Хирург. Бегун. Беглец - Юрий Волгин

— Там скучно жить, да?

— Я бы не сказал. Просто нужно привыкнуть. На Луне много интересного, особенно если ты работаешь в команде тех, кто разрабатывает лунные поверхности под жилье, под ресурсы и ведет прочую научную деятельность.

Ира наморщила нос.

— Мне будет там неинтересно, — сказала она. — Но нашему ребенку нужны доктора и уход, самый настоящий. Я не хочу, чтобы он болел. Он вырастет умным и образованным. В МКГ ведь любят таких, как ты?

— Да. — Кир опустил затекшую руку, которой виртуально рисовал на потолке образы. — И любят детей от таких, как я. Что есть, то есть.

— В шестнадцать лет? — Ира погладила грудь хирурга, старательно обходя спекшиеся раны.

— Не понял.

— В шестнадцать лет начнется его подготовка к полету на Луну? Ты же сам говорил об этом.

— А, ты про сына!

— Ага. — Ира счастливо засмеялась. — Как-то мы быстро решили, что у нас родится сын. Слушай, а мы не будем к этому времени стары настолько, что станем непригодными к полету?

— Нет, в самый раз.

— Мне тоже надо будет готовиться?

— Всем нам. Мы отправимся на базу и проживем там около двух месяцев. А затем нас заберут отсюда ближайшим полугодовым рейсом.

— А почему челноки летают только раз в полгода? — спросила Ира.

— Потому что это затратное мероприятие. Но чем больше у МКГ будет здесь людей, чем больше наших лидеров появится в общинах, тем сильнее мы станем. Возможно, к тому времени, как подрастет сын, рейсы начнут ходить каждый месяц.

— Или Легион исчезнет.

— Да уж. — Хирург невесело улыбнулся. — Если это и произойдет, то только с нашей помощью.

— Чьей — нашей? — Пальцы Иры пробежались от груди хирурга к его шее и крепко ухватились за небритый подбородок.

— Ну, тех, кто работает на МКГ. Это будет победа «Гелиоса». Я неправильно выразился, наверное.

— Вот оно что… Скажи, а этот странник, он тоже теперь наш?

Кирилл ответил не сразу.

— Было бы очень хорошо, если бы он перешел на сторону «Гелиоса», — наконец сказал он. — Но это странник, он покинет нас уже сегодня утром. Чертов странник, привыкший жить один и отвечать только за самого себя. У него нет чувства ответственности, Ир. Слова «общество», «семья», «друзья» для него самые редкоупотребляемые в лексиконе. Он везде ищет лишь выгоду. И…

— И ты злишься на него за это, — сказала Ира.

— Ха! Есть немного. Но я не могу его заставить.

— Да и не надо. Мне его даже жаль немного.

— Это еще почему? — недовольно спросил Кир.

— Из-за той ситуации, в которую он попал. Из-за его детства. Это же просто омерзительно, что с ним сотворил отец!

— Это была его работа, — тихо сказал хирург.

— Но разве можно измываться над собственным ребенком?! Ведь ни ты, ни я никогда бы не сделали такого!

— Я… — Кир замолчал, закусив нижнюю губу.

Ира вцепилась ногтями в его плечо, на котором тоже была рана. Хирург застонал от боли, будто кто-то ткнул ему окурком в свежий порез.

— Ведь ты никогда бы не сделал такого? — с нажимом повторила Ира.

— Естественно! — выдохнул хирург. — Я просто хочу донести до тебя, что отец Густава выполнял задание, на которое согласился в тяжелое для всех время.

— Настоящий отец ни за что бы на такое не согласился, — твердо констатировала Ира.

— Конечно же. Конечно! — Хирург высвободил плечо и притянул жену к себе, обнимая и целуя ее в шею.

Она приникла к нему, глубоко и горячо дыша где-то у его ключицы, и уже минуты через три спала крепким сном, оставив все свои вопросы на потом.

Кир осторожно укрыл ее одеялом, сел на край кровати и опустил голову, о чем-то задумавшись. Так продолжалось недолго. Затем он встрепенулся, хлопнул себя по коленке, тихо встал и вышел из спальни, по дороге прыгая поочередно на каждой ноге и надевая толстые шерстяные носки.

Так, в одних трусах и носках, он дошел до лаборатории.

Контейнер с плотью Легиона валялся на столе. Кир нашел на его боку сенсорный включатель, прижал к нему палец, и через несколько секунд на коробке тускло зажегся циферблат. Хирург занес над ним палец.

Стоит ему набрать определенную комбинацию, и контейнер с плотью Легиона откроется. И из него можно будет взять ту необходимую для передатчика часть плоти, что фигурировала в отчетах о черном носителе. Или даже чуть больше. На всякий случай.

