Студентка, комсомолка, спортсменка - Сергей Арсеньев

А Эльза тем временем разжала объятия, отступила на шаг и произнесла по-русски явно заученную заранее фразу:

– Дорогая Наташа! От лица всех пионеров ГДР приветствую тебя в красивом городе Карл-Маркс-Штадт.

После чего она перешла на немецкий и бодро протараторила небольшую, минут на пять, но тоже явно заученную наизусть речь. Причем обращалась она больше не ко мне, а к газетчикам. И это правильно. Потому что я все равно ни фига не понял. Тыр-пыр-дыр. Немецкий язык я вовсе не знаю. Так, пару фраз вроде «Хенде хох», не более. В школе-то мы английский учим. Знаю только, что существует так называемый «литературный» немецкий язык, а кроме него есть еще и «разговорный». И если литературный язык един для всей Германии, то разговорных есть несколько диалектов.

Наконец, Эльза перестала тараторить и вопросительно уставилась на меня. А я молчу, сжимая в руках свой букет. Шипы колются. Эльза опять что-то сказала. Молчу. Еще фраза. Молчу. Наконец, не выдержал стоящий рядом со мной Фриц. Он слегка толкнул меня локтем и тихонько шепнул по-русски:

– Ответь что-нибудь. Видишь, человек надрывается.

Блин, тут Фриц сам виноват. Не хрен было фразами из фильма бездумно кидаться. После таких его слов мой язык даже и не подумал проконсультироваться с головой, а просто машинально выдал стандартный ответ. Голосом сидящего на троне Бунша я ляпнул:

– Гитлер капут…

Глава 41

– Тыр-пыр-дыр-мыр?

– Нихьт ферштеен.

– Наташа, мама спросит, какой это есть название.

– А-а-а… Это называется «пельмени». Русское национальное блюдо.

– Mutti, тыр-пыр-мыр пельмени.

– Мыр-тыр-пыр-нур-мыр.

– Нихьт ферштеен, фрау Хельга.

– Наташа, мама имеет немного мыр-дыр для этот.

– Все равно, нихьт ферштеен, Эльза.

– Nataly, my wife to ask for you, how much мяу-мяу-ква danger in this хрю-мяу пельмени.

– А, понятно. Опять боитесь. Ну и мнительные же вы. Не бойтесь, не отравлю я вас. Кушайте, не обляпайтесь. Можно со сметанкой. Или с маслом тоже неплохо пойдет.

– Nicht verstehen, Natascha.

– No danger, very good food.

– Thank you, Nataly.

– Это не все еще. Вот, попробуйте. Вроде готов уже.

– What is it? Russian ква-хрю-мяу-мяу?

– Нда. Как бы так вам половчее объяснить? В общем, квас это. Настоящий, хлебный. Не из концентрата. Впрочем, вы и из концентрата-то не пили. Совсем вы тут в своей Саксонщине одичали.

– Nicht verstehen, Natascha.

– Это понятно. Ладно, давайте я первая выпью. Чтобы вы поняли, что это не отрава…

Вот так мы и общались. Эльза училась в специализированной школе с углубленным изучением русского языка и к тому же прошлым летом ездила в «Артек», где сильно укрепила свое знание русского. Ее отец, дядя Курт, относительно неплохо знал английский. А его жена Хельга вовсе ничего не знала, кроме немецкого. Я же помимо русского мог еще кое-как общаться по-английски. У меня в школе «пятерка» по английскому, да я и из прошлой жизни его кое-как знал. Правда, Курт владел английским отчего-то в американском варианте, а нам в школе преподавали британский, поэтому мы не всегда понимали друг друга. Нет, понятно, что американец англичанина поймет, равно как наоборот, но ведь для нас с Куртом для обоих этот язык был иностранным, вот мы и путались, бывало.

Квартира родителей Эльзы поразила меня своей скромностью. Как-то немного не так я себе представлял жилье руководителя совсем не маленького города. Всего три комнаты. Домработницы нет. Дорогих вещей или посуды не видно, техника вся отечественная, ковры на стенах висят, но заметно, что никакой не ручной работы, а ширпотреб. У Эльзы я узнал, что ее отец руководит Карл-Маркс-Штадтом с 1971 года, когда Хонеккер стал первым секретарем ЦК СЕПГ и расставил по ключевым постам своих людей. То есть дядя Курт рулит городом уже третий год. И что, до сих пор не наворовал? Неужели такое бывает? Ведь даже на некоторых вещах Эльзы при ближайшем рассмотрении можно было заметить следы ремонта. То есть одежду ей чинили, а не покупали сразу новую. Да и Хельга, жена Курта, тоже не сидела дома, а работала. И знаете кем? Воспитателем в детском саду!

