КГБ в смокинге. Книга 2 - Валентина Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А потом?
— Потом он займется выполнением другой задачи.
— Какой?
— Любопытство не оставляет вас даже под землей.
— Его убьют?
— С чего вы взяли?
— Но ведь ему не уйти. Вы же сами сказали, что мы в капкане.
— Ну, кто-то же должен в него попасть…
— Зачем?
— У вас дома водятся мыши?
— При чем здесь мыши?
— Водятся или нет?
— Водились.
— Что вы с ними делали?
— Приглашала к обеду, — пробормотала я.
— Я серьезно.
— Как что? — я хотела пожать плечами и с ужасом убедилась, что не могу. — Ставила мышеловку.
— А когда в нее попадала мышь?
— Звала соседа, чтобы он ее вытащил.
— А потом?
— Потом ложилась спать.
— Так вот, ваши друзья поймают Вшолу и лягут спать.
— Вы идиот, Пржесмицкий?
— Что?
— Мои друзья, как вы их называете, не ложатся спать при исполнении. И они его убьют, — тихо закончила я свою загробную речь.
— Не обязательно.
— «И живые позавидуют мертвым…» Откуда это, пан Пржесмицкий?
— Из Торы. Из Библии, чтобы вам легче понять.
— Это про него.
— Про кого?
— Про Вшолу…
27
ПНР. Лодзь. Воеводское управление контрразведки
6 января 1978 года
«…Какие густые волосы, — думал Щерба, резко отбрасывая окровавленную голову Вшолы назад, на спинку жесткого стула. — И ведь, наверно, не пользуется, зараза, ничем. Просто от природы густые и красивые волосы. Такие бабам нравятся. А я вот, не успело тридцати стукнуть, уже лысею…»
Он вернулся за стол, вытянул из пачки «Явы» очередную сигарету, чиркнул спичкой и, щурясь от едкого дыма, взглянул на арестованного. В течение получаса его обрабатывали два дюжих поляка из местного управления контрразведки, пытаясь выбить хоть сколько-нибудь внятные показания, но тот орал благим матом, что не имеет никакого отношения к убийствам, хотя и признал, что был все это время с той самой группой, которую разыскивали в лесу.
— На что ты надеешься, парень? — тихо спросил Щерба, не выпуская сигареты изо рта. — Тебя взяли в ходе поисковой операции, в которой участвуют как минимум две дивизии. Тебя опознало сразу несколько человек. Твои документы — липа. На тебе и твоих подельниках — десять трупов. Десять! Вы убили кадрового советского офицера. А теперь ты отказываешься отвечать. Я не спрашиваю, кто ты, на какую разведку работаешь, мне на хрен не нужны секретные сведения, государственные тайны и прочая дребедень. Один вопрос: где они?
Вшола молчал, изредка слизывая языком кровь с разбитой губы.
— Может быть, ты сумасшедший? Фанатик какой-нибудь? Псих?.. Отвечай, твою мать! — Щерба сорвался на крик.
— Если вы не понимаете по-русски, — тихо произнес Вшола, — назовите другой язык, возможно, так до вас отчетливее дойдет, что я НЕ ЗНАЮ, где они. Понимаете, пан майор, не знаю!
— Послушай, парень, — Щерба не глядя ткнул сигарету в керамическую пепельницу. — Мы оба — профессионалы. Нет такой разведки в мире, в которой начальники приказывают своим людям умирать. Мне это известно. Понимаешь, если в течение ближайших десяти минут ты не ответишь на этот вопрос — единственный, гарантирую, — то ты уже не нужен. Никому не нужен. Я спущу тебя тут же, на месте, не консультируясь с начальством. Или сдам полякам — те разорвут тебя на части. Ты убил моего коллегу, подонок.
— Я никого не убивал.
— Заткнись! — рявкнул Щерба, обрушивая кулак на стол. — Что бы ты сделал со мной, пристрели я твоего друга? А? Говори, сука!
— Как можно признаться в том, чего не знаешь?
— Я не верю тебе. Ты врешь!
— Что мне сделать, чтобы вы поверили?
— Кто был старшим в вашей группе?
— Не было никакой группы.
— Кто те люди, с которыми ты работал?
— Я их не знаю. Мы встретились три дня назад.
— Где?
— В Варшаве.
— Точнее!
— На Маршалковской, возле цветочного магазина.
— Как вы узнали друг друга?
— Пароль… — Вшола недоуменно пожал плечами.
— Имя старшего?
— Я не знаю. Один из них — он назвался Пржесмицким — приказывал мне. А тот вовсе молчал.
— Его настоящее имя?
— Не знаю.
— Какую разведку он представляет?
— Если я не знаю его настоящего имени, как, объясните, я могу быть в курсе подобных дел?
— На какую разведку работаешь ты?
