Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943 - Вальтер Хартфельд

К полудню внезапный ажиотаж привлек внимание врача. Лагерь пересек разведчик верхом на лошади и направился к землянке Яковлева.

Гюнтер направился к ней из любопытства. До него доносились голоса разговаривавших Наликина и Яковлева, но подойти ближе мешал часовой, прохаживавшийся вокруг землянки.

Минут через двадцать вышел явно разгневанный Яковлев и подошел к немцу:

— У меня для тебя новости, лекарь. Твой офицер предложил обменять тебя на пленных, которых вы захватили. Я хотел бы тебя сохранить у себя, но еще больше мне нужны мои тридцать парней. Стоило держать тебя здесь для такой прогулки! Но даже при всем этом я был рад твоему присутствию. Ну, что скажешь?

Гюнтер опустил голову, не отвечая. Он думал о тех пленных, которым спасал жизнь и которые, в свою очередь, спасут его от смерти или, по крайней мере, от невыносимого плена.

— Один из твоих товарищей займет твое место здесь и будет оставаться заложником до тех пор, пока ты не вернешься в Алешенку. Потом вернутся наши.

Гюнтер нахмурил брови и представил себе то, чего это могло стоить Клаусу. Нет, не Клаус придумал эту идею, скорее Ханс Фертер. И единственным, кто мог предложить себя на обмен, был Манфред. Его охватило тревожное ожидание.

Манфред прибыл в лагерь партизан с завязанными глазами и связанными руками. Точно так же, как это было с Гюнтером. Он сидел в седле с непокрытой головой.

Их радость от встречи была бурной, и партизаны удовлетворенно качали головами, видя, как они похлопывают друг друга по плечам.

В этот раз Манфред выглядел спокойным и расслабленным.

— Нам нельзя терять ни минуты, пока все идет как надо. Что я прошу тебя, так это скрупулезно выполнять мои указания. Как только будешь в Алешенке, передай мне весточку о твоем благополучном прибытии. Передай ее немедленно партизану, который будет тебя сопровождать, для последующей переправки ее, в свою очередь, мне сюда.

Не раньше чем через полчаса после твоего прибытия ты вручишь Клаусу письмо, которое я тебе дам. Но прошу тебя, в знак нашей дружбы, выдержать этот срок.

— Согласен, не беспокойся. А пленные?

— Их должны будут освободить через час после твоего прибытия. Мы уже договорились о месте, где выпустим пленных, чтобы партизаны их забрали.

В некотором сомнении Гюнтер спросил, не будет ли обмана. Манфред заверил, что все будет хорошо. После осмотра в последний раз Наликина и объяснения партизану, работавшему в лазарете, как ему следует производить перевязки, Гюнтер приготовился уходить.

Яковлев сопровождал его и, когда тот сел в седло, крепко пожал ему руку. Потом он взглянул врачу в глаза и сказал:

— Видишь, теперь если я тебя встречу, то должен буду убить. Но дело не в этом, ты мне понравился.

На первые километры Гюнтеру завязали глаза, потом была продолжительная, приятная и смелая поездка.

По прибытии в Алешенку он, не теряя ни секунды, отправился в лазарет, написал записку для Манфреда и передал партизану пакет медикаментов, включая коробку лично для Яковлева.

Точно выполняя указания Манфреда, он выждал время для передачи письма Клаусу.

Начал падать снег.

Манфред ходил взад и вперед перед землянкой Яковлева под пристальным наблюдением партизан.

Если его подсчеты правильны, разведчик должен вернуться минут через десять. Он напряженно вглядывался в деревья, небо, прислушивался к приглушенным голосам.

С прибытием разведчика был созван общий сбор. Он передал Манфреду письмо и пакеты.

Увидев пакеты, Манфред не удержался от улыбки: врач был решительно неисправим. Он прислал Яковлеву, с которым сблизился, коробку сульфамида для лечения язвы ноги и медикаменты для партизанского лазарета. Затем прочел письмо.

«Я разжег костер, чтобы забить тучного теленка по случаю возвращения блудного сына. Поторопись. Мы ждем тебя».

Манфред передал письмо Яковлеву.

— Когда мы выступим навстречу нашим? — спросил гигант.

Манфред взглянул на часы и ответил спокойно:

— Через час.

Русские, ожидавшие посылку с медикаментами, завели разговор с Манфредом. Обсуждали Сталинград, и возбужденные партизаны слушали, как немецкий офицер подтверждал их скорую победу.

На Манфреде был мундир, но он надел куртку Клауса, а не ту форму СД, что носил в Гомеле. Он постоянно следил за временем и попросил попить.

Около двадцати партизан начали седлать лошадей. Их подбадривали радостные крики товарищей. Другие разжигали огромный костер, готовясь к вечернему пиру.

Оставалось еще десять минут.

В этот момент Манфред заметил Женю. Несколько секунд он смотрел на нее, потом удалился.

Потом в тишине прозвучал его повелительный голос.

— Ваши приготовления бесполезны: ваши товарищи не придут, потому что я лично отдал приказ и прибыл представить вам доказательство.

Манфред тяжело дышал, засунув руку глубоко в карман и наклонившись вперед.

А затем раздался взрыв, и его тело рухнуло в снег.

Партизанами овладела ярость. Пинками сапог, ударами прикладов, палок и лопат они превратили труп в кровавое месиво.

Яковлев выждал некоторое время, затем приказал сжечь на костре эти окровавленные останки, чтобы они исчезли навсегда.

Женя, ухватившись рукой за овчинный тулуп Ковалева, смотрела жестким взглядом, как к небу поднимаются сполохи яркого пламени.

После того как прошло полчаса с того момента, как он вернулся от партизан, Гюнтер передал Клаусу письмо Манфреда. Тот обеспокоенно распечатал его в некотором удивлении. Скользнув взглядом по первым словам, он поднялся с мертвенной бледностью на лице и продолжил чтение вслух громким голосом.

«Дорогой Клаус!

Я глубоко обдумал нашу проблему. Если мы совершим обмен, безопасность коммандос будет поставлена под вопрос. Эти тридцать партизан, которых мы выпустим, знают нас в лицо, наши приемы, наш образ жизни. Кроме того, нас не оставит тревога.

Хайнц сказал однажды, что жалость ничего не дает и что для спасения одного ставится под угрозу вся группа. Именно это и случится, если мы выполним до конца то, о чем договорились. Вот почему я решил изменить игру. Я обеспечил гарантии возвращения Гюнтера, потому что знаю, насколько он ценен для нас.

С того момента, как Гюнтер окажется среди вас, больше ничего не предпринимайте.

Братья Ленгсфельд дали мне две свои миниатюрные гранаты, и я полностью уверен, что они гарантируют мою смерть.

На войне не бывает умной смерти. Но иногда она может быть полезной. Считаю, сегодня тот самый случай.

Необходимо также, чтобы вы отказались от расстрела пленных, потому что будет прискорбно, если вам придется вновь столкнуться с той же проблемой. Не забывайте: они теперь представляют постоянную угрозу для вас всех.