Студентка, комсомолка, спортсменка - Сергей Арсеньев

И все это действо еще и телекамеры снимали. На ГДР шла прямая трансляция, а в СССР вечером трехминутную выжимку в программе «Время» показали. Я когда узнал, что меня в новостях на всесоюзном телевидении показывают, да еще и в главной роли, так мне чуть дурно не стало. Блин, это сколько ж писем-то будет меня дома ждать, когда я вернусь!..

Глава 42

В конце концов я все же догадался, для чего Эльза затеяла всю эту кутерьму. Поначалу я думал, что девочке захотелось славы и она таким образом решила обрести известность. Но тут у меня концы с концами не сходились. Ведь идея с этим Посланием Дружбы принадлежала вовсе не Эльзе, а Хонеккеру. Никак не могла Эльза заранее знать, во что в итоге выльется ее дурацкое письмо генсеку. А чего тогда хотела Эльза? Ведь на самом деле мы с ней никакими подругами не были. Я и не видел ее до того дня, когда она меня встретила на вокзале.

Но постепенно, по поведению Эльзы и ее случайным оговоркам, я начал кое о чем догадываться. А когда мы с ней вернулись из Берлина обратно в Карл-Маркс-Штадт, я случайно нашел в комнате Эльзы прошлогодний номер советского журнала «Пионер». Тот самый, с моей окровавленной рожицей. Причем Эльза жутко смутилась и даже покраснела, когда увидела этот журнал у меня в руках. Вот тут-то я все и понял. Эх, Эльза, Эльза…

Значит, дело было так. Прошлым летом Эльза приехала на отдых в «Артек». Там ей на глаза попался этот злосчастный журнал. И Эльза не устояла, влюбилась в фотографию. Такой мужественный мальчик, получил травму, но не ушел, продолжал играть. И выиграл. Это все Эльза в том журнале прочитала, на это ее знания русского хватило. А вот понять то, что на обложке не мальчик, а совсем даже наоборот, она не смогла. Не настолько хорошо Эльза знала язык. Разумеется, она нашла в журнале мое имя, немного удивилась, но решила, что в русском языке имя «Наташа» может быть и у мальчика. В самом деле, называют же девочек и «Саша», и «Женя». Почему бы и мальчика не назвать «Наташа». Может, есть у русских такой неизвестный ей обычай.

А еще Эльза вычитала в журнале, что вся наша команда «Зоопарк» награждена путевками в «Артек». И я нахожусь тут, совсем недалеко от нее. Поскольку скрываться никто из «Зоопарка» и не думал, Эльзе довольно легко удалось найти моих мальчишек. Только меня ей найти не удалось. А все потому, что она не там искала. Эльза искала меня в корпусе мальчиков, а я спал в соседнем, с девочками. И только за два дня до конца смены Эльзе случайно повезло. Она меня на улице встретила. В платье.

Сначала Эльза подумала, что обозналась. Потом решила, что это не я, а моя сестра. Эльза еще раз внимательно изучила статью в «Пионере». В ней упоминались мои братья, но Эльза неправильно перевела с русского фразу, где было про них написано. Так что она решила, что у мальчика с обложки действительно есть сестра. Поэтому-то она и не подошла ко мне в лагере, а просто следила издалека. Эльза надеялась, что я выведу ее на моего брата.

И лишь вернувшись домой, в Германию, Эльза узнала о своей ошибке. Она пошла с журналом в школу, к своей учительнице русского, и там с ее помощью получила адекватный перевод статьи.

Узнав, что она влюбилась в девчонку, Эльза сначала растерялась. А потом… а потом обрадовалась. Мальчишку она бы не решилась пригласить приехать в гости. А вот девчонку вполне могла. Ну, она и сделала это. О том, что ее странная влюбленность выльется в широкомасштабную международную акцию, Эльза и не предполагала.

Как бы там ни было, но я приехал. Живу я, естественно, в комнате Эльзы. Спим мы с ней, правда, в разных кроватях. На правах хозяйки Эльза уступила мне свою кровать, а сама спит на раскладушке. И постоянно предпринимает попытки сблизиться со мной, никуда ее влюбленность не делась. Бестолковая она. Совсем девчонка. Ничего не понимает.

Мы же с ней теперь кто? Мы – символы! Нас по телевидению показывали, в газетах про нас писали. Теперь вот еще и выпуск плакатов на тему горячей дружбы СССР и ГДР планируется. Мы с ней должны, обязаны быть идеалами. Ну как застукают нас? Я ведь ничуть не сомневаюсь, что Штази за нами постоянно приглядывает. Взлетели высоко, падать будет больно. За такую аморалку запросто и из пионеров выпрут. Если бы еще парень с девчонкой, могли бы сделать вид, что ничего не заметили. Но две девчонки… Скандал! Конфуз! А эта дурочка ничего не боится. Лезет и лезет. Раскладушку свою вплотную к моей кровати пододвинула, ночью меня за руку держит.

