Беда - Гэри Шмидт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они набрали по охапке дров и пошли укладывать их в поленницу.
Генри представил себе холодный камень с надписью SMITH над братниной могилой. Представил пустую комнату Франклина, где не горит свет. И ночную темноту своей собственной комнаты, и бескрайнюю пустоту холодного моря.
– А что случилось с твоим братом после того, как его забрали? – спросил он.
Чэй замер, не отвечая.
Но слова были и не нужны. Все души, пережившие утрату, понимают друг друга. Давняя или недавняя, утрата остается утратой.
Они аккуратно уложили дрова, которые принесли, а потом отправились к куче за новыми, и Чэй все время поглядывал на стоящий неподалеку дом Майка.
16.
На обед Майк приготовил им толстенные сэндвичи с курицей и салатом – еще там были майонез, лук, помидоры и маринованные огурчики, – большие кружки с обжигающе горячим чаудером и высокие стаканы с обжигающе холодным лимонадом. Чэй стал изучать суп, вылавливая из него ложкой моллюсков и ломтики картофеля.
– Глазами это не едят, – сказал Майк.
Тогда Чэй попробовал есть это ртом, и у него получилось очень даже неплохо – возможно, потому, что он здорово проголодался, таская дрова.
Генри закончил первым и оставил поданный Майком десерт – теплый яблочный пирог со взбитыми сливками – на столе, чтобы выгулять Чернуху; это решение далось ему нелегко, но она без умолку взывала к нему снаружи, пока они ели сэндвичи с курицей. Санборн съел предназначенный ему кусок пирога, поразмыслил, а затем съел и тот, что предназначался его товарищу. Генри обнаружил это, вернувшись с прогулки, и, как он потом сказал Санборну, Майку пришлось бы отмывать пол от крови, если бы он тут же не появился с новой порцией теплого яблочного пирога. Чэю он тоже принес добавки.
Затем на двор прибежали мальцы в полном составе и завизжали от радости, увидев, что дрова сложены еще не все. Майк тоже вышел и показал Чэю, как надо колоть, – к вящему удовольствию Санборна, поскольку мозоли у него на руках вскочили везде, где только могли, даже между пальцами. Под руководством Майка Чэй долго осваивал это занятие, и когда ему в первый раз удалось раскроить дубовый чурбак одним четким ударом, он рассмеялся счастливым смехом и повернулся к Майку с улыбкой – настоящей улыбкой, которая осветила все его лицо. Она была почти такой же широкой, как у Майка.
Мальцы завопили и захлопали в ладоши.
После этого колка пошла быстро, и когда Чэй справился со всеми толстыми чурбаками, он стал помогать Генри, Санборну и хозяйским мальцам складывать поленницу. Через час-другой все было кончено.
Появился Майк и окинул безупречную поленницу одобрительным взглядом.
– Молодцы, ребята. Пожалуй, найму вас снова, – сказал он и обернулся к своим мальцам. – Вам нужна работа?
– Кончай, пап, – ответил старший, лет семи.
– Ясно. Значит, не нужна. – Он перевел взгляд на Генри, Санборна и Чэя. – Если кому-нибудь из вас троих когда-нибудь понадобится работа, возвращайтесь в любой момент. Мы отсюда никуда не денемся. – Он выдал каждому по двадцать пять долларов и по тяжелому пакету из оберточной бумаги. – Это чтоб вам было чем заморить червячка нынче вечером.
Генри поднял ладонь.
– Нам не надо…
– Берите, берите, – сказал Майк. Потом взглянул на скулу Чэя. – Пойдем-ка еще разок сменим повязку. Похоже, пора. – Они вместе ушли в ресторан – мальцы тоже, чтобы посмотреть на страшную рану, – а когда вышли, на лице Чэя была новая белая повязка. И за каждую его руку держалось по мальцу.
Чэй присел и поцеловал в макушку всех мальцов по очереди.
– Пока, малыш Майк. Пока, Эрни. Пока, Пити. Пока, Фредди.
Потом он залез в пикап – Генри с Санборном уже ждали его в кабине, а Чернуха сидела на привязи в кузове, – и все они стали махать своими мозолистыми руками, и мальцы Майка замахали в ответ, и сам Майк вытер руки о фартук и тоже помахал им на прощанье. Он посмотрел на Чэя.
– Помни, что я сказал. Здесь для тебя всегда найдется работа.
Потом он отступил назад, в круг своих мальцов, и помахал снова. Чэй включил зажигание, но не тронулся с места. Он задумчиво смотрел на Майка и его ресторан, и Генри гадал, что творится у него на душе.
– Так едем мы или нет? – спросил Санборн.
Чэй переключил скорость, и они поехали.
– Пока! Пока! Пока! – закричали мальцы.
Пикап медленно покатил на север. И мальцы еще долго махали ему вслед.