А вот с едой тут у них было не очень. Плохо у них с едой было. С нормальной едой, я имею в виду. Несчастные немцы. Всякой дрянью питаются. Супчик Хельга как сварит, так, блин, хочется сказать, что уж лучше бы и не варила. Жидкий, вонючий. Еще и без хлеба едят. Потом какие-то котлетки подозрительные, фасоль стручковая. Кашу еще овсяную варили. На воде. Тьфу, гадость! И ведь продукты-то были! Курт к какому-то там спецраспределителю был приписан и снабжался весьма неплохо. Вот только Хельга на пару с Эльзой потом во время готовки большинство продуктов безнадежно портили. У них на кухне хорошая большая газовая плита стояла, так эти умницы хранили в девственно чистой духовке лишнюю посуду. Они вообще никогда не включали духовку! Просто не умели ею пользоваться. Единственное, что тут было, на мой взгляд, съедобного, так это колбаски. И еще сосиски. Мм… какие сосиски! Объедение. Не чета нашим, советским. Варить сосиски у Хельги получалось, их она испортить не могла.

Промучившись с неделю на странной еде аборигенов Саксонии, я устроил небольшую революцию и захватил власть над кухней и контроль над запасами еды в холодильнике. И показал своим хозяевам, что именно русские понимают под хорошей едой. Борщ с пампушками, суп гороховый с копченостями, солянка, печенная с яблоками утка, чахохбили, каша пшенная с тыквой на молоке, цыпленок табака, рагу по-мексикански. Через день я пек пироги и кулебяки. С вареньем, с яблоками, мясом, рыбой, грибами и даже с креветками! Я же говорю, снабжался Курт отлично, все у него было. Просто готовить не умел никто.

Поначалу немцы несколько опасались моей стряпни, но потом распробовали. Хельга помогала мне на кухне, училась готовить, а заодно незаметно училась и русскому языку. То, что она уже немного понимает по-русски, я понял, когда она случайно обожглась об сковородку и непроизвольно вскрикнула: «Бл…ь!» Нда, научилась. И когда успела-то? Я вроде особо много и не ругался…

Программа моего пребывания в ГДР была рассчитана на три месяца. То есть я должен был жить в гостях у Эльзы до конца марта. Разумеется, не просто так жить и печь плюшки. Плюшки и иные вкусняшки я пек только в свободное от основной своей деятельности время. Я ведь официально был Посланником Дружбы от пионеров СССР к пионерам ГДР. Приходилось, блин, соответствовать.

Пока шли зимние каникулы, я успел прочитать свое замечательное Послание пионерам ГДР раз двадцать. Хорошее Послание. Главное, не очень длинное. И слова там простые. На немецкий мне его еще в Москве перевели. Из этого Послания следовало, что самые лучшие друзья немецких пионеров – это пионеры советские. О том, что всего три десятка лет назад наши страны сцепились насмерть, даже и не упоминалось. А примерно к десятому своему выступлению я уже наизусть свое Послание помнил, без бумажки обходился. Спасибо Эльзе, это она в первые два дня после моего приезда учила меня правильно читать и выговаривать слова. По словам Эльзы, в результате, когда я читал Послание, у меня даже и акцента не чувствовалось. Отличное произношение, если не знать, ни за что не догадаешься, что я сам не понимаю, что читаю, а просто заученные звуки произношу.

Выступал я в местах массового скопления пионеров – в кинотеатрах, Дворцах пионеров. Обычно непосредственно перед началом фильма, концерта или спектакля. Конечно, я не просто так приходил и лез на сцену. Организация моих выступлений была поручена горкому ССНМ – местному аналогу ВЛКСМ. Нас с Эльзой возили по всему городу, в день приходилось выступать по три-четыре раза. Эльза все время была рядом со мной и работала зримым символом дружбы пионеров СССР и ГДР.

В середине января мы с ней в сопровождении неизменно хмурого Фрица ездили в Берлин. По дороге в Дрездене на день останавливались и там тоже трижды за один вечер выступали. В Берлине же состоялось мое главное выступление. На этот раз я читал Послание на улице, на площади Александерплац, с трибуны. Пионеров слушать меня нагнали несколько тысяч. Пока читал, чувствовал себя чуть ли не фюрером.

После моего выступления был еще митинг. Какие-то мужики по очереди что-то вещали с трибуны по-немецки. Эльза пыталась мне переводить, но у нее это не слишком получалось. Да и наплевать. Что я, у нас таких же митингов не видел, что ли? Все точно так же. Еще мы с Эльзой подняли на специально установленных по бокам трибуны флагштоках флаги СССР и ГДР. Причем я поднимал немецкий флаг, а она – наш.

А потом меня в почетные пионеры ГДР приняли. Прямо напротив трибуны, перед многотысячным строем, первый секретарь берлинского горкома ССНМ повязал мне уникальный, специально для меня изготовленный галстук. Вообще, пионеры ГДР носят голубые галстуки. Но так как я уже был пионером советским, то мне сделали галстук голубой с красной окантовкой.

И все это действо еще и телекамеры снимали. На ГДР шла прямая трансляция, а в СССР вечером трехминутную выжимку в программе «Время» показали. Я когда узнал, что меня в новостях на всесоюзном телевидении показывают, да еще и в главной роли, так мне чуть дурно не стало. Блин, это сколько ж писем-то будет меня дома ждать, когда я вернусь!..