Кукла госпожи Барк - Хаджи-Мурат Мугуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Готов в любую минуту! Когда прикажете вылететь, товарищ генерал?
– О-о, не так-то скоро! Пока это, так сказать, в проекте. Может быть, через неделю, а, может быть, и позже. Дело в том, что и вам, и мне надо, прежде чем закончим доклад, побывать на местах, объехать зону и уже потом подвести итог.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Еще издали я увидел стройную фигуру девушки. Серый плащ, голубой шарф и большая сиреневая сумка резко выделялись на фоне зеленых кустов буйно распустившихся астр и магнолий.
Зося не видела меня. Опустив голову и чертя кончиком зонтика узоры на красном песке аллеи, она, казалось, ушла в свои мысли.
Я издали залюбовался ею. Эта чудесная девушка никак не была похожа на прислугу, на простую горничную. В ней было что-то свое, свободное, грациозное. Она была действительно очень хороша, и не только хороша, в ее лице была нега, живость и, несмотря на врожденную кокетливость, чистота. Она еще сохранила детскую манеру очень быстро поднимать глаза и смотреть на собеседника прямо в упор с любопытством и жадной пытливостью невинности. Когда же девушка опускала глаза, они казались закрытыми – так были длинны темные ресницы, окаймлявшие большие, чистые голубые глаза.
– Здравствуйте, Зося, простите, что запоздал. К сожалению, эти запутанные аллеи вывели меня совсем в другую сторону.
– Ничего, господин полковник. Я так задумалась, что и забыла о времени, – тихо перебила она.
– О чем же, Зося?
Какая-то тень пробежала по лицу девушки, она быстро и строго глянула на меня и сухо сказала:
– Так, пустяки…
Эта смена настроений, такая внезапная и резкая, насторожила меня. Девушка была или очень наивна и непосредственна или же крайне опытна и хитра.
– Вы чем-то обеспокоены? – участливо спросил я.
– Не-ет!.. Просто случайность… Я вспомнила об одном неприятном для меня письме, и это взволновало меня.
– Не могу я быть вам полезен?
– Нет, – сжав губы, с трудом, еле слышно проговорила она и, пересиливая себя, улыбнулась. – Однако у нас все какие-то невеселые разговоры, давайте поговорим о другом.
Она снизу вверх глянула на меня, улыбнулась и, сразу как-то посветлев и преобразившись, сказала:
– Господин полковник, а ведь я до сих пор не знаю вашего имени…
– Александр, – сказал я.
– Алек-сандр… – с трудом повторила она, вопросительно глядя на меня.
– Петрович, – продолжал я.
– Петрович, – с усилием повторила она.
– Дигорский, – закончил я, с удивлением заметив, что лицо девушки посерело, глаза наполнились слезами.
– Что с вами, Зося? – закричал я.
Она с силой вырвала из моей руки свою.
– Что с вами?.. Скажите, что случилось, что гнетет вас? – спросил я, видя, какой мукой исказилось ее лицо!
– Ни-че-го!.. – с трудом выговорила она, отворачивая от меня свое лицо.
– Нет, что-то есть, не может быть, чтобы вы, такая юная, такая чудесная девушка, играли какую-то вероломную, недостойную роль… Скажите, что с вами? – закричал я.
– Господин полковник, почему вы говорите мне это? – Зося подняла на меня глаза. Лицо ее снова было спокойно, только кончики пальцев теребили зонтик.
– Потому что знаю, что вы сбиты с толку, Зося, потому что полька, любящая свою родину, не может продавать ее врагам.
Она выпустила зонтик, лицо ее потемнело и, отступая назад, она вдруг взволнованно и страстно выкрикнула:
– Вы не ошиблись, я полька! Я люблю свою несчастную Польшу и готова умереть за нее, а вас… вас не-на-вижу!..
Глаза ее, обычно веселые и шаловливые, горели злым, непримиримым огнем. Вся она стала как-то старше и строже и напоминала изящную, готовую к прыжку кошку.
– Да, да… ненавижу. Вы говорите о врагах, готовых купить предателей Польши, а вы сами кто? Вы и есть один из них. Сладкой лестью вы думаете одурачить меня и за моей спиной вести свою подлую игру.
Я наблюдал за нею, в душе изумляясь столь стремительной смене настроений. Нет, она не шпионка, для этого у нее нет выдержки, спокойствия, характера, расчета – первых и элементарных свойств работников разведки. Скорей это была обманутая женщина, оскорбленная в своих лучших чувствах.
– Что вы смотрите на меня? Вы не ожидали в пустенькой хохотушке, в вертлявой горничной, служащей у такой же продажной, как и вы, бессовестной мистрис, увидеть человека, мучающегося за свою распятую, погибающую родину.
– Мы, Зося, русские, спасаем ее! Не они, купцы и разведчики, не банкиры и помещики, а мы, трудовой русский, советский народ, мы спасаем братскую, родную нам Польшу и за ее освобождение проливаем свою кровь на полях Польши и Украины.