Кир нажал на первую цифру, табло на мгновение погасло и снова вспыхнуло. Осталось еще шесть чисел до открытия.

У хирурга заныло в желудке. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Потом обернулся на дверь, в глубине души желая, чтобы в нее хоть кто-нибудь вошел. Ира или Густав, не важно. Кто-то, кто помешает ему.

Но дверь была заперта. Он сам закрыл ее на замок.

Он опять посмотрел на контейнер, сжав левый кулак до хруста в суставах. Вторая цифра ушла вслед за первой.

«Настоящий отец ни за что бы на такое не согласился».

Хирург глубоко вздохнул. Перед глазами у него появился образ ребенка со вскрытой черепной коробкой, с обнажившимся серо-бурым мозгом, сочащимся питательной слизью. И он, Кир, стоял над этим ребенком, в одной руке его был передатчик с плотью Легиона, а в другой — лазерный сшиватель нейронов.

«Настоящий отец ни за что бы на такое не согласился».

— Но это моя работа, разве не так?! — стиснув зубы, прошептал хирург. — И кто ее выполнит, кроме меня?

Его дрожащие пальцы замерли над контейнером.

Доля секунды — и Кир все для себя решил.

Бегун

Глава 23

Всю жизнь бегун бежал. Неизвестно куда, неизвестно зачем, неизвестно почему. Его можно было бы назвать странником, если бы у него был корабль.

Он бежал свой марафон изо дня в день, делая перерывы только для отдыха, сна и поисков пищи. Весь организм его был настроен на то, чтобы бежать.

Он бежал по континенту вот уже десять лет, отмеряя точки маршрута по городам на старой бумажной карте. Таких карт уже совсем не осталось, бегун все больше натыкался на электронные, но с ними одни неудобства. Их нельзя компактно сложить в боковой кармашек, кусочками их, оторванными с той стороны, где бегун уже побывал, нельзя растопить костер. По таким картам нельзя было скользить пальцем, подсвечивая тонким фонариком и делая заметки обслюнявленным огрызком красного карандаша. Бумажная карта не требовала подзарядки.

В стародавние времена, когда бегун был мальчишкой четырнадцати лет, он нашел рюкзак в развалинах спортивного магазина. Находка оказалась настолько удобной и практичной, что все те годы, что бегун проводил в путешествии, рюкзак ни разу его не подводил. Его рвали мутанты, иногда он цеплялся за ненужные выступы, когда имелась надобность протиснуться туда, куда никто другой протиснуться не мог. Он промокал в реках, спасал своего хозяина от града, всегда застающего в открытом поле, служил подушкой или сиденьем на привалах.

Бегун двигался на Кавказ, планируя по возможности добраться до Турции и продолжить путь дальше.

Удобные носки, удобные кроссовки. В рюкзаке лежали еще два комплекта крепких носков, которые он выторговал у одного странника, и ортопедические стельки как бонус — бегуну несложно было объяснить, где неподалеку находится заправочная станция. Он очень рассчитывал, что обувь продержится до осени, но где-то за месяц нужно позаботиться о новой паре.

Бегун не любил излишеств. Он мало спал, ему нужно было только самое необходимое, еще в юности он твердо убедил себя в этом и свято в это верил до сих пор. Он уже довольно-таки давно не был с женщиной. В черной книжке, той, что он нашел в развалинах старой церкви, говорилось, что тратить свою энергию на женщин непростительно. Бегуну понравилось слово «энергия» применительно к человеку, поэтому случайные встречи, на которых дамочки визжали от восторга при взгляде на его тело, а он лишь исполнял фрикции и функции, можно было пересчитать по пальцам.

Поднимая подол их платьев, он думал не о контрацептивах, а о том, как сделать так, чтобы они после секса не приставали к нему с глупыми расспросами. Не лезли в душу, не лезли целоваться. Если такое случалось, бегун чувствовал себя неловко. Ему хотелось убежать, поскорее скрыться, потому что каждая женщина этого убогого мира, встречавшая на своем пути нормального мужчину, желала, чтобы он стал ее собственностью. И секс означал, что они не сомневаются в правильности своего выбора.

Но бегун думал совсем не так, как они. В его жизни когда-то уже была единственная женщина. И осталась ею навсегда.

Бегун вбежал в город примерно за три часа до полудня. В правом ухе — беспроводной наушник, бегун слушал рок. Он помнил песню наизусть. Он помнил и следующую песню, и ту, что за ней. Он знал их все наизусть. За время странствий он выучил их лучше, чем самого себя, и мог точно сказать, сколько длится та или иная композиция и что именно за время ее прослушивания можно сделать. Например, двадцать третий трек идеально подходил для двух подходов отжиманий. А девяносто девятый — изумительно ложился в ритм и толкал на то, чтобы максимально ускориться и прочистить легкие.