Музей современной любви - Хизер Роуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Левин желал обустроить свою студию сразу. И сообщил об этом жене.
— Если вещи окажутся не на тех местах, разберемся с этим в новом году, — ответила Лидия. — Мы можем сделать это вместе. Главное — все перевезти. Я уже с нетерпением предвкушаю целых две недели отпуска, чтобы просто насладиться нашим новым домом. Даже не буду проверять электронную почту.
Упаковщики в течение двух дней работали в старой квартире, и Левин почти не прилагал руку к упаковке альбомов и своего студийного оборудования. Когда дело было сделано и Левин уже не мог выносить неумолимое приближение отъезда из дома, в котором прошло двадцать лет жизни, всеобщий хаос и суетящихся в каждой комнате незнакомых людей, он снял номер в «Алгонкине» и за просмотром «Бесславных ублюдков» опустошил бутылку хорошего французского вина.
Поначалу Левин считал, что нанимать распаковщиков — лишняя трата денег, но, увидев горы коробок, прибывающих на Вашингтон-сквер, испытал облегчение. В первую очередь он отсортировал все коробки с надписью «Студия Арки». Затем взял монтажный нож и, разрезав скотч, начал распутывать провода и обдумывать, как все разместить. Время от времени Левин прислушивался: не грохнули ли слишком сильно стопкой тарелок, не вздумали ли чересчур непочтительно обойтись с бокалами. Ему было интересно, найдет ли он пропавшую любимую куртку. Или коробку с компакт-дисками. Но все, похоже, шло как по маслу.
Когда Левин явился принимать работу, шкафы с одеждой имели такой же вид, как в магазине «Бенеттон». Вещи были рассортированы по цветам и аккуратно сложены. Постель заправлена знакомым бельем. На раковине в ванной стояло любимое жидкое мыло Лидии. Левину еще не были известны ни запах этой квартиры, ни шум воды, наполняющей бачок унитаза, ни звуки выключателей, ни стук его ботинок по паркету, ни скрип двери, ведущей в спальню. Но отныне их мебель, их искусство обитали здесь.
Левин весь день занимался расстановкой аймаков и динамиков и подсоединением кабелей и вилок. К середине дня он определился с оптимальным расположением «Курцвейла» по отношению к основной клавиатуре «Мак», а своего стула — к двери. И даже повесил несколько фотографий.
Музыкальная коллекция еще находилась в коробках, но Левин решил, что сможет распаковать ее в ближайшие недели. Упаковщики спросили, как расставлять книги, и он объяснил им систему Лидии. На корешке каждой книги стояла пометка: «А» — «Архитектура», «И» — «История», «М» — «Музыка», «Р» — «Романы», «П» — «Поэзия»… Внутри типа или тематики книги располагались в алфавитном порядке. Лидия сама все расставит. Их дело — рассортировать тома по группам в соответствии с пометками.
К тому времени, когда вечером, без четверти шесть, упаковщики ушли, в гостиной осталось всего три коробки. На всех стояла одна и та же надпись: «Сокровища. Осторожно! Только для Лидии. НЕ РАСПАКОВЫВАТЬ», сделанная рукой жены четкими квадратными буквами. Левину всегда нравился ее почерк. В нем ему виделись здания.
Темную, вечернюю террасу начал укрывать снег. Город растаял. Исчезли вместе с деревьями, окаймлявшими площадь, соседние жилые дома. Шум и суета уличного движения стали приглушенными и далекими. В холодильнике стояла бутылка «Клико», на кухонной столешнице — бокалы и тарелка со свежей клубникой. Снегопад внушил Левину нелепое ощущение радости, точно сулил что-то хорошее в будущем. Левин попытался настроить телевизор, и тут позвонила Лидия.
— Привет, милый, — сказала она. — У меня выдались трудные сутки. Поеду прямо в больницу. Посмотрим, смогут ли они поставить меня на ноги.
Лидия так и не увидела всего, что он сделал, чтобы эта квартира стала их домом.
25
Телефон зазвонил в следующее воскресенье в девять пятнадцать утра. Накануне Левин снова включил его и решил посмотреть, что случится. Случился Хэл.
— Просто проверяю, жив ли ты, Арки, — сказал он. — Ты не забыл?
Левин стал лихорадочно соображать. Он что, пропустил какую-то встречу? Может, Исода или его люди чего-то хотели от него, а он запамятовал?
— Теннис, — подсказал Хэл своим обычным ироническим тоном.
Теннис! Левин облегченно рассмеялся.
— Ах да. Конечно. Я буду готов через двадцать минут.
— Значит, все-таки забыл, — проговорил Хэл. — Ладно. Встретимся на углу.
Они мчали по Вильямсбургскому мосту под аккомпанемент Эллы Фицджеральд, исполнявшей Гершвина. Верх автомобиля был откинут, день выдался прекрасный.
— Ну, как успехи? — осведомился Хэл.
— Понемногу продвигаюсь.
— У меня есть еще одна работа, которой ты, возможно, заинтересуешься. Новый сериал. Что-то вроде альтернативного Средневековья, Генрих Восьмой и «Сумерки» в одном флаконе.
— Какие сроки?
— Могу пробить конец июня.
— Хэл…
— Я знаю. Ты хочешь сосредоточиться на «Каве». Иногда многозадачность не помешает. Я как заведенный твержу тебе, что это компенсирует периоды простоя. Будь ты моим клиентом, я бы уже давно вернулся в Канзас. Кстати, в последнее время о тебе спрашивали несколько человек. Ты что, на «Фейсбуке» зарегистрировался?
— Нет, — сказал Левин.
— Ну, случались и более странные вещи. Слышал, что Обама предоставил нам право принимать медицинские решения за наших возлюбленных? Теперь мы можем находиться у постели наших партнеров, когда они умирают.
— О, отлично.
— Отлично? — воскликнул Хэл. — Это ужасно. Мы за него голосовали, и это все, что он смог для нас сделать? У него сенатское большинство. Я жду чего-нибудь посущественнее. Например, чтобы мы убрались из Ирака.
У Хэла было квадратное лицо и тело, с возрастом становившееся все квадратнее. Он носил большие очки в желтой оправе, и лицо у него сделалось очень морщинистым, по сравнению с две тысячи первым годом. Хэл побывал тогда в самой гуще событий, в одном квартале отсюда, — направлялся на встречу на сорок третьем этаже — и вырвался, весь покрытый пеплом. Он как-то сказал Левину: «Еще пять минут — и я бы спрыгнул или погиб при обрушении. Позднее я много думал про этот пепел. Ведь он состоял из людей. Возможно, из тех, кого я знал».
Хэл продолжал рассуждать о новом судье Верховного суда, о налогово-бюджетной реформе. Время от времени его руки взлетали с руля, дабы сделать акцент на сказанном. Лидия всегда говорила, что в Хэле погиб прекрасный государственный служащий, превосходный политик, и страшно сожалела, что его сексуальная ориентация — препятствие на этом пути. Хэл никогда бы не стал притворяться — прятать Крейга или искать жену-блондинку, которая
