Однажды в Марчелике 2 (СИ) - Сухов Лео

Ростовщик, Жульен Хундерстюк, затравленно глянул на мэра, а потом поймал сочувствующий взгляд рива и обречённо кивнул. А что оставалось, если ему в городе ещё жить и работать? Только соглашаться!..

И в этот момент дверь в контору распахнулась, окончательно испортив настроение риву. А, до кучи, испугав ростовщика и ошеломив мэра…

Начать надо бы с того, что младший жендарм Люп, который охранял вход, распахнул дверь без стука и без предупреждения. Вот только сделал он это не по причине молодецкой удали, глупости или наглости — а только лишь в силу инерции движения. Младший жендарм Люп просто летел спиной вперёд — и, к несчастью, не мог остановиться для вежливого стука. И это очень расстроило рива…

Ещё больше его расстроило появление на пороге трёх касадоров, с которыми он уже имел неудовольствие познакомиться — и даже успел невзлюбить. Но когда рив, радостно осклабившись, потянулся к револьверу, проклятый Пьер Ситадин успел шепнуть ему на ухо несколько слов… И эти немудрёные слова в одно мгновение лишили Дона Рантье желания пустить наглецам пулю в лоб или кого-то из них арестовать. Ведь ему в этом городе ещё жить… Ещё бы пожить… Ему бы просто ещё пожить хотелось!..

— Босс, вот тот здоровяк лично и без особых усилий подстрелил григио во время штурма!

А ещё с удовольствием резанул его по горлу ножом напоследок! — шёпот Пьера буквально пронимал рива до костей. — Выпустил ему кишки, а потом долго топтался по его трупу и хохотал, как сумасшедший… Может, не надо?..

Пьер, конечно, немного приврал. Совсем чуть-чуть, если вдуматься! Для красоты истории, так сказать… Ведь каждый приличный мужчина знает, что скучная правда никого не впечатлит — если её хоть немножечко не приукрасить. И тогда даже обыденная прогулка на рынок превращается в славный поход за провиантом, в финале которого есть ещё и героическая победа над страшным зелёным змием. И всё ради благополучия своей дамы сердца, ик!..

Вот и Пьер решил отблагодарить человека, который спас и его, и пятерых ополченцев с баррикады. А потому вовремя нашептал начальству о славном подвиге, совершённом безумными касадорами во благо Дефромаг-града… Ещё и так нашептал, что рука рива, обхватившая рукоять револьвера, мгновенно вспотела, и ему пришлось вытереть её о штанину, чтобы не пачкать благородное оружие. А как же закон?..

— Метены! — возгласил один из касадоров, напоминающий иберийца. — Метены, прошу покинуть помещение! Мы восстанавливаем законность!

«А вот и закон!» — успокоился рив и не стал снова трогать револьвер.

— Но позвольте!.. — пролепетал опешивший мэр.

А несчастный ростовщик, в глазах которого поселился первобытный ужас, пискнул:

— Помогите!

— Закон есть закон! — рявкнул второй касадор, с лицом западного франка.

— И пусть во имя Господа он восторжествует! — подтвердил «ибериец».

Молчал только один касадор. Самый высокий, мрачный и русоволосый. Он просто буравил ростовщика пустым, как у волла, взглядом.

— Но позвольте… — снова, чуть более решительно проговорил мэр.

— Вы кто, метен? — спросил его «ибериец».

— Я мэр! — опомнился градоправитель.

— Вот и идите в мэрию! Не мешайте восстановлению законности! — попросил «ибериец».

Мэр пару раз раскрыл и закрыл рот, чуть отступив в сторону. А затем беспомощно посмотрел на рива. Тот понял, что пора показывать себя во всей красе. А потому мысленно помолился, обещал больше никогда не грешить и, наконец, выступил вперёд.

— Я рив Дефромаг-града, Дон Рантье. Позвольте поинтересоваться, какое восстановление законности имеется в виду?

— Вот! — мрачный касадор сунул ему под нос бумажку.

— И что это, метен? — замялся рив, чуть отстраняясь от бумаги, потому что она практически касалась его носа.

— Это лицензия. На проведение вспомогательной ростовщической деятельности, — ответил за мрачного «ибериец». — Посодействуете, метен рив?

— Я, пожалуй, просто проконтролирую… — заметил рив, изо всех сил пытаясь вспомнить, что значит термин «вспомогательная ростовщическая деятельность».