Вчера и вовсе Эльза номер отмочила. Блин, я еле отбился от нее. Пошел я в ванную душ принять. Специально при Эльзе демонстративно собрал полотенце, чистое белье, купальный халат. Чтобы, значит, у нее повода не было зайти ко мне и принести то, что я «забыл». Думаете, ее это остановило? Ничуть не бывало! Она все равно придумала повод и, едва я влез под воду, приперлась – принесла мне какой-то особенно хороший французский шампунь. А сама так и зыркает глазами! С трудом я ее за дверь вытолкал, она все порывалась мне спинку потереть.

Хуже всего то, что Эльза тоже мне нравится, симпатичная она. Меня только чувство долга перед Родиной удерживает. Ну, не имею я никакого права так рисковать. А так, если бы не мой План, плюнул бы я на все и разрешил Эльзе потереть мне спинку. Или что она там хотела потереть. Да все бы разрешил. Собственно, я и так чуть было не разрешил, я же ведь тоже не железный, мне тоже хочется. И я не думаю, что Штази следит за мной даже в ванне. Наверное, в ванне было можно. Только вот разреши я один раз – и Эльза не остановится. Полезет потом и в комнате. А вот там уже опасно…

…С конца января я начал ходить в школу. Все же три месяца – слишком долгий срок для того, чтобы можно было столько не учиться. Поначалу предполагалось, что пойду я в советскую школу, такая в городе была, пусть и всего одна. Там учились дети советских офицеров из расквартированных в пригородах частей. Но отец Эльзы попросил меня пойти в школу немецкую, в один класс с Эльзой. Ему звонили из Берлина и неофициально намекнули, что так будет лучше по неким загадочным политическим мотивам. С Москвой этот вопрос согласован, Москва не возражает. И еще Курту намекнули, что если я поучаствую в каком-нибудь школьном мероприятии – соревновании там или концерте каком, так это будет и вовсе замечательно.

Школьную форму мне купили родители Эльзы. Все равно дома она мне будет не нужна, и я оставлю ее тут. Так что впоследствии эта форма достанется Эльзе. А пока я немного похожу в ней, за пару месяцев сильно я ее не уделаю.

Школа была, как я уже говорил, языковая, с уклоном в русский язык. В ней даже уроки по географии и биологии велись на русском. Но все же это была немецкая школа для немцев. Так что из всех уроков, кроме географии с биологией, относительно уверенно я чувствовал себя лишь на физкультуре. Там учитель мог и жестами командовать. Хорошо, что я догадался взять с собой основные из своих собственных учебников. Мы с Эльзой сидели за одной партой, я открывал ее и свой учебник примерно на одном месте (по картинкам находил), сравнивал два текста и так кое-как, с пятого на десятое, понимал учителя. К счастью, устных ответов от меня никто не требовал. И от всяких там диктантов-сочинений я был освобожден, а то быстро нахватал бы там шестерок.

Зато местные ребята получили в моем лице живого собеседника, для которого русский язык – родной. Эльза вон всего месяц прожила рядом со мной, так она за этот месяц стала гораздо лучше говорить. По просьбе директора школы, общаясь со сверстниками, я по возможности говорил по-русски, переходя на немецкий только тогда, когда меня не понимали.

И я снова, как в старое доброе время, начал тут читать вслух. На уроках русского языка я читал небольшие рассказики из специальной книжки для чтения. Была тут такая, что-то вроде приложения к учебнику русского. Читать так, как я, не могла даже учительница. Все же русский был для нее иностранным, а для меня он был родным.

Но гораздо больше, чем рассказики из этой книжки, ребятам нравилось, когда я читал что-то свое. К сожалению, сказку про Федота я им прочитать не мог. Они бы не поняли, слишком много незнакомых слов и слишком много нашего национального юмора. Я читал басни Крылова. Это было вполне доступно пониманию немецких школьников. Сильное впечатление произвела на них басня «Волк и ягненок». Особенно когда я прочитал ее во второй раз, после того как класс с помощью учительницы разобрал и выписал встречавшиеся там незнакомые слова…

Глава 43

В середине февраля к нам в гости на неделю приезжал из Берлина дед Эльзы и отец Курта – Ганс. Старый солдат, танкист, воевавший на Восточном фронте с июня 41-го и потерявший на Курской дуге ступню левой ноги. Он приехал специально познакомиться со мной.

Ганс служил в 4-й танковой армии, дослужился до унтерфельдфебеля и стал командиром танка. Он был в числе тех, кто утром 22 июня пришел на нашу землю. Он форсировал Западную Двину, участвовал в прорыве «Линии Сталина», драпал из-под Москвы. И это он убил моего деда на Курской дуге.