КГБ в смокинге. Книга 2 - Валентина Мальцева

Таким образом, когда Вшолу ввели в кабинет Воронцова, на столе у начальника Первого управления уже лежали два сколотых листка перфорированной бумаги с плотно напечатанным текстом.

Воронцов внимательно оглядел коренастого брюнета, которого, казалось, абсолютно не смутили гигантские размеры генеральского служебного кабинета, больше похожего на фойе филармонии.

— Ну как, нравится? — негромко спросил Воронцов по-голландски.

— Что именно вы имеете в виду? — голландский Вшолы был безупречен. — Москву или ваш кабинет?

— Вы знаете, кто я? — уже по-русски спросил Воронцов.

— Естественно, нет.

— Знаете, где находитесь?

— Нет.

— Понимаете, почему вас привезли в Москву?

— Догадываюсь.

— Ну хорошо, не будем терять времени… — Воронцов еще раз взглянул на листки, затем сдвинул очки в тяжелой роговой оправе на кончик носа и, глядя на Вшолу поверх толстых линз, сказал:

— Ваше настоящее имя — Офер Тиш, вы коренной израильтянин, уроженец киббуца Галиль. Ваш отец, Вилли Тиш, родом из Голландии, из Остерволде. Ваша мать, Елена Тиш, урожденная Вайншток, приехала в Палестину в 1948 году из Черновцов. Ваши родители поженились в 1949 году, а в пятьдесят втором родились вы. Войну 1973 года вы, господин Тиш, прошли в составе отдельного разведывательного батальона. Участвовали в нескольких диверсионных вылазках в районе Суэцкого канала. Ваше воинское звание — «сеген» — лейтенант. С 1975 года работаете в оперативном отделе Моссада. Выполняли специальные задания в Бейруте, Александрии, Гааге, Тире, Триполи. В совершенстве владеете русским, голландским, немецким, французским и польским языками… — Коротким тычком среднего пальца Воронцов водворил очки на место. — Есть еще ряд деталей вашей славной биографии, господин Тиш. Однако, думаю, нет смысла тратить время на то, что вы и так знаете. Как видите, меня не особенно интересуют детали вашей работы. Вы здесь, в КГБ, исключительно потому, что ввязались в очень неприятное дело, последствия которого, вполне возможно, могут принести серьезный урон интересам государственной безопасности моей страны.

Я разговариваю с вами как коллега с коллегой: помогите мне, и я отплачу вам той же монетой…

— Простите, вы не совсем четко сформулировали условия предлагаемой сделки…

— Хорошо! — начальник Первого управления снял очки и помассировал переносицу. — Куда девалась ваша группа? Где она?

— Вы так и не нашли их?

— Не тяните время, Тиш.

— Я давал присягу. Как военный человек, вы должны меня понять. Отвечать на такие вопросы равносильно тому, что нарушить присягу.

— А умереть в двадцать пять лет — это чему равносильно?

— Случается, люди уходят и в более раннем возрасте.

— Да, но не по собственной вине.

— Боюсь, мы с вами вступаем в область философии…

— Да, вы правы, — коротко кивнул Воронцов. — На философию времени нет. На уговоры и прочие способы извлечения информации — тоже. Итак, Тиш: либо вы отвечаете на мой вопрос, либо вас уводят из этого кабинета и максимум через десять минут пустят пулю в затылок в одном из подвальных помещений.

— Вы не сказали самого главного.

— Чего я не сказал? — вскинул брови Воронцов.

— На что я могу рассчитывать, если приму ваши условия?

— Пятнадцать лет строгой изоляции за убийство нескольких граждан Польской Народной Республики и подполковника КГБ, а также за шпионаж против Польши и СССР.

— Благородно, — пробормотал Вшола.

— Более чем! — Воронцов встал и, опершись руками о полированную крышку стола, наклонился к арестованному. — Надеюсь, вы понимаете, Тиш, что по любым законам, кроме израильских, даже за десятую долю содеянного вами расстрел — единственный и стопроцентный вариант?

— Да.

— Хотите жить?

— Хочу.

— Принимаете мои условия?

— Да. Но мне нужны гарантии.

— Честное слово советского офицера.

— Я знаю, что такое честное слово офицера Армии обороны Израиля. Но не более того. Мне даже неизвестен ваш чин. Не говоря уже о том, что вы, возможно, и не офицер вовсе, а какой-нибудь высокопоставленный партийный чиновник.

— Я — начальник Первого управления КГБ СССР генерал-лейтенант Воронцов. В Моссаде мое имя знают многие. Возможно, даже такие молодые люди, как вы. Я, кстати, был в числе тех офицеров советской разведки, которые в начале пятидесятых годов инструктировали ваших соотечественников, Тиш.