Санборн заснул практически сразу же – голова закинута назад, из широко разинутого рта несется молодецкий храп.
– Он умеет включаться и отключаться, когда захочет, – сказал Генри.
Чэй пожал плечами.
Чернуха не заснула. Она сидела в пикапе выпрямившись, поставив уши торчком и глядя на запад. Время от времени она роняла уши и скулила так громко, что было слышно в кабине, а когда Генри протягивал в окошко руку, чтобы ее погладить, начинала суетиться, демонстрируя крайнюю встревоженность – вот только Генри никак не мог понять чем.
– Что-то ее беспокоит, – сказал он.
Чэй быстро оглянулся на нее.
– Она слышит гром.
– Я не слышу никакого грома, – сказал Генри.
Чэй снова пожал плечами.
Генри обмяк на сиденье. После целого дня возни с дровами у него ныло все тело, и он подумал, как здорово сейчас было бы принять горячий душ, но потом напомнил себе, что такая возможность представится еще не скоро. Сосны вдоль дороги становились всё выше, толще и темнее. Сначала Генри смотрел на них, потом перевел глаза на Чэя – на его щеку, плотно заклеенную пластырем. Из-под него проступило только одно крошечное пятнышко крови.
– Как твоя щека? – спросил он.
– Нормально.
– Зря я на тебя накинулся. Этим ничего не изменишь.
– Тебе надо было как-то разрядиться, – сказал он.
– А что бы сделал ты, если бы тебе надо было как-то разрядиться?
Чэй потер пальцами руль.
– Драться бы ты не стал. Но что бы ты сделал?
– Сжег бы «Мертонские строительные работы», – сказал Чэй.
Генри чуть не подскочил на месте.
– Так это ты поджег «Мертонские строительные работы»?
Пальцы Чэя снова затеребили руль.
– Ты?
Чэй кивнул. Генри ошеломленно уставился на него.
– Ты поджег фирму своих родителей?
– Она была немножко и моя.
– Между прочим, все восточное побережье Массачусетса уверено, что это сделал кто-то из Блайтбери!
– Они ошибаются.
– Ты мог бы им это объяснить.
– Зачем?
– Затем, что люди должны знать.
– Какие люди?
– Вообще люди.
– Это не их дело.
– По крайней мере, мог бы сказать об этом родителям, чтобы они не обвиняли других понапрасну.
Чэй покосился на него.
– А они никогда и не обвиняли других, – сказал он.
На западе, у самого горизонта, пролегла темная клубящаяся фиолетовая полоска. Она постепенно распухала, и вдруг в ее клубящейся толще блеснула молния. Генри принялся считать секунды – семь, восемь, девять, десять, – и на одиннадцати послышался низкий глухой раскат грома.
– Ты поджег «Мертонские строительные работы», – снова повторил Генри. И присвистнул.
Чэй молчал.
– Но почему?
Молчание.
– Почему, Чэй?
Чэй обогнал медленно ползущий по дороге мусоровоз.
– Это связано с моей семьей, – сказал он.
– Я догадался, поскольку ты поджег семейную фирму.
Чэй кивнул.
– Вряд ли из-за того, что им не нравилась музыка, которую ты слушаешь.
Чэй покачал головой.
– Или из-за того, что тебе запрещали поздно приходить по вечерам.
Опять то же движение.
– Из-за девушки?
Руки Чэя стиснули руль.
– Хватит, – сказал он.
Еще одна вспышка, а затем низкий глухой рокот. На этот раз Генри досчитал до десяти.
Чернуха заскулила. Чэй остановился на обочине, чтобы Генри вышел, отвязал ее и привел в кабину. Как только он открыл перед ней дверцу, она вспрыгнула на сиденье и попыталась забраться на колени к Чэю, но тот отпихнул ее обратно к Генри, и ей пришлось удовольствоваться этим, хотя она наверняка заметила, что Генри ее поведение слегка покоробило.
Санборн, конечно, и не подумал проснуться.
Генри почесал Чернуху за ушами, но она никак не хотела успокаиваться. Она ерзала у него на коленях, выглядывала в окно, скулила и то поднимала, то опускала уши.
– У тебя когда-нибудь была собака? – спросил Генри.
Чэй вздохнул.
– Тебе все надо знать?
– Нет, не все. Так была или нет?
Чэй взглянул на Чернуху, потом снова перевел глаза на шоссе.
– Была, – сказал он.
– Что с ней случилось?
– Камбоджийским детям собаки ни к чему. Собаки – это для американских бездельников, которым не надо помогать родителям своим трудом.
Он снова посмотрел на Чернуху.
– Прямо как на митинге, – сказал Генри. – Камбоджийские дети хорошие, американские – плохие. Камбоджийским детям собаки не нужны, пусть их держат американские.
Чэй кивнул.
– Так что с ней случилось? – спросил Генри.
Наступила долгая пауза. Асфальт уносился под колеса со свистящим шорохом.