Жена чародея - Пола Вольски

— В каком-то смысле он прав.

— Теперь я и сама верю. Эти ваши… — Она указала на закрытую дверь в лабораторию. — Все правильно. У нас в доме находятся белые демоны. А если все в листовке — ложь и клевета, то почему они здесь находятся? — Муж ничего не ответил на это, и она добавила: — Лорд, я вам доверяю. Но не угодно ли вам объясниться?

— Я вижу по вашему лицу, что вы боитесь задеть меня. Но успокойтесь! Ваше любопытство не лишено оснований, и я отношусь к нему вполне одобрительно. Будьте уверены в том, что я не собираюсь покушаться на жизнь герцога и членов его семьи. Он бездарный правитель, и его устранение было бы в интересах государства, но я не пойду на убийство, чтобы добиться такого устранения, да и трон его я занимать не собираюсь. Что же касается так называемых белых демонов, то это на редкость безобидные существа в тех случаях и до тех пор, пока им ничто не угрожает. Четверо таких существ сейчас гостят у меня, но их никак нельзя назвать демоническими.

— Но кто же они, милорд?

— Это вардрулы, аборигены пещер Далиона. Они умны, скромны и боязливы — одним словом, они гораздо симпатичнее людей, с которыми состоят в близком родстве.

— Эти чудища состоят в родстве с нами?

— Конечно. А разве вы не заметили сильного внешнего сходства?

— Скорее они напоминают карикатуры на нас. Именно сходство и делает их такими страшными.

— Они ничуть не страшны, мадам. Строго говоря, мы, люди, в сравнении с ними во многих смыслах проигрываем. У вардрулов отсутствует наша смелость, но и наша жестокость тоже. Страх заставляет их не покидать своих подземелий, однако я настолько сдружился с ними, что целая делегация осмелилась посетить город под мои личные гарантии. Но я также гарантировал им тайну этого визита и надеюсь на ваше сотрудничество в этом отношении.

— Но кто-то их все равно уже увидел, — заметила Верран. — В союзе патриотов, кто бы в этот союз ни входил, наверняка хотя бы мельком увидел эти… этих вардрулов, ошибочно приняв их за демонов, как поначалу и я сама, и эти люди предположили самое худшее. Если бы вам удалось связаться с людьми из этого союза и убедить их в том, что они ошибаются, тогда, возможно, они прекратили бы распространять про вас грязные слухи…

Фал-Грижни криво усмехнулся.

— Вы так наивны, мадам. Никакого союза патриотов не существует. Публикацию этой листовки, которая вас так расстроила, организовали мои враги. Они воспринимают мой нынешний конфликт с герцогом как удобную возможность со мной расправиться. Они уже дали мне понять свои намерения.

— Значит, вы в опасности?

— Возможно. Только они в еще большей опасности, — сухо ответил лорд Грижни.

— Так, может быть, вардрулам лучше исчезнуть? Если их увидят, люди решат, что в листовке написана правда, не так ли?

— Вардрулы исчезнут, когда им заблагорассудится. Они мои гости, и их пребывание у меня в доме для меня большая честь. Я не думаю, что им что-нибудь угрожает. Но я не уверен, что могу сказать то же самое про вас. Предстоящий конфликт может оказаться неприятным. И тот факт, что вы являетесь моей женой, может стать для вас источником опасности. Возможно, вам будет лучше на какое-то время удалиться в одно из моих поместий.

Верран почувствовала, что лицо у нее запылало так, словно ей только что отвесили пощечину.

— Оставить свой дом? Оставить вас? Я этого не сделаю.

— Как ваш муж и повелитель я несу за вас полную ответственность. — Голос Грижни звучал ровно, но безжалостно. — И рассчитываю на то, что мои решения относительно вашей судьбы будут приниматься вами без возражений.

— Но я не хочу никуда уезжать, Террз! Я ваша жена, и мое место здесь.

— Ваше место там, куда я вас отправлю.

— Но я не хочу уезжать!

Ее голос сорвался. Слезы брызнули из глаз. Она зарыдала.

Фал-Грижни воспринял это с явным неудовольствием.

— Плакать нет смысла. Возьмите себя в руки мадам. — Его голос несколько смягчился. — Поймите, что я действую в ваших интересах…

— Вы ничего не понимаете, — всхлипывая, ответила Верран. — Иначе вы никогда не отослали бы меня. Да еще в такое время.

— Мы сможем обсудить это, если вы прекратите плакать. Мадам, я прошу вас успокоиться. Но она и не думала успокаиваться.

— Мне в любом случае было бы важно остаться с вами. Но сейчас это особенно важно! Сейчас, когда я жду ребенка.

