КГБ в смокинге. Книга 2 - Валентина Мальцева

В лесу уже сгустилась тьма, так что после длительного пребывания под землей я могла не бояться слепоты. Пржесмицкий довольно нелюбезно подсадил меня снизу, две здоровенные ручищи водителя, ухватив меня за ворот и рукав дубленки, выволокли наверх, а еще через секунду я услышала тихий голос:

— С прибытием на этот свет, пани!

29

ПНР. Лес

Ночь с 6 на 7 января 1978 года

Я было открыла рот, но Пржесмицкий сделал предостерегающий жест, и я тут же его захлопнула. Меня настолько поглотил мучительный процесс восстановления нарушенного кровообращения в конечностях, что я даже не заметила, как осталась в гордом одиночестве у оскверненной могилы. Оба израильтянина куда-то бесшумно исчезли. Вид у меня был еще тот, даже в темноте: слипшиеся влажные патлы, растерзанная дубленка без пуговиц, разорванная кофта и полный песка и сухой глины лифчик. Вначале я попыталась как-то привести себя в порядок, потом, поняв, что это дело безнадежное, начала растирать руки и ноги и просто не успела испугаться — через несколько минут Пржесмицкий и водитель вернулись. Водитель сразу устремился к могиле и стал придавать ей девственный вид — утрамбовывать землю, присыпать ее снегом и сосновыми ветками, а Пржесмицкий присел возле меня на корточки и неожиданно широко улыбнулся:

— Порядок, пани?

— Кажется, да.

— Теперь начинается самое интересное.

— Я уже чувствую.

— У меня к вам мужской разговор, Вэл.

— Я отморозила ногу и ее нужно ампутировать?

— Такой вы нравитесь мне куда больше.

— В могиле мне не хватало юмора?

— В могиле вам не хватало воздуха.

— Что за разговор?

— Инструкция. Первое: что бы ни случилось, вы держитесь строго за моей спиной. Второе: пока не закончится наша вылазка, вы не произносите ни слова и стараетесь передвигаться с минимальным шумом. Желательно вообще беззвучно. Третье… — Пржесмицкий сделал паузу и вытащил из-за пазухи пистолет. — Вы знаете про эту штуку что-нибудь, кроме ее названия?

— Я умею стрелять из автомата Калашникова.

— Уже хорошо. Принцип тот же. Вот смотрите, я передергиваю затвор и ставлю пистолет на предохранитель… — Пржесмицкий щелкнул маленькой кнопкой. — Для стрельбы нужно отжать кнопку и нажать на курок. Естественно, предварительно прицелившись. Пистолет автоматический. Сделав выстрел, отпустите спусковой крючок, иначе израсходуете в две секунды всю обойму. В обойме — девять патронов. Вы все поняли, Вэл?

— В кого надо стрелять?

— В того, кто попытается схватить вас. Или выстрелить в вашу сторону. Короче, в любого, кто станет на вашей дороге.

— А где будете вы?

— Рядом. Все время рядом.

— Тогда зачем мне этот пистолет?

— Вы взрослая женщина, Вэл. Вам лучше знать, что будет, если вы попадете в руки своих соотечественников. Если у вас есть иллюзии на сей счет, если вы надеетесь, что с вами не случится ничего страшного, что вы вернетесь домой и вас не расстреляют, не сгноят, не посадят в тюрьму как изменницу Родины, то отдайте мне пистолет и идите вон туда… — Пржесмицкий кивнул в сторону. — Всего километров пять-шесть по этой дороге, и, можете не сомневаться, друзья из КГБ вас встретят. Правда, в таком варианте я не совсем понимаю, зачем вам понадобилось забираться вместе с нами под землю… Если же нет, то все мои инструкции остаются в силе. Итак?

— Знаете, я лучше оставлю пистолет у себя.

— Хорошо, — улыбнулся Пржесмицкий. — Только запомните еще одно: пока я жив — стрелять только по моему приказу. Какой бы критической вам ни показалась ситуация. Договорились?

Я молча кивнула.

В этот момент к нам подошел водитель, хмуро отряхнул руки и колени от налипшей глины, обвел лес оценивающим взглядом и вопросительно посмотрел на Пржесмицкого. Тот молча кивнул. Тогда водитель по-ковбойски выхватил из-за пояса очень странный автомат — маленький, черный и осторожно примкнул к нему несоразмерно длинный магазин.

— Кадима! — негромко сказал Пржесмицкий.

И мы окунулись в темноту леса…

Небо было темно-свинцовым. Казалось, что верхушки сосен подпирают тяжелые, грязные облака, такие плотные, что сквозь них не пробивался даже отблеск бледной луны. Падал мелкий-мелкий снег — точно крупа из прохудившегося мешка. Согласно инструкции я держала курс на спину Пржесмицкого. За мной двигался водитель, но его шагов я не слышала. Этот грузный человек вообще не издавал никаких звуков.