– Чтоб сделать советской, чтобы закабалить ее…
– Нет! Чтобы она была свободной, народной, демократической Польшей. Мы хотели бы, чтобы во главе ее стояли рабочие, крестьяне, интеллигенция. Чтобы земли Браницких, Потоцких, Сангушко и Радзивиллов были розданы тем, кто обрабатывает их, а не тунеядцам, графам и князьям.
– Сладкие слова, за которыми идет горькая действительность. Мы много слышали о народе ото всех: и от Пилсудского, и от англичан, и от американцев, и от вас…
– …и от Андерса.
– И от него. Но все это слова, и каждый думает о себе, а народ только работает на них.
– У нас не так, Зося. У нас народ работает на себя, если б это было иначе, то Гитлер раздавил бы нас так же, как Польшу, Францию, как остальную Европу, где народ работает на господ. А у нас их нет, и народ защищает себя, свою власть, свою жизнь и свое будущее…
Зося медленным взглядом посмотрела на меня.
– Откуда вы так хорошо знаете наших помещиков и князей? Или, может быть, вы уже загодя разделили их земли и распределили, где на них будут поставлены ваши колхозы?
– Нет, Зося! У нас много своей советской земли. Нам не нужна чужая земля, мы защищаем и оберегаем свою. А знаю я потому, что читал вашу польскую литературу.
Зося внимательно и не без любопытства посмотрела на меня.
– »Дзяды» Мицкевича и «Конрад Валленрод» – мои любимые книги. Читал и Сенкевича. Много смеялся, читая о пане Заглобе…
Зося еле заметно улыбнулась, и ее насупленное лицо стало мягче.
– Очень люблю «Крестоносцев», «Огнем и мечом», «Потоп» и «Пан Володыевский», а также и все рассказы и повести великого Генрика, вплоть до «Старого слуги» и «Семьи Поланецких».
Зося смотрела на меня, и я видел, как в ней боролись два чувства – горделивой радости за свою родину, за то, что чужой человек так хорошо и тепло говорит о великой польской литературе, и второе – недоверие.
– Читал, конечно, и Жеромского, и Ожешко, и Пруса, и Конопницкую… Знаю и современную вашу литературу, вплоть до Тувима. Горжусь, что великий Шопен – поляк и славянин, восторгаюсь игрой несравненного Падеревского… – взволнованно сказал я. – Мы, русские люди, гордимся, что у вас, поляков, были такие великие воины, как Тадеуш Костюшко, храбрейший из храбрых генерал Ярослав Домбровский, отдавший свою жизнь за Польшу, за Париж, за Коммуну. Мы гордимся и тем, что вместе с Лениным жил и работал сын польского народа, чистый и пламенный революционер – Феликс Дзержинский.
– Пан полковник, – дрогнувшим голосом сказала девушка, впервые за все это время назвавшая меня так, – мне очень приятно, что вы знаете нашу литературу и музыку и наших героев больше, чем я… во всяком случае, ни один из моих американских и английских знакомых и господ никогда не говорил об этом.
– Ведь мы же, Зося, славяне, братья, одной крови и одной матери дети. История и подлые наши цари и подлые ваши крули сеяли вражду и рознь между нами. Пришло время, когда она должна окончиться. Вы, наверное, знаете, Зося, о том, как в старину в Грюнвальдском лесу польские, литовские и русские войска разгромили и нанесли ужасное поражение немецкому ордену меченосцев. Пришло время, и опять русские и польские полки вместе бьют и окончательно добьют проклятую фашистскую гидру. Вы, наверное, знаете, Зося, что на Западном фронте вместе с Советской Армией прекрасно дерутся великолепные польские дивизии. Вот настоящие поляки, истинные патриоты, дети великой Польши, дети, освобождающие свою многострадальную мать. Это не чета продажным бандам Андерса, людям без родины и чести…
– Молчите, молчите! – вся побагровев от гнева, закричала Зося. – Вы… не смеете так говорить о тех несчастных, обманутых людях, которые, поверив вам, думают, что они спасают Польшу… Убийца! Убийца!.. – с ненавистью вскричала она, потрясая сжатыми кулаками возле моего лица.
Тут уж выдержка и хладнокровие оставили и меня.
– Я… убийца? Да что вы, с ума сошли? Кого я убил?
– Не знаете? Хорошо, я напомню вам!.. – проговорила она, впиваясь в меня взглядом. Зрачки ее потемнели. – Моего брата… Лично, сами!..
– Какого брата? – недоумевая, спросил я. – Как ваша фамилия?
– Кружельник!.. А-а, вздрогнули!.. – глядя в мои глаза, крикнула Зося.
Я действительно чуточку подался к ней, припоминая, что где-то совсем недавно слышал эту фамилию. Моя память мучительно напряглась… «Где, где же… откуда я знаю эту фамилию?..» Но я никак не мог припомнить. Я пожал плечами и спокойно спросил:
