Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

себе подобным. Сам Бенкрофт тоже не либерал, но может позволить иногда некоторое свободомыслие.

Бога на свете, наверное, нет. Иначе он не допустил бы кровавой бойни, именуемой войной за демократию! Ну а черт? Милый старый черт умудрялся раньше скупать души оптом и в розницу за жалкие тридцать сребреников. А современные дьяволы приобретают твои потроха на вес доллара. Любопытно, во сколько оценивает себя Колклаф? Подворачивается миг, когда он может, не потеряв и капли голубой крови, поймать удачу…

Усталым жестом Колклаф пригладил волосы, сдул с лацкана мундира несуществующую пылинку и взглянул на Бенкрофта.

– Я слушаю, полковник!

– Что вас интересует, коммодор? – притворился Дафи.

– Мы серьезные деловые люди, полковник, или вы намеренно даете мне повод думать о вас иначе? Не будем играть в прятки.

– Если вы имеете в виду проведенную операцию, – как можно наивнее возразил Бенкрофт, стараясь выиграть время, – то, клянусь богом, она преследовала…

– Хватит! – раздраженно перебил Колклаф. – Вашу болтовню о гуманных целях и благе человечества я уже один раз терпеливо выслушал.

Он начисто отметал предыдущий разговор.

– А я-то надеялся вдохновить вас и Слайтера эпохальной миссией охраны биологической среды! – не растерялся Дафи.

Колклаф протестующе поднял руку и едко спросил:

– Ваша фирма совмещает свои интересы с благотворительностью, или я чего-то недопонимаю?

Бенкрофт расхохотался в полный голос. Впервые он позволил себе такую вольность в присутствии Колклафа. Разговор принял наконец удобный для него оборот.

– Вы прозорливы, господин коммодор, – польстил он Колклафу, – филантропы в чистом виде давно вымерли, как мамонты.

– Представьте, я именно так и предполагал, – съязвил Колклаф. – Продолжайте!

Как бы сдаваясь, Дафи вскинул руки.

– Истина проста, как яйцо суть яйца[37]. Вы разрешите? – Он вытащил из ящичка сигару и закурил. – В нашем бизнесе существует неписаный закон: чем пушнины больше, тем хуже.

– Почему?

– Она падает в цене. – Бенкрофт пыхнул сигарой, окутался дымом и поглубже уселся в кресло. – Для справки: в прошлом году японская фирма забила на Кайхэне что-то порядка тридцати с лишним тысяч зверей.

– Как же во время войны шкурки могли попасть на мировой рынок?

– Пути бизнеса неисповедимы. Существуют десятки тайных каналов для сбыта пушнины, – снисходительно пояснил Бенкрофт. – Наша компания уже понесла огромные убытки. Но история, к сожалению, повторяется. В этом году та же картина. Согласитесь, примириться с этим было бы преступно.

– Смотря для кого, – подал реплику Колклаф. – Для вашей фирмы, вероятно, так.

– Вот мы и приняли меры, осуществив их с вашей помощью, – сказал Бенкрофт, сделав ударение на слове «вашей». – Вы оказали фирме весомую услугу, и я уполномочен выразить ее признательность в достаточно конкретной форме… – Он решительно взмахнул рукой, предупреждая возражения: – Надеюсь, вы понимаете, плачу я не из собственного кармана. Будьте же благоразумны!

Бенкрофт вытащил заранее приготовленный чек. По лицу Колклафа пробежала тень. Он собрался было встать, но передумал. Открыл рот, чтобы возразить, однако не издал ни звука.

– Не беспокойтесь, коммодор! – участливо посоветовал Дафи. – Гарантирую, заработано честно, без обмана. Все, разумеется, останется между нами. А деньги, как известно, не пахнут… Ну, пока!

Он вылез из глубокого кресла, положил чек на стол и бесшумно вышел из кабинета.

