нет? — спросил я.

— Вся дурь снизу реки через них идет, — покачал головой Толстый. — Они этот канал изо всех сил держат. Поэтому на другие дела, так сказать, у них сил не хватает.

— Тогда в Доусоне их кто-то крышевать должен, нет? — спросил Хохол.

— Нет, они у нас сами по себе, просто не лезут никуда, — ответил Толстый. — Но края обозначили: если кто попытается выбить их с дури, то они своих со всей реки подтянут. Ну а поскольку опиатами банчить западло малость, то никто их особо и не трогает. Мексиканцам в Доусоне не закрепиться, чужие они там, поэтому вынуждены «висельникам» товар отдавать, а те дальше везут.

То, что для Цигеля дурь брали у «висельников» — это связь?

— А дурь он для себя брал?

— Да ты что, — засмеялся Юра. — Он ее в Желтухино толкал. Там половина старателей на ней сидела. Идеальный обмен шел, дурь на золото.

— То есть много брал?

— Много, понятное дело. Даже на «Бурлаке» разок двое «висельников» до Нарыма ехали, а потом с катером ушли в Завитую. Договаривались о чем-то, наверное.

— А давно?

— Да месяца за три, наверное, перед тем как его завалили. Грохнули его в конец навигации, это помню, а когда этих вез, то жара была, — чуть подумав, ответил он.

А вот это уже куда интересней. Это что получается в таком случае: Цигель с «висельниками» дела вел, брал у них дурь в большом объеме. Раз даже они к нему приехали… а потом его грабанули. Бывшие старатели. А потом грабителей кто-то грохнул, с кем они должны были встретиться. И вот как бы не с наводки «висельников» это ограбление состоялось…

А потом у самих «висельников», например, что-то пошло не так. И появился тот самый Браун, которого грохнули, судя по всему за карту, а на карте что?

Как-то все интересней и интересней это становится.

А тяжелая дурь — это вообще отдельная история. Тут ведь в каждом городе свои законы, общих нет, и местами за нее и убить могут. Где-то плевать, как в том же Желтухино, а где-то и нет. Из Батлер-Крик за нее изгоняют. А изгоняют здесь просто: отбирают все что есть, оставляют только ту одежду, что на тебе, да и гонят из города. При этом шериф с помощником сопровождают несколько километров. Остановишься — пристрелят. Потому что даже это беззаконное общество понимает, что только открой калитку для этого дерьма — и все, у всех проблемы. Хотя ту же травку просто в баре продадут, в аптеке и в сигарном магазине.

Пожар

Бурлак шел дольше чем «Гордость Доусона», аж на целые сутки, с таким-то хвостом барж. Обитатели кают больше ели, пили и на корме разговоры беседовали, других занятий на небольшом, в сущности, пароходике и не было. Стелился над водой угольный дым, шлепали колеса, плескалась вода в борт. Тему про убитого Цигеля и пропавшее золото я больше не заводил, решил что достаточно. Что хотел — то узнал, дальше уже на берегу с нужными людьми пообщаюсь.

К пристани в Батлер-Крик «Бурлакъ» подвалил с утра. Баржи подтягивались к причалам, там уже собирались бригады грузчиков и получателей товара, слышавшие гудок буксира.

Ни Сули, ни Виталя меня сегодня не ждали, я должен был появиться с «Гордостью Доусона» завтра, так что мне сперва придется самому пробежаться в салун и в свой магазин, взять деньги, рассчитаться с Сомом, а потом еще искать телегу. «Бурлакъ» долго стоять не собирался, разгрузка предполагалась несложная. Одну шаланду отцепляли целиком, которая Хохла, из других брали не так чтобы много груза, только так, попутный.

С домом пока ничего не случилось, стоял где стоял, но это и понятно, Гусь со своими пока еще не в курсе что все пошло не так. Хотя стукнуть ему что я в городе живой и невредимый уже могли, городишко-то маленький на самом деле.

В дом зашел все же осторожно, с револьвером в руках, но никакой засады не обнаружил. Снял столешницу, открыл тайничок, вытащил оттуда сверток с купюрами. Отсчитал сколько надо чтобы с Сомом рассчитаться — осталось всего ничего, пара сотен. Ну да ладно, долг в любом случае хуже. Убрал купюры в сумку, потом направился в конюшню.

Конюх-мексиканец, которому я приплачивал за уход за лошадью в мое отсутствие, дело свое исполнял четко, гнедая была ухоженной и накормленной, в стойле чисто. Оседлал, чтобы коняге и пробежаться после стольких дней безделья, ну и чтобы самому времени не терять. Потом, подумав, прикрепил к седлу чехол, а в него сунул «помпу» — на всякий случай, пусть с собой тяжелая артиллерия будет.