— Вы не рассердитесь, господин генерал, если я вас кое о чем попрошу?

— Что еще?

— Покажите ваше удостоверение.

Воронцов побагровел. Вшола видел, что генерал по-настоящему взбешен и тратит поистине титанические усилия, чтобы сдержаться и не врезать ему в челюсть. Прошло несколько секунд, после чего Воронцов, видимо совладав с нервами, двумя пальцами извлек из нагрудного кармана темно-синего пиджака удостоверение и небрежно кинул его через стол Вшоле.

— Ну как? Теперь убедились?

Вшола молча кивнул.

— Где они?

— Где и были — в лесу.

— Весь район поиска прочесан трижды! — сорвался на крик Воронцов. — Силами двух общевойсковых дивизий. Их там нет, Тиш!

— Они там, господин генерал. Я даже могу показать вам, где именно.

— Где?

— Дайте карту.

Воронцов нажал на клавишу селектора и бросил:

— Крупномасштабную карту Западной Польши. Немедленно!

В кабинете воцарилась напряженная тишина.

Через минуту без стука вошел статный молодой человек в прекрасно сшитом костюме, молча положил перед генералом обтянутую полиэтиленом карту и вышел.

Вшола встал и, окинув карту коротким взглядом, ткнул пальцем:

— Вот здесь. С точностью до тридцати метров.

— Это тот самый район, Тиш, — почти шепотом произнес Воронцов, — который войска буквально перевернули вверх дном. Их там нет.

— Они там. Я закопал их.

— Они погибли?

— Когда закапывал — были живы.

— Ах, вот где собака зарыта… — Воронцов с любопытством взглянул на Вшолу и усмехнулся. — Хитро. Хоть и старо, как мир…

Не отрывая тяжелого взгляда от Вшолы, Воронцов нащупал трубку, поднес ее к уху и коротко бросил:

— Щербу на связь. Немедленно!..

Через несколько секунд в трубке отчетливо щелкнуло.

— Щерба? Бросай людей в квадрат 17–03. Район оцепить. Выполняй. Жду результатов!

Генерал положил трубку.

— Я выполнил свою часть сделки, господин генерал-лейтенант, — тихо сказал Вшола. — Теперь — ваша очередь.

— Вы торопитесь, Тиш. Подождем подтверждения вашей информации. Если мы их возьмем, тогда другое дело.

— А если нет?

— Послушай меня, мальчик… — Воронцов повертел в руках очки, и в его глазах сверкнул огонек. — Когда я начал заниматься разведкой, тебя еще не было на свете. Я допускаю, вполне допускаю, что ты просто тянул время. Давал своим товарищам возможность что-то предпринять и уйти. Если мои люди увидят могилу пустой, значит, так оно и есть. Значит, ты выиграл. Хотя мне кажется, что им в любом случае не уйти. Что ж… Идея самоубийства, хоть и не приемлет ее Бог, достаточно живуча. Не ты первый, Тиш, не ты последний. Подождем… Возможно, ты умнее, чем я думаю, и сохранишь себе жизнь. Но вряд ли…

Минут через двадцать коротко звякнул телефонный аппарат. Воронцов схватил трубку, плотно прижал ее к уху и, послушав, осторожно, словно она была сделана из горного хрусталя, положил на рычаг.

— Ты обманул меня, Тиш.

— Ваши люди не нашли их, не так ли?

— Именно. Не нашли. Пока не нашли. Судя по всему, твои друзья пролежали там до наступления темноты, а потом выползли из могилы. А ты, Тиш, стало быть, молчал, да? А потом, когда время вышло, заговорил и даже выторговал себе кичу вместо пули? Ты умный еврейский мальчик, верно, Тиш? А я — старый русский дурак?

— Я этого не говорил, — пробормотал Вшола.

— Этого еще не хватало, — буркнул генерал. — Прощай, Тиш. Ты оказался глупее, чем я предполагал. Нельзя обманывать старших…

Воронцов нажал кнопку, вмонтированную в панель письменного стола. В кабинет вошел молодой в штатском, который приносил карту, и коснулся плеча Вшолы.

— Уведите, — сквозь зубы бросил Воронцов, мысли которого были уже далеко от этого роскошного кабинета.

Вшола встал и пристально посмотрел на Воронцова.

— Я хочу кое-что сказать вам, господин генерал.

— Что еще? Вы знаете, где они сейчас? У вас есть информация относительно их дальнейших планов? Или?..

— Я о другом. Мне пришла в голову одна любопытная мысль. И поскольку вы — последний человек, с кем я могу ею поделиться, то я хотел бы ее высказать.

— Говорите.

— Страна, офицеры которой не держат данного слова, в конце концов обязательно развалится.

— Это все?

— Все, господин генерал.