Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

непомерно экзальтированная. Выйдя замуж за небогатого фермера, мать вынуждена была много трудиться, но так и не сумела самостоятельно выбиться из нужды. Тем не менее она лелеяла мечту вырастить своего первенца человеком необыкновенным. Он сделается поэтом, на худой конец – пастором, несущим слово божье. Залогом тому должно было стать необыкновенное имя. Нареченный «бледно-желтым нарциссом», сын рос в заштатном калифорнийском городке, окруженный бедностью и материнскими восторгами, вздохами по поводу отсутствия самых насущных вещей и возвышенными разговорами о предопределении судьбы…

И поныне мать осталась единственной сохранившейся с юности привязанностью Бенкрофта. Он писал ей нежные послания и высылал изрядные суммы, что было совсем несвойственно его расчетливой натуре. Все остальное: дружба, влюбленность, родственные связи – отпало, превратилось в пустой звук; им просто не было места в том мире, где он жил. Сила и власть человека определяются не умом и талантом, хотя сами по себе они тоже кое-что стоят, а тем, имеется ли у него желтый металл. И главное – сколько. Одно дело доллар в кармане, совсем иное – счет с шестью нулями в банке. Чем больше капитал, тем значительнее вес в обществе.

Дафи мог бы на свои сбережения приобрести в личное пользование не только такую «скорлупку», как эсминец «Джервик». Но зачем он ему? Разве чтобы предоставить возможность миссис Бенкрофт спеть аллилуйю в его честь? Слишком дорогое удовольствие. К тому же бесполезное. Кончится война – а все к тому идет, – и эти «игрушки» отправят в металлолом, заменят другими, более современными.

Нет, деньги надо вкладывать с умом, чтобы они приносили приличный процент…

Было время, он не имел за душой ни цента и не мог устроиться даже посудомоем в баре. Потом повезло: накопил сотни долларов, тысячи, но на свой голос в сфере «солистов» по-прежнему претендовать не мог. Лишь теперь, с пухлой чековой книжкой в кармане, он может позволить, да и то не всегда, диктовать условия…

Не сбавляя хода, «Джервик» приблизился к пирсу и в трех-четырех кабельтовых[31] от берега сбросил скорость. Вспенивая воду за кормой, корабль еще немного прошел по инерции и точно притерся к причалу. Полетели пеньковые концы, заскрипели канаты на кнехтах, и пришвартованный эсминец замер. Это было сделано с таким блеском, что видавший виды Бенкрофт прищелкнул языком от удовольствия. Ай да Слайтер!.. Молодец, старина Ред! Такой безукоризненный маневр… Настоящий «глаз моряка»![32]

Они не виделись, дай бог памяти, лет, наверное, двадцать. Родители Реда владели роскошной виллой, расположенной близ фермы Бенкрофтов. Мать ежедневно по утрам носила туда свежее молоко и сливки, а великовозрастный сынок, чтобы заработать несколько центов на сигареты, напрашивался в помощники к садовнику, ухаживавшему за огромным парком. Дафи с завистью посматривал на шикарный «кадиллак», в котором Слайтера-младшего, тощего долговязого парня, смотревшего на мир наивными глазами, отвозили в школу.

Они стояли на разных концах лестницы самого справедливого общественного устройства, и Ред, несмотря на то что Дафи был старше и физически сильнее, мог смотреть на него сверху вниз, но не делал этого. Правда, в его учтивой приветливости иногда проскальзывало высокомерие. Временами Дафи казалось, что паршивец Ред, при всей своей рафинированности, принюхивается, не попахивает ли от него навозом. Ох и чесались же у Дафи руки! Так хотелось дать по морде этому вылощенному сынку судьи Слайтера! В те годы Дафи еще не обтерла жизнь. Он был слишком самолюбив, что при его положении являлось непозволительной роскошью…

Воспоминания вызвали у Бенкрофта двойственное чувство. Было досадно заново ворошить обиды и унижения, пережитые в молодости, но, с другой стороны, гордость торжествовала. Да, он голодал в трущобах Фриско; не имея приличного снаряжения, замерзал в снегах Клондайка, куда его привела периодически вспыхивающая у американцев надежда на новый золотой бум; питался тухлятиной и сырым тюленьим мясом, обманывал, как последний подонок, несмышленых алеутов. Зато теперь в его руках сила и полномочия, которые заставят командера[33] Слайтера делать то, что он укажет. Командир базы «Симс» это уже вроде бы усвоил. У кого достанет характера отвергнуть руку дающего? За деньги все покупается – от подтяжек до миноносца. Теперь заказывает музыку Бенкрофт!

Итак, старина Ред прибыл. Сейчас он расскажет подробности. Радиограмма была слишком лаконичной: «Операция проведена успешно». Для кого? Осталось ли на Кайхэне что-нибудь после обстрела, или остров превращен в пустыню? Не зацепили ли они котиковый пляж? Могли промахнуться, не рассчитать. Оправдание всегда найдется. Сыну судьи Слайтера наплевать на заботы Дафи. Ред, безусловно, свято выполнил обязанности командира корабля, но к бедным, беззащитным зверюшкам равнодушен. А того не понимает, что каждая шкурка – валюта. Живые миллионы должны до поры до времени спокойно расти и размножаться. Придет их час.

Отодвинув пустой бокал, Бенкрофт с трудом вылез из шезлонга. Спина уже не имела той гибкости, что раньше, и он с огорчением подумал: «Не рано ли дряхлеть начал? Сорок лет для мужчины – славная пора. Надо бы заняться спортом. Гольфом, например. Джентльменская игра. Напроситься в партнеры к Колклафу, что ли?.. Может учтиво отказать, с него станется. Коммодор любит почтительных…»

На улице стоял немилосердный зной. Беспощадно палило солнце. Листья на пальмах поникли, съежились. Пыль, поднятая проезжающими машинами, не оседая, висела в воздухе. Нестерпимо хотелось пить.

Через пять минут ходьбы Бенкрофт взмок и подумал: Колклаф снова сморщит свой аристократический нос. Он, видите ли, не выносит запаха пота. Словно Бенкрофт виноват, что на этой богом забытой военной базе печет как в преисподней. Побывать бы коммодору хоть часок на котиковом промысле, где от одного духа птичьего помета нутро выворачивает…

Адъютант преградил Бенкрофту дорогу.

– Простите, сэр, на докладе у коммодора командир эсминца «Джервик», – сказал он.

– Благодарю за информацию, энсайн[34], – улыбнулся Бенкрофт, – доклад касается меня непосредственно, так что можете не волноваться. Он приоткрыл дверь и, просунув в щель голову, робко спросил: – Надеюсь, не помешаю?

Поскольку ответа не последовало, Бенкрофт вошел без приглашения. На холеном лице Колклафа отразилось недовольство. Однако возражать он не стал и сухо представил незваного гостя капитану эсминца.

Слайтер встал. При высоком росте он вряд ли весил более ста пятидесяти фунтов[35]. На такие вещи у Бенкрофта глаз был наметан. Взглянув на тушу зверя, он мог почти безошибочно определить, сколько она весит. «Не разжирел же ты, однако, дружище, на казенной службе», – не без иронии подумал он.

Не зная еще, как вести себя со Слайтером, Бенкрофт одарил моряка одной из своих самых ослепительных улыбок и двинулся к нему, приветливо протягивая руку:

– Давненько мы