И тоже уступил дорогу. Но тут память, наконец, услужливо подсказала, что за термин сейчас прозвучал в стенах ростовщической конторы, и ему немного поплохело…

Потому что за красивым названием значилось только одно: касадоры пришли выбивать долги. И поскольку ни рива, ни жендармов, ни мэра они в конторе застать не рассчитывали… Рив с сочувствием посмотрел на сжавшегося в комочек ростовщика.

— Ты нам денег должен, пузо! — сурово сообщил бедолаге «западный франк», а мрачный касадор хрустнул костяшками пальцев.

— Я никому… Ничего!.. — залепетал ростовщик.

— Ваша ли эта расписка, метен? — участливо осведомился «ибериец».

И выложил на стол бумажку, в которой ростовщик когда-то собственноручно расписался за приём на хранение денег некоего Леопольда Пастора…

— Моя, но… — несчастный, видимо, ещё пытался опознать в вошедших милого пастуха Польди. И, к своему сожалению, никак не мог.

— Так вот… Теперь ты должен мне! — немногословно сообщил ему «мрачный» касадор, выложив на стол ещё одну бумажку.

Ростовщик опасливо ознакомился с содержимым. И, побледнев, принялся перебирать лацкан сюртука вспотевшими пальцами.

— Но… Но… Но я не могу!

— Боже мой… — огорчённо выдохнул «ибериец». — И это вы говорите нам?! Нам, людям, милостью Господа выживающим там, где никто не может?! Да побойтесь Бога!

Мэр, наконец, взял себя в руки. И смело шагнул к касадорам со спины:

— Метены! Я бы попросил вас покинуть офис городской службы! Офис закрыт!

— О нет, метен мэр! Нет! Это не офис городской службы!.. — повернулся к Шарлю Уху «ибериец». — Это притон! Притон гнусного должника! Отказавшегося платить по долгам своим! Заверенным городским ростовщиком! Освящённым рукой святого отца города, да примет Господь душу его!

— Но он и есть ростовщик… — глядя на Хундерстюка, пролепетал мэр, снова сбитый с толку.

— Тем страшнее его грех! Сколько раз вразумлял он неразумных о необходимости платить! Сколько раз призывал к ответственности по отношению к деньгам! Сколько раз, проливая потоки слёз, под давлением обстоятельств, вынужден был отправлять к заблудшим овцам таких, как мы! — распалившись, «ибериец» сверкнул глазами и стукнул рукой по столу. — И какой пример он подаёт людям?! Какое беззаконие творит, пользуясь своим положением?! Что он нам говорит, пороча освящённый церковью долг?!

— Сейчас ты, пузо, на своей шкуре почувствуешь, каково это — долги не платить! — злорадно пообещал «западный франк» бледному, как мел, ростовщику.

— Где?! Мои?! Де-э-э-эньги?! — заревел «мрачный» касадор почти в лицо несчастному Жульену Хундерстюку.

— У меня их забрали!.. Метены!.. Прошу!..

— Да мне плевать! — рявкнул «мрачный», а потом схватил со стола дорогое металлическое писчее перо, вогнал его в ещё более дорогое сукно обивки и начал медленно проворачивать, как сверло.

При этом по всей конторе разносился препротивнейший скрип гнущегося металла и хруст дробящегося дерева. Дорогого, между прочим, дерева!..

— Мне плевать, почему не можешь отдать! Я пришёл за деньгами! — «мрачный» вращал глазами, как сумасшедший, и ревел, как взбесившийся медведь.

— Не может же у столь почтенного человека не быть тайничков, припрятанных на чёрный день! — весело засмеялся «ибериец», как бы пытаясь разрядить обстановку.

— Нет! — затравленно пискнул ростовщик, глянув на мэра и рива. — Ничего нет!

— Плохо быть тобой… — быстро и печально ответил «ибериец».

А «западный франк» вообще влепил ростовщику звонкую затрещину:

— Н-на! Пузо!..

— Метены!.. Прекратите!.. Прошу!.. — пытаясь руками прикрыться от второй затрещины, заверещал бедолага.

— Де-э-э-эньги! — взревел мрачный прямо в лицо ростовщику. — Где?!

— У меня нет!.. Метены!.. Ай!.. О-о-о!..

На этот раз прилетело и от «иберийца», отвесившего пощёчину, и от «западного франка», легонько влепившего прямо по рёбрам. И, главное, всё было в рамках закона!.. Никакого откровенного членовредительства…