— Я не имею никакого отношения к разведке, пан майор. Я голландец. Мое имя Нехемия Риспайс. И я никого не убивал, пан майор. Мой приятель по пабу сказал, что можно неплохо заработать. Дал мне билет до Варшавы и пароль к человеку, в распоряжение которого я должен был поступить. Вот и все, пан майор.
— По мокрому, выходит, не работаешь?
— Я этого не говорил, пан майор.
— Ты — наемный убийца?
— Нет.
— Хочешь сказать, обычный уголовник?
— У нас в Голландии это называется иначе…
— Ты был на советском корабле в Гдыне?
— Был.
— Вместе с Пржесмицким?
— Да, пан майор.
— Ты видел, как он убил там двоих?
— Нет. Мне было приказано стоять на палубе.
— Что потом?
— Он вышел вместе с таможенником и женщиной. Велел мне прикрывать их отход к машине.
— Что произошло у ворот порта?
— Пржесмицкий пырнул охранника ножом и засунул его в багажник.
— В чем заключалась твоя работа?
— Прикрывать действия Пржесмицкого.
— А таможенник? Что было с ним?
— Его оглушили. Во всяком случае, в машине он был без сознания.
— Что вы сделали с обоими?
— Зарыли в лесу.
— Где именно?
— Точно сказать не могу. Километрах в двадцати от Гдыни.
— Как вы расстались с Пржесмицким?
— Мы закопали машину…
— Где?
— В лесу, метрах в ста от дороги… Я могу показать это место.
— Что потом?
— Потом Пржесмицкий дал мне деньги и велел поскорее сматываться.
— Ты приехал в страну с оружием?
— Нет, пистолет мне дал тот… Пржесмицкий. Так было обговорено еще в Амстердаме. Когда мы разошлись, я вернул пистолет.
— Какая марка?
— «Беретта».
— Значит, их было трое, так?
— Да. Пржесмицкий, другой и женщина.
— Куда они пошли?
— Честно говоря, пан майор, в тот момент меня больше заботила собственная шкура.
— То есть ты не видел?
— Мне показалось, что они направились в сторону шоссе.
— Тогда почему ты решил пробираться лесом?
— Мне нет до них никакого дела, пан майор. Я хотел лишь заработать свои три тысячи баксов. И все. В нашем деле за лишние расспросы запросто можно перо в бок схлопотать. Так что у каждого — своя дорога. Мне показалось, что возвращаться к шоссе опасно. И я пошел лесом.
— У тебя была карта?
— Карта была у Пржесмицкого. Я еще раньше приметил на ней мельницу. Думал, доберусь как-нибудь до нее, а там видно будет…
Вшола умолк. Щерба нащупал сигарету и вновь закурил.
В кабинете воцарилась гнетущая тишина.
— Откуда ты знаешь русский? — очень быстро спросил Щерба.
— Мать у меня русская.
— Как она попала в Голландию?
— После войны. Была в концлагере. Оттуда ее вытащили англичане. В сорок шестом она вышла замуж. В пятидесятом родился я.
— Как фамилия матери?
— Родина. Екатерина Васильевна Родина.
— Откуда она родом?
— Из Молодечно. По-моему, это в Белоруссии.
— Адрес в Амстердаме?
— Чей?
— Твой.
— Я живу у подруги.
— А мать?
— У матери свой дом.
— В Амстердаме?
— Нет, в Гронингене.
— Адрес?
— Бульвар Вильгельма Оранского, 140-«бис».
Щерба выключил магнитофон и потянулся. Потом пристально посмотрел на Вшолу и очень тихо сказал:
— Смотри, парень: чтобы проверить эти факты, мне понадобятся два часа. Но прежде чем ты получишь эту передышку, я хочу, чтобы ты знал: даже если твоя информация подтвердится и все действительно так, как ты тут живописуешь, — минимум пять лет польской тюрьмы тебе обеспечены. А вот если я узнаю, что все это — только трюк для оттяжки времени, ты пожалеешь о том, что родился на свет…
Когда Вшолу увели, Щерба перемотал пленку и внимательно прослушал записьбеседы. Потом поднял трубку, продиктовал данные, попросил повторить их и, сцепив пальцы на затылке, стал ждать.
Спустя пятнадцать минут требовательно зазвонил белый телефон.
— Щерба слушает!
— Ну, какие новости? — голос Воронцова звучал устало. — Что в районе поиска?
— Пока ничего.
— Все прочесали?
— Так точно, товарищ генерал. Пошли по второму разу. Люди из сил выбиваются…
— Жалеешь?
— Да не то чтобы… — Щерба замялся.
— Себя пожалей, майор, — внятно посоветовал Воронцов. — Ты понимаешь, Анатолий, что они не могли раствориться в воздухе? Что все службы включены на полную катушку? Что ни одной воздушной цели в районе поиска зафиксировано не было? Что ни одна машина из зоны оцепления не выехала?