Ей хотелось бы сообщить ему эту новость при иных обстоятельствах, но сложившаяся ситуация требовала немедленного признания.

— Вы ждете ребенка! — удивленно воскликнул он. — Вы уверены? — Верран кивнула. — И какой же срок?

— Мне кажется, шесть недель.

Грижни был не из тех, кто выдает собственные чувства, однако сейчас он широко улыбнулся, и глаза его радостно вспыхнули. Просто удивительно, насколько молодым человеком показался он ей в эту минуту.

— Я благодарю вас, мадам. Я чрезвычайно рад.

— Вы действительно рады, милорд?

— Я… — Он запнулся, подыскивая подходящее слово. — Я счастлив.

Глаза Верран все еще были влажны от слез. Грижни притянул ее к себе и поцеловал, как ей того и хотелось. И речи о том, чтобы отослать ее, больше не было.

Глава 8

Осенью в Лайти-Юм пришли новые тревоги, и герцогу Повону начало казаться, будто его сглазили. Сперва разыгралась эта историях кораблями Кру Беффела. Три торговых судна, принадлежавшие ему, разбились в бурю о скалы у побережья Стрелл, и дорогой груз безвозвратно пропал. Разумеется, это было делом рук Фал-Грижни. Такого никогда не случалось до тех пор, пока магистр не снял покровительства Избранных с морских путей торгового флота. Грижни, по сути дела, оказался убийцей. Однако вместо того, чтобы обвинить в своем несчастье чародея, который этого определенно заслуживал, Кру Беффел предпочел посчитать виновником трагедии самого герцога. И теперь устные жалобы и письменные петиции разоренного лорда сделали и без того грустную жизнь Повона просто невыносимой. И дело было не только в Беффеле. Примерно полдюжины представителей высшей знати принялись докучать великому князю, выражая ему свое недовольство то тем, то этим, и за всем чувствовались козни проклятого Грижни.

Произошла серия краж со взломом во дворцах аристократии, чего не случилось бы, не сними Избранные свою защиту и с них. Отвратительные морские черви уже разбойничали на причале, многие столбы которого были уже подточены. И это тоже было результатом интриг и злоумышлений Грижни. Повон понял, какая это страшная вещь — вражда со злокозненным и могущественным магистром ордена Избранных. И какая жалость, что верховную власть в ордене не может получить человек, исполненный понимания и сочувствия, — такой, например, как Саксас Глесс-Валледж. Насколько утешительней пошла бы в этом случае жизнь! Саксас, конечно, понял бы необходимость поддерживать самые тесные дружеские отношения с келдхаром из Гард-Ламмиса. Правда, келдхар начал в последнее время предъявлять кое-какие претензии, что да, то да, но его остающаяся в силе добрая воля имела чрезвычайно важное значение для благополучия города-государства Ланти-Юм. Келдхар предложил новый щедрый заем в обмен на свободный и беспошлинный доступ на береговую полосу Уит, охраняемую лантийской крепостью, которая подобно орлу воссела на господствующем над побережьем утесе. Повон счел себя вынужденным пойти на эти условия, и Фал-Грижни со всеми своими Избранными тут же принялся оказывать противодействие. «Подобное — постоянное и последовательное — противоборство граничит с государственной изменой», — подумал герцог. К тому же Саксас сообщил ему, что значительное число горожан, главным образом из простонародья, воспринимает Грижни как своего рода общественное проклятие. Союз патриотов — а все они без исключения оказались благонамеренными и здравомыслящими людьми — регулярно печатает и распространяет листовки, вменяющие в вину магистру всевозможные преступления, а в самых последних из этих листовок содержатся требования немедленно арестовать и казнить лорда Грижни. С какой радостью пошел бы герцог навстречу подобным пожеланиям подданных, да только дело обстояло далеко не просто. Увы, столь могущественного чародея изолировать было почти невозможно, потому что злоба его была безгранична, и нападение на него повлекло бы за собой массу осложнений пренеприятного свойства. Более того. Избранные были самолюбивы и спесивы, они, скорее всего, не смирились бы с устранением собственного предводителя. Их возможные действия могли оказаться опасными, и это особенно огорчало Повона. Почему жизнь чревата такими трудностями? Почему ему не дают жить в мире и править по справедливости, что и является его единственным желанием? Почему его подданные не относятся к нему с достаточной лояльностью, не поддерживают его, не благодарят, не славят и его самого, и осуществляемые им перемены? Почему не найдется ни одного честного человека, который вонзил бы нож Фал-Грижни в сердце ради общественного блага? И правда, почему?