Небо было серым, точно его выстелили шинельным сукном. В каких-нибудь двух милях от берега все затянулось сплошной сизой пеленой. Безжизненные волны нехотя перекатывались по заливу, вскипая на рифах грязной пеной, напоминающей густой молочный кисель.

Погода не предвещала ничего хорошего, и выходить в море сейчас было по меньшей мере неразумно. В любую минуту мог налететь шторм, а их легкие десантные катера не приспособлены для плавания при волнении свыше трех баллов.

Все это Толоконников час назад логично изложил командиру десантного отряда, чем снял с себя ответственность за последствия.

«Что вы предлагаете, инженер-капитан? – насмешливо спросил Свят. – Вести военные действия только летом, а от дождя и солнца прихватывать в атаку зонт? Но ведь не сегодня завтра нам придется в шторм, да еще под огнем противника высаживать десант».

Разговаривать со Святом что переливать из пустого в порожнее. Никто не возражает против тренировок, в которых неизбежен риск. Если случится бой, победу нужно добывать любой ценой. Определенный процент людских потерь даже заранее планируется в штабе. И на войне командир за потери не отвечает. Но сейчас подвергать всех неоправданной, больше того, ненужной опасности глупо. Закалка, и физическая и моральная, безусловно, нужна солдату, но заниматься ею можно и на берегу.

Толоконников давно уже отказался от мысли переспорить командира. Свят упрям. Он фанатично твердит: повторение – мать учения, – и гоняет людей до седьмого пота. Никакой гибкости!

Армейские порядки канонизированы до предела, и все же можно находить обходные пути. Рядом с дерзостью должна следовать разумная осторожность… Пусть Свят сломает голову сам, а он, Толоконников, должен видеть значительно дальше святовского носа.

Подошел Махоткин предупредить, что скоро начинается посадка на катера. Толоконников окинул старшину взглядом: сверкает, как медный пятак. Удивительно породистая внешность, а интеллигентности ни на грош! Такое несоответствие воспринималось инженер-капитаном как личное оскорбление. И его-то предпочитает Лидочка! Толоконников отказывался понимать, как милая, хотя и простенькая девушка могла увлечься неотесанным парнем с семилетним образованием, мужланом, не имеющим ни малейшего представления о правилах хорошего тона. Ну а уж если так случилось и лакомый кусок сам плывет тебе в руки, будь мужчиной, не проходи мимо…

– Как настроение, старшина? Оптимизма не поубавилось? – спросил Толоконников.

– С чего бы мне печалиться? – сдержанно отозвался Махоткин. Его ярко-синие глаза смотрели открыто и весело. – Следуем точно намеченным курсом. Сейчас боезапас загрузим – и в путь на раскрытых парусах.

«Еще и боеприпасы с собой тянем! – возмутился Толоконников. – Полная загрузка при такой-то волне!.. Вот она, святовская меднолобость. Чтоб все как положено, в облегченных условиях только к парадам готовятся… Лозунги, лозунги!..»

– Ветерок, сдается, не очень попутный, – заметил Толоконников.

– Ничего, – беспечно отозвался Махоткин, – пусть боец пообвыкнет, полезно. Море не люлька, к нему приучиться надо, чтоб не укачивало. Так что добрый ветер не повредит. Солдат обязан через все пройти.

Толоконников с неприязнью подумал: «И этот туда же! Неужели не понимает – командир просто одержимый?! Мало недавнего ЧП. Однокозов до сих пор в санчасти лежит».

– Бойцы прибывают, товарищ инженер-капитан. Пора на посадку и нам. Пошли?

Навстречу попался торопившийся к берегу Червинский. Он запыхался и на ходу протирал очки.

– А вы куда направляетесь, профессор? – удивился Толоконников.

– Как – куда? – сердито переспросил Червинский, водружая очки на нос. – Разве я не числюсь в составе отряда?

– Тренировки-то вам зачем? Тем более в скверную погоду?

– Но я такой же член коллектива, как и остальные!