Мы шли в таком порядке минут сорок. Вдруг Пржесмицкий замер, вслушиваясь в тишину, а потом, не оборачиваясь, сделал рукой резкий жест, словно отгоняя меня в сторону. Я тут же нырнула в колючую тьму густого ельника и затаилась. А через минуту услышала чьи-то голоса — негромкие, приглушенные, но довольно явственные. Я вытащила из кармана дубленки тяжелый пистолет и, стараясь не шуметь, отжала кнопку предохранителя. Она отошла на удивление легко. Несмотря на мороз, гладкая, с вдавлинками для пальцев, рукоятка пистолета была мокрой, словно его только что вынули из стакана с водой. Я не сразу поняла, что причиной тому — мои мгновенно вспотевшие руки. Помню, больше всего в тот момент поразил меня запах собственного пота, совершенно незнакомый, чужой и резкий, как запах животного. С тех пор я перестала верить в хладнокровных ироничных баб, работающих на всевозможные спецслужбы и выполняющих сверхсекретные миссии в самых экзотических уголках земного шара. Женщина — существо биологическое, и никакая тренировка не способна выбить из нее первородный страх перед оружием. Я и сейчас убеждена, что стрелять, спокойно выбирая живую мишень и тщательно прицеливаясь, — удел мужчин.

…А потом я увидела два силуэта. Разглядеть их в темноте было непросто. Просто две тени, черные на черном, прокладывающие себе дорогу в зловещей тьме. Одна из них курила, и когда неяркая вспышка сигаретного огонька осветила совсем еще юное, безусое лицо с морозным румянцем на прыщавых щеках, я успела заметить так хорошо знакомый мне по занятиям на военной кафедре автомат Калашникова. Солдаты меня не видели, однако стволы автоматов смотрели так, словно жили отдельной от их владельцев жизнью и чувствовали, что вот сейчас, через секунду, для них найдется подходящая работа…

«Они ищут тебя, Валентина. Они пришли сюда за тобой, — думала я, вся передергиваясь от мелкого озноба. — Они выспались, хорошо поели, выпили по кружке горячего чаю с хлебом и тушенкой, а потом их собрал командир — может, польский, а может, и русский — и приказал схватить тебя, связать, засунуть в рот кляп, избить как следует и увезти на Лубянку. Или убить прямо здесь, в лесу, на этом самом месте, чтобы и духу твоего не осталось…»

Совершенно не соображая, что, а главное, зачем делаю, я обхватила рукоятку пистолета двумя руками, медленно подняла его на уровень правого глаза, прищурила левый, попыталась поймать сквозь прорезь маленькую черную мушку и, к ужасу своему, ничего не увидела. Тьма вокруг сгущалась, поглощая мою руку с пистолетом.

Солдаты между тем остановились, вглядываясь в темноту. Тот, что курил, щелчком отшвырнул сигарету, и она, описав дугу, опустилась где-то за моей спиной. Я мучительно пыталась угадать, куда же они направятся дальше. Если в мою сторону, то это конец — разминуться со мной или просто не увидеть меня они не могли. И тогда я решила: если они двинутся ко мне, я нажму на курок. В тот момент из моей головы вылетело буквально все: инструкции Пржесмицкого, устройство пистолета, мучительные часы, проведенные под землей, сам факт существования двух моих спутников, которые должны были находиться где-то рядом и страховать меня… Я полностью отрешилась от реальности, целиком сосредоточившись на силуэтах двух парней с автоматами.

Стерев пот со лба грязным рукавом дубленки, я на секунду покачнулась и потеряла равновесие. Понимая, что через мгновение грохнусь наземь, я схватилась за колючую лапу ели. И тут же раздался предательский треск сухого дерева.

Я даже не успела толком испугаться: буквально через долю секунды оба солдата как-то неуклюже осели и повалились на снег. Все это происходило совершенно беззвучно, словно в немом кинофильме. А лесная мгла, чисто символически подсвеченная лунными отблесками, придавала этой картине мистическую окраску…

Будь ситуация хоть чуть-чуть менее зловещей, я бы сообразила, что просто так люди на землю не падают. Однако у инстинкта самосохранения, очевидно, есть свои законы. Мозги перестают функционировать начисто, элементарная способность сопоставлять факты и делать выводы мгновенно пропадает, остается только защитная реакция. Тебе угрожает опасность, ты не знаешь, с какой стороны она подступит, но ощущаешь ее всем существом, каждой клеточкой. Ты — одна против целого мира и обязана защитить себя…

Боясь шевельнуться, не мигая, я смотрела на смутные очертания двух безжизненных тел. О своих спутниках, как сказано, я просто забыла. Как и о том, впрочем, кто такая я сама и что привело меня в это страшное место. Единственная мысль связывала меня с реальностью и не давала отключиться окончательно: где мой пистолет? Почему я не чувствую в ладони его влажной рукояти? Что я буду делать без своей единственной защиты?